– Вот что я тебе советую, – ответила Глория Лиле на очередную безумную идею, связанную с факультетом режиссуры. – Творческие профессии вроде актёра или режиссёра привлекательны, но для их изучения не требуются десятки лет, ты можешь их с лёгкостью изучить на дополнительных вечерних занятиях и испытать, даже не имея ни образования, ни опыта. А возможность найти лекарство от смерти у тебя только одна, и она связана с генетикой. Подумай об этом.

Не то, чтобы Глория сильно верила в то, что можно стать актёром или режиссёром без должной подготовки, но это было определённо проще, чем наука. По лицу Лили было видно, что она уловила нужную мысль, поэтому дочь просто перевела тему.

– Я тут разговаривала со своей подругой. Она сказала, что собирается поступать в медицинский, потому что боится старости. Ей так нравится её лицо, что она хочет найти способ оставаться всегда молодой. Она боится морщин. Вот глупость-то, да? А то, что она всё равно умрёт и её красивое молодое лицо сгниёт в земле, её не волнует…

– Волнует, это всех волнует, но она не признается в этом. Людям несколько последних тысячелетий постоянно внушали, что бояться смерти – постыдно.

– Кто? – Лилия никогда не обвиняла Глорию в её выдумках и сказках, но лет с пятнадцати стала подвергать все высказывания матери тщательным проверкам и анализу, задавая десятки уточняющих вопросов.

– Те, кому выгодно посылать других на смерть. Люди всегда восхваляли смелость, приравнивая её в первую очередь к готовности пожертвовать своей жизнью или, иначе говоря, умереть. Я ведь тоже всем говорю, что меня волнует именно вопрос старения. Не потому что меня действительно волнует вопрос старения или я боюсь морщин, а потому что сказать людям о своём желании найти лекарство от смерти было бы опрометчиво. Они не поймут и не признают эту цель, приняв её за идею-фикс, которую будут регулярно высмеивать, приводить социальные, экономические и политические доводы против нового бессмертного мира и строить моральные преграды на пути к моей цели, потому что бояться чего-либо значит быть трусом, считают они. Только все забывают, что страх придуман природой как раз для самосохранения. Страх смерти должен был давно породить острую необходимость в бессмертии. Так и было бы, если бы не надуманная и бессмысленная смелость в вопросе жизни и смерти и потребность в войнах. Сейчас же мне никто не мешает работать над лекарством от смерти, потому что все думают, будто я разрабатываю лекарство от болезненной и неприятной старости, которой все желают избежать.

Несмотря ни на что, Глории всё же удалось самое главное – удержать интерес Лили на науке. Глория не говорила, что Лиля обязана выбрать этот путь, но всячески убеждала, что другие пути бессмысленны, неинтересны и ошибочны.

Хотя при поступлении у Лили были небольшие трудности из-за домашнего обучения, реальные знания и немного настойчивости при личной беседе с ректором перевесили все формальности. В первый день учёбы в честь поступления Глория подарила дочери кулон из белого золота в виде знака бесконечности. Он так понравился Лиле, что она с ним ни на день не расставалась, а когда ей становилось страшно или требовалась поддержка, она всегда его крепко сжимала и целовала. Ей сразу становилось легче, как если бы невидимый защитник вдруг появлялся за её спиной.

Лиля уже была на второй курсе института, изучала генетику и параллельно брала дополнительные занятия по биофизике, когда в лаборатории Глории было принято решение о расширении. Её офис переехал в престижный бизнес-центр, а Глории разрешили взять себе помощника и добрать в свой отдел ещё одного сотрудника. Нельзя сказать, что разработки её отдела приносили большой доход фирме – далеко не самый большой. Но так как с появлением Глории прогресс в разработках лекарств от старения значительно продвинулся вперёд и препараты фирмы начали пользоваться спросом, по крайней мере, на внутреннем рынке исследовательских компаний, то у директора были все основания полагать, что Глории удастся разработать комплексное и универсальное средство.

Её директора, Сергея Гургеновича, это лекарство интересовало скорее в личных целях. Глория считала, что он спонсирует её отдел ещё и потому, что подозревает, к каким результатам могут привести её проекты. Глория считала, что он коварен, безжалостен, а его внутренний мир несбалансирован, хотя никогда никому не говорила о своём мнении и вела себя всегда уважительно по отношению к нему. Слишком много разума и совсем нет понимания о сочувствии и сострадании. Если хоть немного разбираешься в людях, всё это можно прочесть по одному его взгляду, мечущемуся в поисках скрытой от него истины. В то же время за последние семь лет два раза Глории приходилось видеть, как он выходил из себя. Полным контролем над своими эмоциями он не обладал. За его холодной недюшеновской улыбкой³ всегда крылось презрение ко всем, с кем он общается. Если бы это не считалось верхом неуважения, он бы предпочёл не общаться ни с кем напрямую, а использовать своего личного помощника для этих целей. Впрочем, личного помощника в общении с людьми он привлекал не столь часто, как своих телохранителей. Вот кто был его настоящими и единственными друзьями. Их беспринципность и непоколебимость красноречиво говорили о способах ведения бизнеса, применяемых Сергеем. Но ещё лучше они свидетельствовали о том, что Сергей Гургенович очень опасный человек и держаться от него стоит подальше.

Посвящая каждый день науке, у неё почти не осталось времени на простые человеческие взаимоотношения. За последние три недели она только кратко и по делу говорила с мужем и детьми и несколько раз с руководством. Этим её социальные контакты ограничивались. Она испытывала острую необходимость в чувстве принадлежности к человеческому обществу, её начинали поглощать негативные эмоции отчужденности и одиночества, поэтому с работы Любовь решила поехать на метро. Она поздно возвращалась, так что толчея в час пик ей не грозила, но людей всё равно было достаточно, чтобы насладиться их присутствием, полюбоваться их разнообразием и причудами. Она заняла свободное место. Все пассажиры были чем-то заняты: читали, смотрели видео, играли в игры на смартфонах, дремали, слушали музыку, – поэтому она могла спокойно наблюдать за ними или пристально разглядывать, не опасаясь привлечь внимание. Любовь подмечала все детали: цвет носков, камни в кольцах, надписи на пакетах и майках, подведённые глаза, испуг в этих глазах, усталость, фрустрацию, счастье. Если кто-то казался ей грустным или несчастным, она про себя сочувствующе желала ему добра, любви, денег или счастья в зависимости от собственных ощущений.

– У тебя красивый маникюр, – неожиданно сказал мужчина, севший рядом.

Любовь повернулась, чтобы поблагодарить его за комплимент и замолчала на полуслове. Это оказался Смерть.

– Зачем тебе вся эта ерунда? – тихо спросил он. Окружающие и так не могли их услышать, но он не хотел нарушать её умиротворённо-расслабленного состояния. – Даже если все перестанут умирать от смерти, существуют ещё миллионы угроз, которые могут стереть человечество в порошок, хоть на Земле, хоть в космосе.

– Значит, я буду работать над созданием такого человека, которому не угрожают все эти беды.

– Ладно, представим, что ты достигла практически бессмертия, и человечеству удастся создать летательные аппараты, чтобы вовремя улететь с Земли до её уничтожения и подальше от единственной самой крупной чёрной дыры, которая уже поглотила большую часть космического пространства, но, достигнув конца Вселенной, вдруг окажется, что за её границу нельзя попасть. Любой предмет, попадающий за грань нашей Вселенной, просто расщепляется и превращается в ничто (потому что там действуют другие законы, другая материя, другое измерение). Каково будет твоё отчаяние оказаться на грани Вселенной и выбирать между уничтожением вне Вселенной и засасыванием в +6чёрную дыру, где вскоре после того, как тебя засосёт, тебя вместе во всем остальным космосом, сжатым в этой точке, разнесёт на кусочки Большим Взрывом, призванным создать новую Вселенную? Страшно? Насколько хватит тебе твоего нового технологичного тела? Чтобы дожить до взрыва и разлететься на атомы? Или чёрная дыра спагеттирует⁴ тебя до смерти ещё на подходе? Зачем все эти многовековые страдания и для кого, если конец всё равно один, сколько бы препятствий ты не преодолела?