Привычно дождавшись отбоя, Скорпиус направился в башню старост. Зайдя к себе в спальню, он тут же принялся убирать со своей шеи засосы. Они портили идеальность и ровность бледной и холодной кожи. Тем более они не несли никаких чувств, которые могли бы проснуться в Малфое. Две ледышки не могут создать огонь.

И вдруг пустота в душе снова начала чем-то наполняться. Шаги. Такие робкие. За дверью. Уизли явно перескакивала с ноги на ногу. Малфой расплылся в улыбке. Она боится к нему зайти. Она чувствует его превосходство. Несмотря на все свои попытки доказать ему свою значимость. Нет. Он был главный. Всегда. И она это понимала.

Скорпиус пошел в душ. Он гадал, хватит ли ей смелости войти в его комнату и оставить этот дурацкий график. И с еще большим удовольствием отметил, что не хватило. Она приколола его в общей гостиной.

Скорпиус долго разглядывал ее подпись. Маленькая кривая некрасивая закорючка. Как и она сама.

Малфой взял перо и подписал, даже не читая, пергамент. Как всегда, идеальная и великолепная подпись. Подпись, которая меньше чем через год должна красоваться на брачном договоре. Которая официально даст ему власть над Фоули. Но ему этого было не надо. Глядя на Уизли и пусть жалкие, но попытки перечить ему. Вот что возвращало его к жизни.

На следующее утро он увидел, как Уизли рассматривает его подпись. Малфой усмехнулся. Когда она была рядом, в трех шагах от него, все колкости начинали лезть наружу. Эмоции просыпались. Чувства возвращались. Лед на сердце слегка отпускал его.

Да, снова пытается ему перечить. Давай. Еще. Угрозы, его любимое. Но он не мог ей позволять заигрываться. И как только она переходила грань, Малфой резко нацеплял свое безразличие и посылал ее.

— Успел довести Роуз? — усмехнулся Альбус, когда увидел на завтраке его чуть более чем обычно довольное лицо.

— Откуда знаешь? — Скорпиус вспомнил сегодняшнее утро.

— От меня же ты никогда не скрывал то, что чувствуешь, — заметил Альбус. — Я вижу. Вижу, что на данный момент она единственная, кто способен заполнить твою пустоту.

Скорпиус уже давно рассказал Альбусу о том, что потерял чувства. Что Фоули и остальные девицы не приносят былого удовольствия. Он не может забыться. Ему все равно. На все. Но даже Альбусу он не сказал, что его кузина иногда позволяет просыпаться спящему существу внутри него.

— Это не то, что мне нужно, — покачал головой Малфой. — Вернее. Да, это хоть что-то. Но не то. Я хочу чувствовать другое. Не пустоту или ненависть. Я хочу чувствовать жизнь. Может, даже влюбиться.

Нет, слишком громкое заявление. Малфои любить не могут. Расчет да и только. Никогда и ничего личного. Нужно выбросить все эти мысли из головы.

— А что, это не так? — внимательно посмотрел на него Альбус.

— Что? — Малфой задохнулся от возмущения. — Ты думаешь, о чем ты говоришь?

— Думаю, — уверенно сказал Альбус, что еще больше раздражало. — Ты больше не хочешь к ней цепляться. Все предыдущие годы вы ежедневно какую-нибудь гадость, но говорили друг другу. Умудряясь встречаться в замке там, где вас и не должно быть. А сейчас, когда ты живешь рядом с ней. Ты стал ее избегать. Ты всего лишь не выполняешь обязанности старосты.

Малфой открыл было рот, чтобы возразить, но ему было нечего сказать. Он боялся привыкнуть к Уизли. Черт, да он уже привык к ней. Привык, что, когда возвращается после отбоя в башню, она там, за стенкой. Привык, что… Что? Он не мог дать ответ. Но нет. Альбус определенно ошибался. Она для него продолжала ничего не значить. Просто после произошедшего в его семье он не получал былого наслаждения от тех оскорблений. Они утратили для Скорпиуса свою актуальность.

Его бесило то, что она нечистокровная. Но он мог бы многое отдать за это. Чтобы не было этой Фоули с брачным договором. Чтобы дед и отец не заставляли его быть тем, кем он не хотел быть. Чтобы улыбаться. Как она. Искренне. Раздражаться как она. Да так, чтобы закипал огонь в душе. А главное, чтобы его любили. Чтобы был дом, куда хочется возвращаться. До смерти матери это у него было. Призрачно, но было. А сейчас он лишился всего.

Следующие две недели он снова не обращал на нее внимания. Альбус порой слишком хорошо его чувствовал. Чувствовал то, что Малфой сам не мог понять. Нет. Он никогда не даст этой полукровке завладеть собой. Он уже думал о ней намного больше, чем следовало бы. Жалкие попытки вернуть чувства с помощью нее не стоят того, чтобы она расслаблялась. Она должна продолжать его бояться и ненавидеть.

— Скорп, поздравляю, — на него накинулись радостные Слизеринцы, как только он появился в Большом зале на завтраке.

— Что происходит? — он с непониманием уставился на Альбуса, пытаясь отлепить от себя Фоули.

— С твоего отца сняты все обвинения, — улыбнулся Альбус, протягивая свежий номер «Ежедневного пророка».

Скорпиус пробежался глазами по статье. Снова никаких чувств. Облегчение? Нет. Он изначально знал, что отец не виновен. Удивление? Нет. Он изначально знал, что дед его отмажет. Снова никаких чувств. Только одна мысль в голове. В благодарность отец станет еще больше прислуживать деду. Против них двоих помолвку он точно не сможет отменить.

— Как ты? — спросил Альбус, отлевитировав записку Скорпу прямо во время контрольной работы по заклинаниями.

— Снова ничего не почувствовал, — честно признался Малфой, заставив написать эти строчки.

— Она постоянно поднимает на тебя глаза, — вновь вернулась записка от Поттера.

Малфой ничего не ответил. Да, Альбус определенно его знал. Даже чувствовал. Чувствовал, что ему сейчас нужно. В поезде она уже один раз помогла ему. Вернула в реальность. Яростью и ненавистью, но вернула.

И опять. Опять эта долбанная зависимость от нее. Нужен ее взгляд. Один ее взгляд. Нет. Не нужен. Нельзя позволять своим слабостям брать над собой верх. Зачем тебе нужны эти чувства, Малфой? Кому они будут нужны через год? Фоули? Да ее чувств хватит на них обоих. Отцу и деду? Да они первые лишат его любых остатков чувств, выбив их Круциатусом. Наоборот. Нужно принимать в себе это. Ты стал настоящим Малфоем. Прими свою гребаную чистокровность.

Но Скорпиус сам не заметил, как уже смотрел не в пергамент, а на нее. Уизли оставалась Уизли. Веснушчатое лицо выражало предельную концентрацию и сосредоточенность. Малфой наблюдал, с каким трудом она пыталась выводить аккуратные буквы. Он невольно вспомнил ее закорючку на графике дежурств. И на душе отчего-то стало теплее. Боль и отчаяние. Никакого тепла не было и не может быть в нем. Лед да и только.

И вдруг его обдало пламенем огня. Она подняла на него взгляд. Они встретились. Впервые смотря на нее, он думал о ней. О ее глазах. А не о том, как сказать какую-то гадость. И небольшой отрывистый вздох снова вернул его в реальность.

Нет. Слишком много. Слишком далеко он в себя ее впустил. Пусть она не владела легилименцией, все равно. Могла увидеть его переживания. Нет. Туда он впускал только Альбуса. Ей это знать нельзя. Она должна быть уверена, что он такой же Малфой. Малфой, который имеет над ней власть.

Со звонком он вылетел из класса. Что она могла там увидеть? Что она про него поняла? Нет. Даже если эта полукровка о чем-то догадалась, нужно вернуть свою репутацию. Соберись, Малфой.

Он прямиком направился в башню старост. И на этот раз остался в общей гостиной. Отныне никаких пряток. Это его территория. И он будет находиться в этой башне столько, сколько нужно будет ему.

Казалось, Уизли чувствовала его настрой. Поэтому время шло, а значок продолжал показывать, что она еще в библиотеке.

Он лежал на диване и читал учебник. Каждая клеточка тела напряглась, когда она вошла. Вошла и остановилась. Он чувствовал на себе ее горячий взгляд. Огненный. Он плавился под ним. Еще чуть-чуть и он загорится. И тут Малфой не выдержал и заговорил первым.

Прогнать. Ее надо прогнать. Хотя какая-то часть ледяной души хотела, чтобы она продолжала взглядом топить его в собственном льде.