За правой дверью была какая-то комната. Включив свет, Наташа увидела, что она – совсем небольшая, обклеенная обоями. В дальнем углу были дверцы подпола. Также в комнате находились письменный стол, диванчик, два стула, шкаф и комод. Назвать всё это старинным было никак нельзя, даже и с натяжкой. Всё это было банально старым. Покинув комнату и открыв противоположную дверь, Наташа едва осталась жива от ужаса. На неё кто-то бросился.

Этот кто-то, судя по его натиску, был опасен. Шарахнувшись от него, она нанесла удары: сперва – рукой, а затем – ногой. Удары попали во что-то мягкое и должны были бы уничтожить его на месте – ведь у Наташи, претендовавшей на мировое золото по дзю-до, был и чёрный пояс по каратэ. Но они отнюдь не парализовали врага. Более того – оно, это мягкое, даже их не почувствовало. Захрюкав, оно толкнуло Наташу так, что та чуть не проломила спиной дверь комнаты, затем ткнуло – но уже с нежностью, в требующее нежности место между ногами.

– О, дервиш! – вырвалось из груди Наташи, – клянусь аллахом, ты пьян!

Дервиш не был пьян. Он был поросёнком. Сообразив, что к чему, а главное, убедившись, что поросёнок ведёт себя дружелюбно – в меру своих представлений о дружелюбии, бронзовая призёрка Олимпиады утёрла слёзы. О, эти слёзы беспомощности, позора и унижения! Их когда-то видел весь мир. Целый миллиард дураков, взахлёб упивался её, Наташкиной, болью после того, как она не только позволила припечатать себя к татами и заломить себе руку, но и додумалась разреветься. Теперь свидетелем её слабости стал один поросёнок, который явно не был склонен к злорадству. Больше того – он хотел дружить: обнюхивал, хрюкал, тыкался пятачком в колени. Но было также обидно. Громко послав будущее сало ко всем чертям, Наташа вернулась в комнату с русской печью и, сев за стол, откупорила бутылку рома. Пила она из железной кружки, взяв её из буфета.

Какая-то очень странная тишина стояла и за окном, к которому присосался белый свет фонаря, и в доме. Она казалась Наташе странной ввиду наличия поросёнка. На её взгляд, он должен был топать, хрюкать, что-то ещё вытворять подобное этому. Если он ушёл в сад жрать яблоки, почему не доносится хруст и чавканье? Свиньи жрут очень громко. Да уж, загадка! Вторая порция рома мало-помалу вернула Наташе бодрость. Выкурив сигарету, она решила слазить и на чердак. Что, если и там обитает какое-нибудь чудовище? Уж ему-то она покажет, на что способна!

Тут за окном послышался шум мотора. К дому подъехал чёрный автомобиль. Это была "Шкода".

– Там поросёнок, – зловещим голосом сообщила Наташа, когда Матвей и Рита вошли. Голос прозвучал настолько зловеще, что они поняли: рому выпито много.

– А! Это Сфинкс, – объяснила Рита, – он что, тебя напугал? Ты выпустила его?

– Как его зовут? – вскричала Наташа.

– Сфинкс.

– Поросёнка? Сфинкс? – так же удивился Матвей, садясь на диван, – А почему Сфинкс?

Рита сняла туфли. Поставив их возле печки, прошлась по комнате.

– Потому, что раньше в соседнем доме жил поросёнок, которого звали Сфинкс. Он был моим другом.

– А почему того звали Сфинкс? – пискнула Наташа, взяв со стола большое жёлтое яблоко и лениво его куснув.

– Потому, что я дала ему это имя.

– А почему ты дала ему это имя?

– Как – почему? Поросёнок – свин. Почти Сфинкс.

– Банально!

– А кто сказал, что я претендую на искромётность?

Сев на диван, Рита закурила. Потом стянула колготки. Ноги у неё были белые, как лицо Наташи во время драки со Сфинксом. Узрев, какими глазами на них смотрит Матвей, спортсменка злорадно задрала нос.

– Ого! Я вижу, на кладбище секса не было?

– Судя по торжеству в твоём голосе, здесь он был, – заметила Рита, – надеюсь, ты хотя бы предохранялась? Я с диким ужасом представляю помесь свиньи и курицы.

– Сама курица, – улыбнулась Наташа, – скажи, зачем тебе Сфинкс? Ну зачем, зачем? Ты что, любишь сало?

– Я люблю смерть.

Матвей и Наташа переглянулись.

– Ты будешь резать его сама? – спросила последняя.

– Нет. Более того – никто его не зарежет. Он будет жить, пока я жива.

– Так при чём здесь смерть?

– То есть как при чём? Сфинкс – хранитель смерти. Он бережёт покой её самых щедрых и пламенных почитателей – фараонов.

– Но ты ведь не фараон, ты Наполеон, – напомнил Матвей, – зачем тебе Сфинкс?

– Ты плохо знаешь историю. Я Египет завоевала.

– И что с того?

– Вот ты странный! Давай я тебя спрошу, зачем тебе руль от "Шкоды", которую ты купил?

– Да это ты странная, если даже не знаешь, что тот, кем ты назвалась, потерял Египет вместе со Сфинксом! Он всё, вообще, потерял. И умер на острове.

– Это крайне невежливо – говорить о присутствующих в третьем лице, – разозлилась Рита, вытянув ноги, – тебе бы так находить,как теряю я! Тебе бы рождаться так, как я умираю. А утверждать, что я потеряла Сфинкса – вовсе нелепо, поскольку я могу его предъявить.

– А кто кормит Сфинкса в твоё отсутствие? – пресекла нелепый конфликт Наташа, – мне почему-то кажется, что он просит жрать ежедневно, даром что каменный.

– Тётя Маша, соседка. Впрочем, отныне кормить его будешь ты.

Наташа от удивления чуть не выронила бутылку, взятую просто так, для ознакомления с этикеткой.

– Я?

– Ну, конечно. Разве тебе не хочется здесь пожить месяцок-другой? Продуктами я тебя обеспечу.

Где-то вдали – должно быть, на самом краю деревни, пропел петух. Ходики пробили четверть четвёртого. До зари оставалось более двух часов. Матвей, взяв бутылку из рук задумавшейся Наташи, также воззрился на этикетку.

– Матвей, не пей,– попросила Рита, пуская дым, – мы с тобой поедем сегодня, повезём яблоки на продажу. Кстати, какая у твоей "Шкоды" кукурузоподъёмность?

– О, наконец-то кто-то со мной согласился! – возликовала Наташа, приняв, судя по всему, некое решение, – Я всегда утверждала, что кукуруза – это сорт яблок, полученный путём скрещивания кукушки с арбузом!

Матвей сказал, отвечая на вопрос Риты, что грузоподъёмность "Шкоды" – полтонны, но он поедет немедленно и без яблок. С этими словами он встал, вернув Наташе бутылку.

– Жаль, – произнесла Рита, – а я рассчитывала, что ты меня перед сном проводишь кое-куда.

– Куда? На другое кладбище?

– Именно. И оно понравится тебе больше первого, я уверена. Там могилы совсем другие.

Заметив, как изменилось лицо Матвея, Наташа прыснула.

– Она шутит! Дура она. Ты должен её проводить туда, где шляется сейчас Сфинкс.

– Он наверняка как раз там и шляется, – возразила Рита.

– Где – там? На кладбище, что ли?

Бросив окурок в печь, Рита поднялась.

– Пойду прогуляюсь в сад. Кто со мной?

Желающих не нашлось. Наташа хихикала, наполняя кружку. Матвей стоял, опустив глаза.

Через чёрный ход, обследованный Наташей, Рита спустилась в сад. Уже ощущалась близость рассвета. Было свежо. Роса на траве лежала обильная, будто дождь прошёл. Сфинкс сидел под яблоней и с печалью о чём-то думал. Увидев Риту, он хрюкнул, да этим и ограничился. Ничего ему не сказав, Рита прогулялась к забору, стараясь не задевать голыми ногами крапиву. Яблок валялось на земле тьма. Корыто с водой, стоявшее у смородиновых кустов, казалось бездонным.

До вторых петухов простояла Рита возле забора, глядя на Млечный путь, поблекший перед зарёй. Курила. Ей было очень тоскливо и , вместе с тем, очень радостно. Она словно прощалась с кем-то навеки, осознавая, что так оно будет лучше. Прямо над садом вспыхивали зарницы. Подбежал Сфинкс. Погладив его, Рита вместе с ним отправилась спать. Он свернул к себе. Она поднялась в верхнюю часть дома и, зайдя в комнату, никого там не обнаружила. Между тем, машина под фонарём стояла.

Глаза у Риты слипались, и она стала стелить постель. Тут они вернулись. Скрип половиц в сенях дал понять, откуда. Из нижней комнаты. Да, диванчик там, в отличие от кроватей в избе и горнице, не скрипел.

– Риточка, про второе кладбище расскажи, – потребовала Наташа, садясь за стол.Матвей сел напротив. Он выглядел утомлённым.