Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– На Выселках?

– Да.

– А это была большая деревня?

– Нет, совсем небольшая.

– А почему её больше нет?

– Ну, как почему? Многие деревни исчезли с лица земли после революции. До сих пор они исчезают, а города растут. Это неизбежный процесс.

– Слушай, а зачем ты перед отъездом крышу латаешь? Она ведь, вроде бы, не течёт.

Старик улыбнулся, размазывая по стыку гудрон.

– А вот поздней осенью прольёт дождь, а потом ударит мороз, лёд крышу растянет, и может быть повреждение. Её надо как следует укрепить.

– Иван Яковлевич, пора железную крышу класть, – прошамкал, проходя мимо, дядя Володя, электрик, – С праздничком тебя, дорогой!

– Тебя также с праздником. А железная крыша дорого стоит. Не потяну.

Замедлив шаги, электрик с прищуром оглядел Риту и усмехнулся, показывая довольно редкие зубы.

– Да ты бы внучку поменьше баловал тряпками – глядишь, денег было бы больше!

– А ты бы, дядя Володя, меньше совался не в своё дело – глядишь, побольше было бы у тебя зубов, – дала совет Рита. Дядя Володя загоготал и поплёлся дальше. Дед промолчал. Несколько минут было весьма тихо, так как детей и щенка загнали домой. Иван Яковлевич курил одну за одной, ползая по крыше с ведёрком и черенком сапёрной лопатки, которым он наносил гудрон. И вдруг очень высоко в ярко-синем небе раздался грохот – такой, что дрогнул забор, к которому прислонялась Рита. Она испуганно подняла глаза, и, увидев в небе лишь самолёт, который белел на очень большой высоте, протягивая туманный след за собой, спросила:

– Дед, а это что грохнуло?

– Самолёт, – спокойно сказал бывший офицер, отбрасывая окурок.

– Как – самолёт? Он, что потерпел крушение?

– Нет, конечно. Преодолел звуковой барьер. Скорость звука помнишь?

– А как же! Триста метров в секунду.

– Так вот, когда самолёт преодолевает…

– Дед! Леший с ним, с самолётом! – крикнула Рита, поверив в то, что ничего страшного не случилось, – кто жил на Выселках? Ты не знаешь?

Дед не обиделся, потому что был в приподнятом настроении.

– Риточка, я ведь родом-то не оттуда. И не отсюда. Но слышал я, что там жил какой-то Мутлыгин, лесопромышленник.

– Кто? Мутлыгин?

– Да. Говорят, он прожил почти сто лет, детей своих проклял, а всё имущество отписал каким-то монастырям. Я слышал легенду, что в ночь перед погребением он бесследно исчез из гроба, и гроб зарыли пустым. С тех пор ходит слух, что эта могила ждёт своего хозяина. Но другого, так как Мутлыгина чёрт не выпустит.

– А когда он помер?

– До революции.

Рита крепко задумалась. Иван Яковлевич ей не мешал,чтобы и она ему не мешалась.Оторвала её от дум Танька. Она шла вниз с двумя подруженциями, которые враждовали с Ритой уже лет пять. Одетые лишь слегка, но концептуально намакияженные, три дамы переставляли длинные свои ноги с модельной грацией и бросали по сторонам такие победоносные взгляды, будто вокруг был Лос-Анджелес. На пути у них оказалось стадо гусей с гусятами. Вступив с ними в ожесточённую перебранку, девушки одержали верх, и птицы попятились. Три старухи, которые шли навстречу, сделали девушкам замечание. Те, ни слова не говоря, продолжили путь. Заприметив Риту, Танька отстала от двух подруг, что-то им сказав, и подплыла лебедем. Изогнула бровь.

– Ну, здравствуй, Марго. Что ты здесь стоишь? О, здравствуйте, Иван Яковлевич! Высоко залезли. Не упадите.

– Здравствуй, Танечка, здравствуй, – скорее сухо, чем ласково произнёс Иван Яковлевич, – купаться идёшь?

– Нет, что вы! Купаться после второго августа не желательно. А сегодня – двадцать восьмое. Просто иду гулять. Ты где была, Ритка? Тебя искали тут всей деревней. Думали,всё!

– Я просто гуляла.

– Просто гуляла она! Вот дурочка. Ох, и внучка досталась Вам, Иван Яковлевич! Взяла бы её да выдрала, дрянь такую. Сегодня с нами пойдёшь?

– Куда? – без всякого интереса спросила Рита.

– Да мы на пруд собрались, карасей ловить. Костёрчик там разведём, пожарим карасиков.

– Вы сначала поймайте хоть одного, – сказал Иван Яковлевич, достав папиросы из пиджака, – Ты думаешь, это такое простое дело?

– Ну, испечём картошечки.

– Не с чужого ли огородика?

– Нет, свою возьмём. Ну что, пойдёшь, Ритка? Там Дашка будет, Алёшка, Вика, и все, все, все.

– Нет, я не пойду, – отказалась Рита, – мы с дедушкой к Ильичёвым приглашены. Сегодня ведь праздник.

Гордое лицо Таньки слегка скривилось на одну сторону.

– А тебе-то что делать там? Старушечьи песни петь? Сало жрать? Ты его не жрёшь. Или жрёшь?

– Да при чём здесь сало?

– Да как-при чём? Тётя Маша сало туда потащит. Она сегодня хряка зарезала раньше времени. Говорит, большой очень вырос. Дальше растить нельзя – не вкусный получится. Так что, думай, Риточка, что вкуснее – сало или картошка.

На другой день Рита в первый раз оказалась в психиатрической клинике.

Глава десятая

За окном белела заря. Матвей по просьбе Наташи выключил свет, и теперь они, сидя за столом, опять казались друг другу полными тайн, как пару часов назад. Но странное дело – тайны те раскрывать ни ему, ни ей уже не хотелось, как не хотелось бы читать книгу пафосного и слабого автора.

– И вот эта самая тётя Маша теперь заботится о твоей свинье? – спросила Наташа, глядя на Риту, которая от начала и до конца рассказа ни разу не поднялась с постели и не открыла глаз. Она говорила, будто во сне – монотонно, слабо, но внятно.

– Да, – слетело с её чуть дрогнувших губ, – да, вот эта самая тётя Маша теперь заботится о моей свинье. А почему нет. Ведь это моя свинья, и ни у кого нет права её зарезать.

– А что потом стало с Дашкой? Она жива?

– Да, она жива. Но живёт не здесь. У неё – два сына.

– А с Викой?

– С Викой? Я слышала, что она уехала за границу, вышла там замуж. Потом вернулась, кажется. Больше я ничего не знаю о ней.

– А про Димку что-нибудь знаешь?

– Про Димку – да. Он стал вором. Его поймали и посадили. Через пять лет он вышел и снова сел.

– До сих пор сидит?

– Я не знаю. Возможно, умер. Он был болезненный.

– Интересно! А он на чём специализировался?

Рита вдруг повернула голову к собеседнице и открыла глаза.

– Наталья, давай условимся: это был последний вопрос о нём. На квартирах.

– А что там было, на том надгробии-то? – вступил в разговор Матвей. Рита улыбнулась.

– Этого я сказать не могу.

– Почему не можешь?

– Да потому, что хочу забыть. А если я буду это произносить, то вряд ли забуду. Я ни за что бы не рассказала эту историю, если бы не Наташа. Ты видел сам – впилась, как пиявка.

– Тебе сейчас тридцать пять?

– На прошлой неделе стукнуло.

– Ты ничем таким не болеешь?

– Да так, слегка, – произнесла Рита, поколебавшись, – почка побаливает. Она у меня одна.

– Матвея интересуют другого рода болезни, – шёпотом проорала Наташа, склонившись к Рите и в виде рупора приложив ладони ко рту, – он презервативы забыл купить!

– Так стало быть, ты ему предъявляла справку от венеролога?

– Нет, конечно! Я его изнасиловала,как ты двадцать лет назад этого несчастного Диму. Шучу, шучу! Между нами не было ничего. Мне, по крайней мере, так показалось.

Под издевательское хихиканье Матвей встал, давая этим понять, что некоторым длинный язык дан отнюдь не для разговоров, и подошёл к окну. Сдвинул занавеску, висевшую на струне. За окном росла старая, развесистая рябина, отягощённая гроздъями. Ранним утром деревня казалась вымершей. Перед самым рассветом ветер понагнал облаков, так что было пасмурно.

– Здесь совсем колхозников не осталось? – спросил Матвей, глядя на пустую дорогу между домами, в которых трудно было представить тех, кого описала Рита в своём рассказе.

– Почти, – сказала последняя, – все – на кладбище.

– Но оно совсем небольшое. Может быть, здесь ещё одно есть поблизости?

– Третье, – вновь подала писклявый голос Наташа, – но только я о нём уже не желаю слушать. Это какое-то некрофильство! Я хочу спать. Где мне лечь?

14
{"b":"758783","o":1}