Я подошел к столу, открыл дверцу, заглянул туда – пусто, и полез внутрь.

И сразу же стукнулся головой о заднюю стенку стола.

Не веря себе, я попробовал снова. С тем же результатом.

Вылез назад.

Оранжевокожий туземец с недонесённым до рта куском на кончике ножа смотрел на меня.

– Это что, – поинтересовался он наконец, – гуляешь в стол для аппетиту?

И снова задвигал челюстями.

– Лучше поешь, потом вздремнём немного, – сказал он, отрезая себе кусок. – Тебе тяжковато здесь придется, пока не привыкнешь, так что отдохнем сперва. Я знаю, о чём говорю, я сам нездешний.

Никогда не упускай возможности выспаться и подзаправиться, говаривал прапорщик Лягай. Это я к тому, что вдруг впервые за долгое время мне захотелось есть. К тому же уставшим я был, как чёрт знает кто.

И я присоединился к хозяину.

– Вставай, нам пора!

Что такое? Чёрт, опять это… Я, протирая глаза кулаком, сел на кровати. Впрочем, это не кровать была вовсе, а сундук. Я спал на сундуке, том самом, на котором мы ели.

Туземец стоял голый по пояс, пританцовывая от нетерпения, и смотрел на меня требовательно.

– Сколько можно спать, побежали!

С обнаженным торсом он выглядел ещё внушительней, с такой античной мускулатурой и безобразным шрамом справа – там, где кончаются рёбра. Выглядел шрам так, словно в этом месте была когда-то нешуточная рана, и в этой ране банда неумелых хирургов ковырялась всяк на свой лад.

– Погоди, – сказал я. – Я не хочу бежать куда попало. У меня дело есть.

– Дело? – тут же откликнулся он. – Рассказывай.

– У меня сын пропал.

– И ты из-за этого переживаешь? – он глядел на меня с любопытством.

– Да, – сказал я. – Я из-за этого переживаю.

– Интересно, интересно, – он даже пританцовывать перестал. – Расскажи.

– Его увёл бабайка. Ну, такое создание…, – начал объяснять я, увидев недоумение на лице собеседника. – Похоже на плюшевого медвежонка.

– Плюшевого?

– Ёкалэмэнэ… Это… – я пощелкал пальцами, – такая искусственная ткань…

– Искусственная?

– Стоп, погоди, – я почувствовал, что надо бы взять паузу. И потом, подумалось вдруг мне, плюш-то не обязательно искусственный. Но вслух я об этом говорить не стал. Так я и сам запутаюсь, и его запутаю.

– В общем, так. У меня пропал сын. Я хочу его вернуть. Для этого мне надо найти существо, похожее на игрушечного… на маленького медвежонка в очках. Оно умеет говорить, и с ним должен быть мой сын.

– Очень может быть… может то, что надо, – пробормотал он. Видимо удивление явственно проступило на моём лице, потому что он неожиданно пустился в объяснения.

– Понимаешь… это сложновато объяснить в двух словах. Я… я думаю, что был за что-то наказан. И меня забросили сюда. Без памяти, – тут он неожиданно улыбнулся. – Ничего не помню… только знаю, что должен делать какие-то поступки. Не знаю какие, – он растерянно развёл руками и улыбнулся.

И я увидел, что у него голубые глаза.

Но он тут же моргнул, и глаза стали тёмно-оранжевыми.

– Ладно, пошли, – сказал он.

– Куда?!

Наверное, показалось.

– Попробую тебе помочь. Спросим у кое-кого, глядишь, и получим ответы.

А собственно, на что мне было рассчитывать?

Под лежачий камень вода не течёт, так ведь? Но сначала надо хотя бы…

– Извини, пожалуйста, всё как-то случая не было… Григорий, – и я протянул ему руку.

Он посмотрел на протянутую руку, хмыкнул и вышел из хижины.

По-моему, он меня не понял.

Бардак какой-то. То есть более подходящего слова в моём лексиконе попросту нету.

Беспорядочно стоящие дома.

Беспорядочно разграфленная полями равнина.

Беспорядочно передвигающиеся люди.

И мы бежали от дома к дому, и задавали этим людям один и тот же вопрос: вы не видели маленького говорящего медвежонка?

Хотите знать, как это выглядело? Давайте тогда, к примеру, возьмём пекаря.

– Эй, пекарь! Ты мальчика не видел? С говорящей игрушкой?

Обалдеть, подумал я, вот простота, нас же засмеют.

– С какой игрушкой? – пекарь, похоже, нисколько не удивился, знай мял большой деревянной лопаткой тесто в кадушке. Хорошо мял, мускулы так и ходили. И сам всё время шевелил ногами, словно пританцовывая на месте.

– Медвежонок в очках, – сказал я.

– Он плохо видит?

– Кто? – удивился я.

– Медвежонок, – сказал пекарь.

– Это игрушка, – пояснил мой компаньон.

– А зачем тогда ей очки? – подумав, спросил пекарь.

– Может, он читает много? – спросил мой компаньон у меня.

– Почему читает? – находчиво ответил я вопросом на вопрос и вытер пот – у пекаря было жарко.

– Ну, – пожал плечами мой компаньон. – Он же разговаривает.

– Игрушка? – спросил пекарь.

Началось, подумал я.

– Ага, – сказал компаньон.

– Ну и что, – сказал пекарь. – Подумаешь, разговаривает.

– Но ведь он в очках, – упорствовал мой компаньон.

– Вообще-то не знаю, – сказал я. – Может и читает.

– Ха, – сказал пекарь. – Любознательная игрушка. У кобры тоже очки, так может она тоже читает?

– Да, кстати, – сказал мой компаньон. – А где у него очки? На глазах?

– Да, – сказал я.

Д’Артаньян почувствовал, что тупеет, вспомнилось вдруг.

– А у мальчика? – спросил пекарь.

– Что у мальчика? – переспросил мой компаньон.

– У мальчика есть очки? – терпеливо спросил пекарь.

– У мальчика есть очки? – тут же обратился ко мне мой компаньон.

– Ему четыре года всего, – сказал я.

Эти двое переглянулись.

– Туповат, – сказал пекарь.

– Он нездешний, – сказал мой компаньон.

– Слушай, перестань, а? – сказал пекарь, и встал покрасивше. – Что за неприязнь такая к неместным? Они что, тупее всех? Надо быть терпимее. Только снисходительность к недостаткам других позволяет нам становится лучше…

– Ты не ответил на вопрос, – снова обратился ко мне мой компаньон, не обращая внимания на спич пекаря.

– Какой вопрос?

– У мальчика есть очки? – спросил мой компаньон. С ласковыми такими интонациями. Так говорят с тяжелобольными. Попейте бульончику, давайте пописаем, вы что, с ума сошли – никакого пива, вы узнаёте этого человека? и так далее…

– Нет, – сказал я.

– Тогда не видел, – сказал пекарь. – Обратитесь к лекарю. Он везде бывает.

– Спасибо, – сказал я. Повернулся к выходу и увидел, как шустро выбегает из хижины пекаря мой компаньон.

Мы бегали по улицам битых два часа. Впрочем, как я уже упоминал, улиц, в нашем понимании этого слова, тут не было.

Хаотичное нагромождение домов. Я даже не понял, кончается где-нибудь это поселение или так и тянется за горизонт.

Лекаря видели везде. Везде он «только что был, да ушёл». И направления, куда он ушёл, нам показывали самые разные. Вследствие этого были места, мимо которых мы пробегали несколько раз.

Одно меня смущало – все, кого мы видели, производили впечатление людей на редкость здоровых. Зачем здесь нужен лекарь, было для меня загадкой полнейшей.

– Ладно, пока хватит, – неожиданно мой компаньон остановился. – Хочется есть и скоро ночь. Пошли домой.

Очень кстати, подумал я, поскольку усталость валила меня с ног.

И мы пошли домой.

Поправка: понеслись легкой рысцой.

Хороший ужин – это хорошо. Хороший ужин и интересная беседа – это уже удовольствие.

А так себе ужин и интересная беседа – это как? Тут, наверное, всё зависит от того, насколько беседа интересна. А это, надо признать, была очень познавательная беседа.

Так вот, говоря попросту, это мир хаоса.

Государств нет. Они даже слова такого не знают.

Каждый сам за себя. Они настолько индивидуалисты, что у них даже имен нет. Ведь твоё имя нужно не тебе, а тому, кто с тобой общается.