В ордене его звали Кастильерхо. У них у всех были сложные, вычурные имена. Своего рода шифр, который не знал никто к ним не принадлежавший. Если кто-то обращался к нему таким полным именем, он понимал, что речь идет об очередном задании.
Он не знал, сколько их, хотя полагал, что несколько десятков, а может, сотен. Они не знали друг друга в лицо, потому что по условиям обучения были обязаны носить маски так же, как предписывалось их учителям. И только на занятиях, которые проходили один на один, ученики открывали лица, давая запомнить себя наставникам. А учили их вначале тому, как не бояться боли, как перебороть страх, как принять смерть и лишь потом, как разными способами убивать. У них не было альтернативы: они или оставались живы, выполнив заказ, или умирали убитыми, что было редкостью, или совершали ритуальное самоубийство.
Услуги «провожающих» стоили очень дорого. Кастильерхо был богат, хотя давно уже перестал понимать, для чего ему это нужно. Человек, привыкший жить в засаде, есть орешки и запивать водой, мочиться в бутылочку, вряд ли сумел бы изменить себя и зажить как богатей. У «провожающих», помимо всего прочего, не было семей, так что наследовать их деньги было некому.
Внезапно из таверны послышался шум. Гремела падающая мебель, билась посуда, раздавался невнятный, но отчетливый крик голосов. Кастильерхо прицелился. Неожиданно дверь распахнулась и из нее пулей вылетел и растянулся на земле брюхатый, неуклюжий агориец. За ним вышел здоровенный детина с черной кучерявой бородой и заорал:
– Я тебе, ублюдок, покажу, как мухлевать в карты. Сейчас и своего напарника, урода, получишь.
– И из дверей с криком «эх» вылетел еще один агориец, отличительной чертой которого был горб.
– И только попробуйте еще раз здесь появиться, – проорал детина и хлопнул дверью.
Убийца усмехнулся. Он не знал правил агорийских карточных игр, но на его родине было что-то подобное, и не раз случались похожие сцены. Незадачливые игроки отряхнулись и, погрозив кулаками в сторону таверны, неспеша удалились к другим подобным заведениям.
Пройдя квартал, рыцари, а это были они, остановились. Дарт вынул подушку из-под рубахи, а Илиар убрал горб.
– Слушай, надо бы отблагодарить Девина. Он рисковал больше всех. Не каждый решился бы так вот выйти, зная, что может подставить себя под стрелу, – заметил баронет.
– Рыцарь! Не считайте меня дураком, – ответил принц. – Если мы вылезем из этой заварухи, он получит деньги на экипировку и ходатайство о приеме в рыцари.
– Ладно-ладно, хреново высочество. Нас только двое с двумя кинжалами. Их тоже, как минимум, двое. С чего начнем?
– Зная ваш, баронет, большой шулерский опыт, смываться с мест, где запахло жареным, я полагаю, лучше с черного входа. В любом случае он освещается хуже и даст больше возможностей вывести людей.
– Вы читаете мои мысли, Илиар.
И рыцари повернули назад. Вытащив кинжалы, они шаг за шагом обшаривали местность, пока вдруг не раздалась ругань Дарта.
– Сукин сын, он нас провел, – в сердцах сказал он. – Принц, смотри.
И Илиар увидел закрепленный на деревянной подставке лук и тянущуюся от тетивы веревку.
– Во всем плохом есть частица хорошего, – философски заметил он. – По крайней мере, мы сейчас знаем, что этот выход свободен. А теперь пойдем поищем с другой стороны.
Кастильерхо продолжал наблюдать. Внезапно возникло ощущение допущенной ошибки, а «провожающий» привык себе доверять. Что он сделал не так? О, великие сады умиротворения, он же был в таверне и осмотрел всех посетителей. Там не было никого похожего на выброшенных толстяка и горбуна. Нельзя было исключить, что они появились позже, когда он готовил засаду, но чутье говорило, что добыча ушла.
Убийца решил, что нужно уходить. Вдруг затылком он почувствовал опасность и сгруппировался, готовый отразить нападение. Но на него жестоко навалились два тела и заломили руки за спину. Кастильерхо понял, что проигрывает. Заученным движением он потянул пуговичку на воротнике, чуть выставляя вперед подбородок. Та освободила острый, как игла, металлический стержень, сидевший на тугой, сжатой пружине в трубке, вшитой в куртку, и тот, пронзив шею, застрял в его мозгу. «Провожающий» был мертв.
– Принц, на сегодня вы в безопасности, а мы как партнеры в заднице, – сплюнул в сторону баронет. – У нас есть труп странного типа – вы же узнали его лицо? – и никакого представления, какого беса ему от вас надо.
Говоря это, Дарт продолжал осматривать местность и шарить по карманам мертвеца.
– Итак, странный лук, незнакомые мне орешки и бутылка с желтоватой жидкостью, – и рыцарь, принюхавшись, брезгливо её отодвинул: – Моча.
– Принц, у нас во дворце практикует сумасшедший лекарь, который утверждает, что по моче можно поставить не только диагноз болезни, но и узнать многое о его личности. Может, отнесем ему? Вопрос только, кто это потащит.
Илиар удивился.
– Баронет, ваш вопрос мне не понятен. Я вообще-то наследный принц престола.
Дарт скорчил рожу и почесался.
– Да, знаю я, знаю. Просто я подумал, что вы сегодня без разбора раздавали золотые и поиздержались, поэтому, может, за пару золотых согласились бы отнести и сами, чтобы поправить нанесенный казне ущерб.
Илиар шутливо размахнулся, а баронет как бы испуганно присел.
Рыцари вернулись в таверну, и, склонив голову перед Ренад, принц произнес:
– Убийца вашего отца мертв.
У той чуть-чуть дрогнули губы, и она, подняв руку со все еще зажатой в ней смертельной стрелой, с силой воткнула ее в деревянную стойку.
– Да будет это напоминаем тем, кто рискнет покушаться на агорийца.
Понимая, что требуется некоторое время для того, чтобы улеглись эмоции, баронет и принц присели за столик, попросив у Ренад налить им вина, а потом предложили ей отдохнуть, поскольку опасность миновала. Та, поупрямившись, согласилась, и рыцари вздохнули с облегчением.
– Дикен! Поможешь притащить этого поганца сюда? – спросил Дарт.
– Конечно, хотя никогда не был трупоносом, – криво усмехнулся тот.
Не стоит вдаваться в подробности, каково было этой тройке стаскивать труп с крыши и тащить его в таверну, но в итоге тело Кастильерхо оказалось в трактире.
Обыск ничего не дал. Единственной странностью была татуировка в виде падающего желтого осеннего листа на левой стороне груди. «Провожающий», будь он жив, мог бы рассказать о ее происхождении.
Когда ему было лет десять, его учителя сообщили, что предстоит испытание. Он уже к таким вещам привык, и ничего хорошего не ждал. Ему объяснили, что он будет заперт в комнате с псом приблизительно его возраста по собачьему отсчету. Только пес этот не кормлен два дня и привык с детства питаться человеческим мясом.
– Постой, учитель, – спросил он, – разве мы нападаем на людей внешнего мира, чтобы добыть мясо, если у нас нет соответствующего указания?
– Конечно, нет, – был категорический ответ. – Но не забывай, что ты тут не один. Есть такие, которые дают загрызть себя, а есть такие, что нет. Поэтому мяса хватает.
– Другими словами, если пес окажется ловчее, я пойду на мясо?
– Мне трудно ответить точнее и правильней.
Его заперли в тесном помещении, где, кроме кувшина с водой на полке, деревянного стула и отверстия, куда можно было оправиться, не было ничего. Он вспоминал, что знает о собаках, и размышлял, как ему построить предстоящий бой. Потом разбил стул на куски и, вооружившись его ножками, снял рубашку и обмотал ею левую руку.
Была, очевидно, поздняя ночь. Несмотря на многолетнюю тренировку, Кастильерхо, который все еще оставался ребенком, задремал. В это время в комнату был впущен пес, который без лишних звуков бросился на мальчика, намереваясь вцепиться ему в горло.
Кастильерхо уцелел, и это было чистое везение. В последний момент он ухитрился загородиться ножкой стула, в которую и вцепились челюсти зверя. Мальчик из последних сил спихнул с себя пса и, подхватив в руку другую ножку, вскочил на ноги. Пес, развернувшись, разглядывал его спокойными и умными глазами убийцы. Потом аккуратно положил на пол зажатую в пасти деревяшку и, обнажив клыки, зарычал. Надежды Кастильерхо, что собака может быть опасной, но не обязательно большой, развеялись, как дым. Напротив него готовился к прыжку молодой кахаданский волкодав, который, стоя на задних лапах, был бы на голову выше мальчика.
