И когда-нибудь ты, совершенно одна,

В чьем-то старом, чисто убранном доме,

Подойдешь к телефону – смертельно бледна,

Наберешь затерявшийся в памяти номер…

Все тот же столь знакомый, но столь незаметный для неискушенного юного ума принцип «вот умру – поплачете» работал неизменно. Бесхитростные слова песни находили живой отклик в душах слушателей, а больше – слушательниц, заставляя их сопереживать герою, чьим воплощением оказывался Паша.

И ответит тебе чей-то голос чужой:

«Он уехал с другой – нету адреса даже».

И заплачешь тогда ты: «Друг единственный мой!

Где тебя отыскать, дорогая пропажа?

Гитарный перебор и исполненный страсти голос, отражаясь от металлических стен дебаркадера, чуть вибрировали в объемной пустоте. И даже парни, которые обычно оказывались глухими к песенному творчеству, и приходили на посиделки «потискаться» с девчонками, и те сидели, как мыши. Видимо, и они сопереживали Пашиной неразделенной любви.

Годы быстро летят, как в степи поезда.

Дни за днями плывут – друг на друга похожи.

Без любви можно тоже прожить иногда,

Если сердце молчит, и тоска не тревожит.

Паша еще раз повторил последние две строчки и умолк, вслушиваясь в исчезавший постепенно звук еще продолжавших резонировать железных стен, потолка и пола плавучей пристани. Наконец, тишина вытеснила последние звуки. Так продолжалось секунд пятнадцать – может, двадцать. Стали слышны тихие всплески воды о бока дебаркадера и далеко-далеко – шумы проезжавших по мосту автомобилей. Потом послышался звук заканчивавшегося поцелуя. Раздались смешки и комментарии, и снова пристань загудела голосами, повторенными металлом. Снова стало весело и шумно.

Потом пришел Сашка Колчанов – тоже с гитарой. Инструменты подстроили под аккомпанемент возни – всяких реплик, смеха и девчачьих взвизгов. И еще часа полтора, а то и два, Паша с Колчаном «лобали». То вместе. То отдельно. Но Сашку девчонки просьбами не донимали. Он сам себя мучил.

Когда уже начали расходиться, из внутренней темноты дебаркадера вышли Полина с Наташей. Вкрадчивый лунный свет, струившийся сквозь дымку высоких перистых облаков, оттенил две прелестные фигурки, заставил сильнее биться сердце.

– Спасибо, Паша, – тихий грудной голос напомнил прошлое, – Не знала, что ты так здорово управляешься с гитарой. Но главное – поешь… за душу берет.

В голосе Наташи он уловил искренность с оттенком восторга, и был рад, что здесь мало света – почувствовал, что опять краснеет.

– Да так – ничего особенного.

– Да ладно, Пашка! – вклинилась в разговор Полина, – Хорош цену себе набивать.

– Нет, правда, хорошо, Паша, – подтвердила еще раз Наташа.

Так приятно было услышать голос любимой, обратившей на него внимание. Захотелось проводить ее, поговорить с ней. «И повод, вроде, не хилый». Но в последний момент подсознание вытащило из прошлого неоспоримый аргумент, и Паша не смог наступить на грабли второй раз.

11.

К половине одиннадцатого уже почти все собрались. Ждали только одну пару. Кого-то из Славкиных деловых друзей. Из своих, не считая хозяев, оказались только он да Наташа. «Ну и слава богу». Наемные уже давно ушли. Стол накрыт. Мужчины перебрались на балкон – курить. Оттуда периодически раздавался смех. Судя по всему, там правил бал его величество анекдот. Женщины, не считая хозяйки дома, по телефону поздравлявшей кого-то, да Наташи, еще не выходившей из своей комнаты, сидели на диванах и в креслах в другом углу, комнаты о чем-то негромко разговаривая. Павел, не примкнувший ни к одной группе, разглядывал детали на фарфоровых фигурках в стеклянном столбике – гордости Полины. И думал одновременно о Наташе. Ждал, когда выйдет. Вслушивался, пытаясь уловить звук открывающейся из ее комнаты двери. Но, видимо, отвлекся – задумался. Почувствовал, как кто-то взял его под руку. Оглянулся. И не смог скрыть восторга.

Наташа сделала шаг назад.

– Ну как я? Впечатляет?

Она не могла иначе. Была довольна, прочитав его восторженное состояние. И, как всегда, подтрунивала. Чуть-чуть. Самую малость. Тем самым выбивая когда-то из колеи в далекой юности. Но не сейчас.

– Вы просто обворожительны, мадам, – Павел постарался – показательно изобразил галантность. Он резко кивнул, уткнув подбородок в галстук, и взял Наташину руку для поцелуя, чуть склонившись в полупоклоне.

Она сдержанно засмеялась.

– Думанский, ты когда уже повзрослеешь?

Павел сделал удивленный взгляд, приподняв плечи.

– Мужчине подобает пропускать даму вперед. Только после вас, мадам.

– Ну, хватит, Паша. Утомил, – Наташа улыбалась, – Расскажи лучше – как поживаешь.

– Нет, Наташа, так не честно. Ты уже хоть что-то обо мне знаешь от Славика с Полиной. А я о тебе? Мне они ничего не говорят. И, думаю, что без тебя здесь точно не обошлось. Так что – начинай ты.

Наташа еще продолжала улыбаться, но улыбка ее изменилась – не было в ней прежнего налета шарма, она как бы потускнела.

– Нет, ты, Думанский.

– Не-ет, женщина, не перечь мужчине.

– Да ну тебя, Паша, так совсем не интересно, – она будто обиделась, даже губки надула, изображая нарочито неудовольствие.

Раздался стук створки о створку двойной балконной двери. Наверное, уже пришло время садиться за стол.

Последним вышел хозяин.

– А не пора ли нам уже начинать? – вопрос прозвучал риторически. Но, скорее всего, адресован был Полине, примкнувшей к женскому обществу, – Полиночка, – уточнил Слава, – командуй, а то мы так и старый год не успеем проводить… – он посмотрел на часы, – Ого! Конечно.

Послышались одобрительные возгласы, и народ засуетился, рассаживаясь по местам, которые предлагала Полина. Павла, конечно же, усадили рядом с Наташей, при этом еще и пригрозили, что, «не дай бог, сестричка в чем-нибудь будет нуждаться».

Приятная суета, пришедшая на смену неудобству ожидания, прервалась постукиванием ножа о бокал.

– Ну что, у всех налито? – Слава поднялся, сделав паузу, пока гости не успокоились.

Говорил он недолго, учитывая общее настроение – быстрее приступить к трапезе. Тост был не длинным – «король умер». Он был хорош, но следующий должен, учтя все ошибки прошлого, стать лучшим. Смена не только веков, но и тысячелетий – очень символичная веха в истории человечества, и это ко многому обязывает тех, кому повезло жить на этом рубеже.

Павел на самом деле ощутил торжественность момента, который оказался настолько коротким, что он тут же о нем забыл. Потому что пришлось тянуться рюмкой к рюмкам и бокалам тех, кто тянулся к нему. Потом пить и закусывать. А еще надо было ухаживать за Наташей, хотя, наверное, ухаживала больше она за ним. Они перебрасывались ничего не значащими фразами, реагировали на просьбы что-то передать. Потом был еще один тост за старый год. Потом, наконец, включили телевизор, чтобы по привычке послушать поздравление из Москвы, но главное – ощутить мгновение перехода в Новый год, в Новый век, в Новое тысячелетие…

То, что произошло, абсолютным шоком, конечно, не стало: смены власти ждали. Правда, не так скоро. Но все же новость шокировала. Борис Ельцин просил у россиян прощения и досрочно уходил в отставку: его обязанности теперь будет исполнять до выборов премьер министр.

Голоса за столом утихли. Стало приходить осознание, что символический переход в новое тысячелетие, теперь становится реальным переходом в новую эпоху. И не только для России. Для всего мирового сообщества. Меняется лидер одной из супердержав на земле, где смена руководства обещает не просто перемены. Эти перемены – тайна за семью печатями.

Однако замешательство за столом оказалось недолгим – сообщение вписалось в ожидаемое состояние прихода чего-то нового. И через несколько минут все вернулось в свою колею, лишь, может быть, с легким налетом чувства, что получено чуть больше, чем предполагалось, и что завтра что-то начнет меняться.