– Послушай меня, старая карга, если хочешь выжить.

Мерзкая старуха перестала возиться, что-то стала мычать.

– Матвей только при вашей девчушке тихий и добрый. А так он зверь и убийца. И на его ушкуе еще тридцать таких же. И все его команды исполняются беспрекословно. Поэтому если ты, сволочь, поднимешь шум сейчас или полезешь в это после – тебя убьют. Если Елену не отдадут за него, он возьмет дом купца приступом и утащит ее невесть куда. А охрану, собак и особенно одну мерзкую приживалку – вырежут. Они к этому все привычные, руки постоянно по локоть в крови.

Бабка сникла, поняв в какую кашу может влезть. Велел своим орлам: на всякий случай держите пока. От этих женщин никогда не знаешь, чего ожидать. Их поступки логике не поддаются. Эмоции и чувства перешкаливают. И это там, в нашем времени, где они живут, работая. А здесь, думаю, это еще сильней выражено. Сам отвязал тряпку с головы, велел: выплюнь платок изо рта. Ну все – улик против скоморохов нет. А главное, как пишут в милицейских протоколах, – следов побоев не обнаружено.

Парни было взялись переговариваться. Они еще не знают, что даже подчиненные сотрудницы навек запомнят сказанное тобой неосторожное слово. На работе, даже если от этого зависит человеческая жизнь, могут забыть все, что угодно. Но сказанное тобой о себе, всегда может быть использовано. А что мои тут лишнего сейчас сболтнут, не угадаешь. Негромко, но очень внятно сообщил:

– Кто еще без команды раскроет рот, выгоню навсегда! Никакие объяснения, извинения, уговоры не помогут.

Заткнулись. В блаженной тишине внимательно следил за влюбленными. Вот они закончили, и взявшись за руки, медленно пошли.

– Старуху отпустить!

Проплыли мимо нас. Елена тихо и задумчиво позвала.

– Ефросинья… домой…

Мы приотстали и пошли следом. Девушка с жаром живописала:

– Буду бороться! Закричу, докажу!

Матюшка от сладких речей любимой тихо млел.

– Только все это без толку, – вмешался я, до этого времени игравший лицо без речей.

Лена остановилась, развернулась и также эмоционально спросила:

– Почему это?!

– Только обозлишь. У девочек свои, более верные и безотказные способы добиться своего. Сидеть и лежать печально при матери. Отцу плакать, особенно когда он ест или выпил немного вина. На мужчин это действует очень сильно. Ближайшие дни ничего не рассказывать. Надеюсь, старушка промолчит?

– Да, да, – подтвердили в два голоса. Старая карга уже тоже старалась дуть в нужную сторону. Жить-то неимоверно было охота!

– Если все делать только так, результат будет виден очень быстро. Как бы они не донимали, ближайшие дни – перетерпеть. Родители, думаю, перепробуют все: уговоры, подарки, гулянья, сватовство. Матушка будет пытаться выведать через твоих подруг, в чем дело, поэтому, даже если дружите с детства – молчок. Она найдет к ним ключик. Поэтому с подружками беседовать только о самоубийствах. Дать понять, что никакие другие темы тебя не интересуют. А вот про это горячо будешь обсуждать.

– А про что тут говорить? – вклинился Матвей.

Да, ему это абсолютно чуждо. Обвел взглядом музыкантов. Не дай бог, еще эти начнут умничать. Народ безмолствовал.

– О том, чем можно отравиться и где это берут. Простит ли бог, велик ли грех. Чем плохо быть похороненной не на кладбище и без попа. Вот ушкуйники же гибнут невесть где. Побольше стараться собрать об них сведений. Как живут, не сильно ли пьют горькую, не гуляют ли от жен, ну и чего еще самой придет в голову. Будут говорить о купцах, особенно отец, не спорь, гляди в сторону. А в конце – скажи: ушкуйники тоже торгуют. В конце концов мать сделает правильный вывод. Подойдет и спросит: кто этот ушкуйник? И расскажешь все что хочешь.

– А отец?

– Она его махом переубедит.

– Откуда ты все это знаешь?

– Мне уже далеко за пятьдесят, девочка. Вам с Матвеем в два раза меньше.

– Но он тоже умный!

– Умнейший. А кое в чем гораздо опытней меня. Мы с ним оба кем-то командуем. У меня пять человек, а у него – тридцать. Напади сейчас разбойники, меня сразу убьют. А он поражений не знает, всех побьет. Это я не сам придумываю. Его друзья, у них свои ушкуи, вместе плавают. Говорят, что очень храбр, просто безудержно. Прозвище – Смелый.

Она уже глядела на него безотрывно.

– А мне показался таким робким…

– Это только с сильно любимой. А так он ради тебя горы свернет, из горящей избы вынесет, всегда для семьи заработает. Пить горькую не любит. Может принять рюмку из уважения, а чаще отказывается. А главное – жизнь за тебя отдаст не раздумывая.

Елена разрумянилась, глазенки горят. Женщины любят ушами. Народ не ошибается.

– Вам с Ефросиньей, наверное, уже пора?

– А… да, мы, наверное, пойдем…

Скоро подошли к калитке, девушка шепнула Матвею на прощанье.

– Завтра буду ждать в церкви.

Они зашли внутрь. А мы погнали ближе к кабаку. Там я раздал каждому музыканту по рублю. Договорились о завтрашней встрече и, страшно довольные заработком, сияющие, как после получения Нобелевской премии, музыканты разбежались. Неужели! То не было даже на еду, а тут каждый день деньги и не малые. Не было ни гроша, да вдруг алтын…

– Пошли поедим, плачу, – позвал меня ушкуйник-счастливец.

Вошли, присели. Подбежал обрадованный Олег.

– Милости просим, гости дорогие! Сегодня, видно, спокойный день у ушкуйников.

– Почему?

– А вы без сабельки.

Посмеялись, сделали заказ. Половой погнал на кухню. Поговорили. Оказалось, что ушкуйник не мог утром есть из-за волнения – вдруг замечательнейшая девушка Новгорода не обратит на нас внимания.

– До последнего не верил! А ты молодец: все и спел, и сказал, как было нужно. Без тебя, будь я один, ничего бы не получилось!

Это тебе не половцев резать, – гордо подумалось великолепному скромняге – мне.

– Ну ты же ослаб, не дирижировал. Я даже усомнился, скажешь ли чего, когда стоять будете рядом. Гляжу – оживился, говоришь.

– Меня при ней оцепенение взяло. Про то, что руками надо махать, совсем забыл. Но ты все правильно доложил – кто я, как зовут, что хочу жениться. И мы с ней все обсудили. Замуж она за меня пойдет, родителей уговорит. Узнал, что Елена, когда мы ходили к половцам, переживала – вдруг бросил. И, спасибо тебе за то, как ты мои качества расписал. Мне бы она, может, и не поверила.

– А знаешь, что главное в моих восхвалениях?

– Что?

– А то, что теперь, если родители сильно будут упорствовать, ее силой утаскивать не надо. Куда скажешь, туда и пойдет.

– Не очень-то верится.

– Ну дай бог, обойдется без этого.

Акимович уже натащил всего. Водки брать не стали, оба не любители, пиво не уважаем. Матвей высказал свою точку зрения: это для немцев. Я с раннего утра есть не особенно люблю, у квартирной хозяйки перед уходом хватанул всего лишь вареное яичко с каким-то взваром. Поэтому на местных гусей-лебедей накинулись как стая оголодавших волков. В основном наевшись, стали разговаривать.

– Да, выручил ты меня. А то сидел, горевал, не знал с чего начать, вроде уже все перепробовал – плохо дело. И тут ты – и с такой мыслью! Я бы и за десять лет такого не выдумал. Не дано. Друзья ничего путевого посоветовать не могли – одна у них идея – хватай и увози!

Я сидел и думал: как говорят французы – тысяча голов лягушек не заменят одну голову лосося. Ума у меня не вот, что палата, но всегда был склонен к нетрадиционным решениям.

– Если все получится, после свадьбы – проси, чего хочешь. Все отдам, что могу, все сделаю.

– Деньги ты мне уже заплатил, больше не спрошу. А вот помочь, когда решишь, что пора пришла, помоги.

– Если в моих силах…

– Я вот о чем: ты как биться можешь?

– Прибить кого надо? Покалечить или убить?

Моральных проблем на привычном занятии не возникло никаких.

– Нет такой заботы пока. Проблема в том, что меня самого вчера думали избить, а по дороге пытались убить.

– И как же ты вывернулся? Боец хороший?