и уйдя в высоту, приземлиться в венецианском аэропорту, где крылатые львы, и вступить в этот город, где мирно соседствуют сто островов и каналов, четыре сотни мостов, плюс теперь еще Вы,
может год или два подработка в газете, где пишут чужие слова, в амальгаме с утра солнце плывет от Кастелло до Санта-Кроче, в сваях бормочет вода, мимолетные ночи и домов номера,
потом еще год, небольшой, но доход, и вообще без особых невзгод, слушать радиоволн перебор и найти себе женщину, что будет с Вами, чьи стыд и одежда при шепоте штор будут падать на пол,
но расстаться пришлось, безболезненно просто, как будто бы что-то зажглось и погасло, прошло, как и время проходит, как, не сознавая вины, зелень воды завивается в буруны, обтекая весло…
Хотели бы вдруг разорвать этот круг, свою продолжая игру, и расчет получив, воздух вечерней лагуны пригубить острей, венецианским каналам от старых дверей отдавая ключи,
и ремни пристегнуть, словно вечность назад в самолете, уйдя в вышину, под мигание ламп приземлиться без происшествий с другой стороны своей жизни, в окошке увидеть знакомой страны подъезжающий трап,
и примчаться туда, где на крышах средь тонких антенн заблудилась звезда,
где идет не спеша тихий снег, где опять фонари и пруды, чей-то номер набрать, и услышать: «Алло! Это ты?..» и молчать, не дыша…
…и смотреть на знакомое снежное небо январской Москвы, что ничуточки не изменилась…
хотели бы Вы?
нет
Войди в полночный интернет,
Как в Спаса-на-Крови,
И помолчи. И слово «нет»
Введи в поисковик.
И мир, безмолвный, как Тибет,
Откроется в окне,
Где Интерночь явит тебе,
Чего на свете нет.
Нет ничего. Как на Луне,
Пустынно и мертво.
Нет Фишки.нет и Власти.нет.
Нет слов. Нет ничего.
Нет ничего. Ни Дум, ни DOOM,
Гостей, вестей, вещей,
Нет НТВ, Иньярриту,
И ничего вообще.
Найт-клабов нет, где фэйс-контроль
Меняют на минет,
И счет 0:0. И гол король.
И короля-то нет.
Пророка нет в своей стране,
Сердечек на стене,
И нет любви, и порно нет,
И Бога тоже нет.
Мы в храм придем, где ничего
Нам не напомнит Рай,
Ища его, господнего
Бесплатного Wi-fi.
И строчек этих тоже нет,
Стих тает на лету.
Взгляни назад – и в тишине
Увидишь пустоту.
И сразу как-то страшно вдруг
Становится за тех,
Кого ты стер, в себя, как в Google,
Введя коварный тэг.
Замри, смотри и не дыши,
И сам себе скажи:
Вокруг тебя нет ни души
Или внутри – души?
И что ты ею называл,
Нетрезвый слегонца,
И грязный свет промозглых фар
Не отереть с лица.
А может продал? Так легко
За сребренников звон?…
…Но вдруг, рассветным петухом,
Проснется телефон…
И там не важно, кто звонит,
Пусть даже не тебе,
Но хочется благодарить,
Что позвонить успел
Или успела. В нужный срок.
…И верящий в людей,
Зевая, над Землею Бог
Включает новый день…
детские
В детстве можно долго бежать по склону
Вверх или вниз, ёбнуть одеколону,
Безнадежно влюбиться, не подавая виду,
На картинке трусы нарисовать Давиду
Микеланджело, накуриться в подъезде,
Заниматься сексом в неподходящем месте
В неподходящее время с неподходящим партнером,
Обожраться ликером, наутро блевать ликером,
Обожать смазливую блядь, что в соседнем доме,
Ненавидеть себя за то, что потеют ладони,
Изучать себя в зеркало, быть худым и прыщавым,
На квартире Вадима орать под гитару «С причала
рыбачил апостол Андрей!..», пойти на дискач, где девки,
Получить в табло, тупо стоять у стенки,
Входить осторожно стучась или входить без стука,
Оказаться не при делах или последней сукой,
Уходить по белому снегу с разбитым носом,
Встать с дивана, а после – перед вопросом,
Причесаться, вовремя выйти из дома,
Без опозданья прийти…
Всё имеет конец. И детство тоже.
Детство закончилось.
В детстве всё было можно.
прогулки
Будешь по Гоголевскому идти с полной луной в груди,
Будто забыл чего и вот-вот вспомнишь – и оживет.
Время уводит рукою цифр прошлое под уздцы
В март переулками, где вода светится, как звезда.
Строки на льду, головная боль, Бог или черт с тобой,
Ветер хохочет, горит Арбат, близится снегопад.
Встанешь, лицо запрокинув вверх – небо темно, как грех,
Сбитое падает, вниз, без слез, свищет тебя насквозь.
Шел здесь когда-то, тяжел, нетрезв, сердце тащил, как крест,
Пел то ли «Чубчик», то ль «With or without you», сумерки прогрызал,
С рыхлой свободою на горбу, плотью кормил судьбу.
По тротуарам широких скул, снам электронных шкур.
Жил на Земле – значит пил из луж горький цвет Мулен Руж,
Старое фото, где серый флаг гордо страна несла,
Вышел сквозь двор на проспект, как из матери вышел в жизнь,
Встал на распутье семи ветров. Недалеко метро.
Что тебе надо еще, скажи честно? Да был бы жив,
Ее ладошка в твоей руке, мысли в твоем виске.
Сбудется все, чего ты хотел: чтобы летел, летел
Из января или янтаря снег мимо фонаря.
Не зарекайся, не обещай, будет тебе печаль.
Смейся, пока видишь свет. Потом будешь жалеть о том.
Не возвращайся, забудь пути, коими мог дойти
В пустоши прошлого своего.
Там уже никого.
С.-Пб
Город строили с крыш.
Город наоборот возвели,
Это не был каприз –
В тех краях небо тверже земли.
Сверху вниз. От равнин
Облаков к сирым дольним полям.
От гудящих лепнин
Ниспадали дома к цоколям.
Тяжело и светло
Над землею столетий и бездн
Капители колонн
Опирались на мрамор небес.
Между хлябей и дрягв –
Вертикальный гранитный мираж,
Встал у врат ноября
В вечный вечер закованный страж.
По колено в воде,
Что не пить, но тонуть в ней, но ждать
У нее, но глядеть
На нее. Но не пить никогда.
На Египетский мост
Выходил я, как вызов бросал,
Я стихи тебе нес,
Что рассыпал и не рассказал.
И твой каждый дворец
Пролетая глядел на меня,
Как прекрасный мертвец,
Наклонившийся к гриве коня.
Кто ковал твой язык,
Вялил время у ветра в зубах,
Кто горбатой грозы
Темной медною кровью пропах.
Кто стоит за углом,
Кто узор сочиняет тенёт,
Кто колодцев-дворов
Мрак полярным ковшом зачерпнет.
Город рос сверху вниз,
Но не смог до земли дорасти,
И залив, как карниз,
За который пешком не уйти.
Бледнокожая ночь,
По-чухонски свое лопоча,
Правит меркнущий нож
