Компанию физике составляли химия (на местном уровне развития, правда, явно так и просящая приставки «ал-») и, персонально для Лексия, история – на этот год план был таков. Вообще-то, по-хорошему, волшебников обучали четыре года, группами до десяти человек, у каждой из которых были свой наставник и вполне чёткая программа. Но свести к общему знаменателю ребят, которые даже поступили не в один и тот же год, не мог даже Бран, поэтому Урсульская школа пока применяла к подопечным передовой индивидуальный подход. Господина Гедрефа, педантично поддерживающего идеальный порядок хотя бы в своей библиотеке, это откровенно бесило, но остальные обитатели дома, кажется, чувствовали себя неплохо.
В такой обстановке Лексий получил возможность нагонять товарищей в своём темпе. Лекций студентам никто не читал; иногда Бран собирал их, чтобы рассказать что-нибудь важное, но чаще им просто вручали книги и задавали постичь их от сих до сих, чтобы через какое-то время отчитаться о пройденном. Распределять своё время ученики могли как им вздумается – почти как в университете, только тут даже не было пар, которые приходилось бы прогуливать и испытывать муки совести. Лексия не покидало смутное чувство, что он просто-напросто поступил куда-то на заочку.
Кроме всего прочего он постоянно учил заклинания. Бран сам определял, какие из них студенты будут осваивать на этот раз, и так мастерски задавал объёмы, что в отчаяние впадать вроде не хотелось, но и расслабиться было особенно некогда. Заучить все-все заклинания на свете, конечно, нечего было и думать – их было слишком много, и приверженцы экспериментальной магии постоянно рвались создавать новые. Заинтересовавшись процессом, Лексий узнал, что новые формулы особым образом компилируются из частей старых, после чего проверяются на специально защищённых полигонах, чтобы выяснить, соответствует ли их действие твоим ожиданиям. Гражданское население при этом пострадать не могло, для его защиты принималось достаточно мер, но вот у самого́ исследователя работёнка была опасная – даже если само заклинание работало как надо и не выкидывало неожиданных фортелей, всегда была опасность выгореть. Лексий уже натыкался в книгах на чары, априори слишком сильные для одного человека. По общепринятому обозначению, рядом с их первой строчкой стояла пометка «1<». Просто и понятно: если колдующих не больше одного, волшебство становится самоубийством…
В общем, никто не требовал от них объять необъятное, но на овладении неким необходимым – и в большинстве случаев достаточным – набором Бран настаивал. Есть заклинания, которые, ей-Айду, просто-напросто стыдно читать с бумажки…
У некоторых не было с этим никаких проблем. Ларс как-то по секрету поделился с Лексием, что Элиас на своём втором году учёбы знает больше чар, чем иной ученик на четвёртом, и Лексий охотно готов был в это поверить. Если господин Халогаланд воспринимал своё образование довольно легко и не рвался быть любимчиком классной дамы, то Элиас, замкнутый и себе на уме, учился как-то… яростно, как будто брал штурмом крепость. Его упорство иногда пугало, да и память у него, кажется, была просто феноменальная. Иди речь о ком-то другом, Лексий бы восхитился, а тут смог только разозлиться на то, что природа не разбирает, кому раздаёт таланты. Удивительно – до встречи с этим ершистым недо-аристократом он и не подозревал, что может так невзлюбить кого-то, с кем ему нечего делить…
По совету Брана Лексий для тренировки продолжал учить наизусть стихи, да и слова учителя об умении при любых обстоятельствах оставаться собранным запали ему в душу. Ларс, всегда готовый любезно поделиться опытом, рассказал про свой способ – декламировать всё то же злополучное «Знамение власти» во время поединка на шпагах. Что ж, стоило попробовать, тем более что Лексий к тому моменту уже мог более или менее прилично продержаться в бою против Ларса аж секунд двадцать, что уже считал потрясающим успехом, хотя и подозревал, что господин Халогаланд из душевной щедрости просто нарочно даёт ему шанс. Упражнение здорово помогало научиться сохранять дыхание, ну, и, конечно же, внесло в их регулярные тренировки приятную поэтическую нотку. Обычно всё выглядело примерно так:
– … и рассвет не настал;
Снаружи, за лязгом мечей и за звоном-… за звуком-… ах, чтоб тебя!..
– Почти. «За громом». «За громом лир», – деликатно поправлял Ларс и убирал от груди противника тупое острие шпаги, которой только что условно пронзил его насквозь. – Тебе стоит больше внимания уделять защите.
В общем, да, пока Лексий мог или фехтовать, или декламировать, одно из двух и не более того. Наверное, потому, что война и искусство, прямо как гений и злодейство – вещи несовместные.
Он сам не заметил, в какой момент всё это увлекло его настолько, что он начал забывать о времени и о своей цели. Наверное, это случилось в тот день, когда он наконец поверил в магию, потому что увидел её своими глазами.
Как и всё, что случилось с ним с того дня, когда они с Радом вместе спустились в злополучный переход, это не было похоже на то, о чём пишут в книгах. Это не было ни красиво, ни внушительно – просто Бран посоветовал ему выбрать какое-нибудь простенькое и безобидное заклинание и прочитать его вслух, чтобы осознать, что ты это можешь. Приступая, Лексий был полон скепсиса – ему с детства твердили, что чудес не бывает, и сама идея магии так до сих пор и не встала у него внутри на своё место, но, в конце концов, попытка ведь не пытка. Он решил попробовать что-нибудь очевидное и остановился на заклинании левитации предметов. Старательно вслух прочитал его от начала до конца, а потом долго и вдумчиво созерцал книгу, невесомо парящую в воздухе примерно в полуметре от стола.
В тот момент, глядя на трактат по физике, ту самую физику презревший, Лексий переосмыслил многие вещи. Потом насмотрелся, надумался, опустил книжку обратно, но сам полностью прежним так, кажется, и не стал.
Магия существовала. Без всяких театральных вспышек, блёсток и звона серебряных колокольчиков – более того, даже без малейшего напряжения его воли. Без ничтожнейшего приложенного усилия. Для того, чтобы колдовать, и впрямь не нужно было уметь совершенно ни-че-го – ну, разве что читать. Ох, господи, то есть, конечно, ох, Айду, он, конечно, всегда знал, что «словом можно убить, словом можно спасти», но ведь не так же буквально. Кто бы догадался, какая мощь может таиться в буквах – обычных буквах, обычными чернилами написанных на обычной бумаге…
Волшебники недаром подвергали все записи заклинний строгому учёту и ревностно следили, чтобы копии не попадали не в те руки. Научиться магии иначе, кроме как в двух официальных школах, было невозможно, как невозможно и колдовать, не принеся присягу – это жёстко контролировалось. Упомянутые Браном в первый формальности, которые приходится улаживать, если кто-то из будущих магов решал бросить учёбу на полпути, заключались в частичной корректировке памяти, чтобы там не осталось ничего… недозволенного простому смертному. Когда Лексий впервые об этом услышал, его передёрнуло, но стало немного легче, когда выяснилось, что их учитель и сам ненавидит эту конкретную часть процедуры. Бран всегда говорил: то, что происходит у человека в голове, принадлежит ему и только, и, по-хорошему, лезть туда никто не имеет права. Сам наставник уж точно не имел обыкновения делиться тем, что у него в памяти и на уме…
Он жёстко осуждал подслушивание чужих мыслей, хотя технически это было не так уж сложно – особенно если жертва не умеет противостоять. Лексию, крепко застрявшему на этапе ежедневных поисков тополиного листа на необъятной полке, однако, пока было до этого как до любой из двух здешних лун. Он быстро понял, что метод перебора ни к чему не приведёт, и пытался идти другим путём: сосредотачивался, зажмурившись перед десятками книжных корешков, и выбирал тот, к которому, как ему казалось, тянулась рука. Поначалу из этого ничего не получалось, но потом – потом Лексий вдруг осознал, что всё чаще находит этот грешный листочек не с тридцатого, а с десятого или даже с пятого раза. Это вполне можно было списать на совпадение, но когда он рассказал Брану, тот удовлетворённо кивнул и расширил поле для поиска с одного стеллажа до трёх, и это, наверное, о чём-то да говорило.
