Ведь ты же ангелочка создала.

Мама, не кричи…

Я – бабочка. Трансформация

Легкой бабочкой порхала,

Пока тикали часы.

Лета в лете было мало,

Так с тобой сроднилась мы.

Но вот и осень наступила,

С крыльев сброшена пыльца.

Я от лета отступила,

От тебя же никогда.

Сны чайного куста

На рассвете в сладкой дреме

Куст прекрасный почивал.

И у утра, что с росою,

Куст сверхсилы набирал.

Солнца свет и свежесть утра

Наполняли добротой

Куст, в котором вместе слились

Мудрость, бодрость и покой.

Вулкан на Ла-Пальме, Канары

Земля истекает лавой.

А мы истекаем слюной,

Потому что

«Не мое, не наше, не мои, не моя, не мой…»

И что бы нас объединило

На нашем житейском пути?

Какая такая сила помогла бы

«Свое» найти?

Надеюсь, стихии природной

Не придется сойти с ума

И наслать на нас огромное цунами,

Чтоб нас объединила волна…

Страхи

Ой, белье-то твое загрязнилось!

Постирай его, просуши.

Посмотри в окно,

Солнце случилось в самом пике

своей красоты!

Не копи темноту, неприятность,

Не грузи подсознание сверхтьмой.

И тогда еще есть вероятность,

Что в ладу будешь жить ты с собой.

Чашка со звездами

Я пила молоко из чашки

со звездами на дне.

Молоко светилось нежно,

как Млечный Путь там, в вышине.

Мне же сказали: «Это роскошь».

И дали

стакан,

Чтобы я убедилась, что звезды

в чашке – это мираж, обман.

Так решили меня с тропы мистической

убрать, увести,

Чтобы я научилась, как все, бороться за место

под солнцем,

Двумя веслами в гонке грести.

Я посмотрела на стакан. Убогий, простой, пустой.

И жизнь у них такая же. Полный отстой.

И решила: не буду я пить из стакана молоко!

Все, что убогое, никакое, то не мое.

Только чашка со звездами для молока.

Меня манит Млечный Путь, мечта зовет издалека.

Знать, такая у меня судьба.

О надежности

Что надежно,

Я не знаю.

Может, речка за окном,

Три березы на пригорке

И из памяти тот дом…

Может, чашка с чаем сладким

И горячесть пирогов,

Может, звезды в небе ясном

И сверхлегкость детских снов…

Но одно мне ясно точно:

Нет надежности вовне.

Жизнь – иллюзия простая.

Мы живем здесь как во сне.

Так рисовал Ренуар

Нарисуй, художник, счастье,

Чтобы в мир оно пришло.

Чтобы горе и ненастье

Не легли на полотно.

Чтобы в мир отобразилось

Все, что в сердце зародилось

Как любовь.

Чтоб мечта вдруг окрылилась

И забилось сердце вновь.

Солнечный зайчик

Солнечный зайчик коснулся слегка

Мягкой мурлыкающей кошки.

Я подняла от страницы глаза:

«Жить надо здесь и сейчас.

Жизнь утекает по капле и исчезает по крошке.

Вот этот день совершенством своим

Мне предназначен судьбою.

Он как подарок средь разных миров.

Мне же решать,

Как поступить, что предпринять,

Дверь я какую открою.

Может, к закрытой я вдруг подойду,

Или мне кажется это».

Масса вопросов вмиг в голове,

А вроде и нет ответов.

Ясно одно: как ни крути,

Что бы и где ни случилось,

Верь: будет классно все впереди!

И Богу отдайся на милость.

Родился в 1954 году. В 1977 году окончил Башкирский госуниверситет. Член Российского союза писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», Общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались во многих антологиях современной прозы, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах России.

Автор книг: «Книговорот» (изд. «Десятая муза», г. Саратов, 2016), «Постиндустриальная баллада» (изд. «Десятая муза», г. Саратов, 2017), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (изд. «Перо», г. Москва, 2017).

Проживает в городе Уфе.

Дед Матвей, маленький, сухонький, тихий и неприметный старичок, служил сторожем в офисе компании.

Работников такого почтенного возраста у нас и не держат, но дед выгодно отличался от более молодых коллег, которые нередко много чего себе позволяют, сочиняя потом кучу оправданий. Оправдываться ему было не в чем: он приходил на работу за полчаса, никуда не отлучался, ничего не просил, никогда не болел, не пил, не курил и всегда был в курсе событий по работе. С таким надежным сотрудником руководству даже в голову не приходило искать ему замену.

Собственно говоря, при своих более чем скромных запросах дед Матвей вполне мог прожить и на пенсию. А на работу устроился, чтобы не было одиноко: после ранней смерти супруги он, подобно верному лебедю, так больше и не женился. Единственный же сын давно свалил за бугор и уже лет двадцать не напоминал о себе.

Престарелый сторож стал своеобразным отличительным знаком компании. Приходя утром на работу, сотрудники всегда улыбались ему, мужчины непременно здоровались за руку и интересовались здоровьем.

И вот однажды в просторное фойе, где располагалось рабочее место деда Матвея, каким-то образом проник сверчок и стал издавать характерные трели, похожие на свист. И ничего бы в этом особенного не было – мало ли какие букашки попадают внутрь зданий, – если бы не время года: за окном стоял февраль, и постоянные метели занесли снегом все возможные щели в стене и фундаменте здания.

«Откуда он взялся? – недоумевал старик. – Может быть, впал в зимнюю спячку в одной из комнат, да что-то его разбудило?»

– Ну что, дед Матвей, теперь не скучаешь? Песенки слушаешь? – с улыбкой интересовались сотрудники.

– Да, повеселей стало, – соглашался тот, застенчиво улыбаясь своей неамериканской улыбкой.

И в самом деле, в одинокие ночные часы ему стало теплее на сердце оттого, что рядом бьется еще одно, пусть крохотное, но живое сердце. Сверчок внес частицу лета в замерзшее снежное царство. В строгом, давящем своей официальностью фойе стало как-то уютнее, словно кто-то очень большой вдохнул сюда свою душу.

Вот только увидеть сверчка сторожу никак не удавалось. Его трели, отражаясь от отделанных мрамором стен, разносились эхом, и определить месторасположение насекомого было очень сложно. Но и невидимый, он был словно бальзам для души одинокого Матвея.

– Теперь я здесь не один! – радовался по ночам старик.

Детство и юность старика прошли в деревне, на лоне природы. Поэтому все живое вызывало отклик в его душе, напоминая о лучших годах жизни. Матвей всегда отличался жалостливостью к не всегда счастливой судьбе братьев наших меньших. Незаживающей раной запала в память смерть выпавшего из гнезда птенца стрижа, которого он подобрал, но выходить не смог, как ни старался. Потом, уже живя в городе, он вытащил буквально из-под колес автомобиля брошенного кем-то котенка. Машина успела отдавить ему задние лапки и хвост, и этот инвалид прожил потом у своего спасителя целых семнадцать лет – всю отпущенную кошкам жизнь.