Зайдя в Макс и купив сэндвич с газировкой, я окинул взглядом столики. Человек непривычный решил бы, что попал на флэшмоб или костюмированную вечеринку – все парни были брюнетами в черном, все девушки – загорелыми блондинками с сумками Луи. Не увидев среди присутствующих никого, с кем захотелось бы разделить трапезу, я уселся за свободный столик подальше от знакомых лиц. Закинув ногу на ногу и, чинно выложив на стол новый мобильник и пачку сигарет, я приступил к трапезе, попутно глазея по сторонам. В какой-то момент мой взор остановился на красотке с отличным задом и осиной талией, выглядывавшей из-под короткой кофты. Она сидела ко мне спиной – через стол или два, в компании неумолкающих подруг – так что я даже не мог разглядеть ее лица, а отвлекшись на хипиш какого-то борца с охранниками, не заметил, как она исчезла.

В тот же день я еще дважды замечал ее промелькнувшие в толпе бедра, а выйдя с последней пары, увидел, наконец, и лицо. Она сидела на подоконнике лестничного пролета и курила крепкие мужские сигареты с шоколадным фильтром. Остановившись рядом, я тоже закурил.

– Весь день тебя сегодня встречаю, но ты постоянно поворачиваешься спиной.

– А, чувак в леопардовой куртке, – ухмыльнулась она, – если так, откуда ты знаешь, что это я?

– Ты сегодня видела хоть одну девочку, одетую во все черное? – я улыбнулся и добавил, – Кроме красивой блондинки в зеркале.

– Думаю, нет, – пожала она плечами.

– Выходит, это ты.

– Пожалуй.

– Я Марк.

– Я Алиса. Приятно познакомиться.

– А уж как мне приятно, – я поцеловал ей руку, – с какого ты факультета?

– С философского. А ты?

– С мирового господства, – ответил я и предложил, – слушай, может, сходим куда-нибудь вместе? Хотя бы по чашке кофе выпить.

– Можно.

– Как насчет субботы?

– Давай.

Мы обменялись телефонами и в ближайшие же выходные встретились в Кофетун на Тверской, заведении популярном среди неистовых абреков. Потом сходили в кино и прогулялись по бульвару, потом пожарились и, в общем, неплохо проводили вместе время. Помимо безукоризненного вкуса, Алиса была для меня носителем чего-то светлого и неиспорченного Москвой, что выгодно отличало ее от окружающих грязнух – размалеванных кукол в натянутых на уши стрингах, чьи жизненные ценности, измерялись в долларах, лексусах и дольчегаббанах, похотливых и расчетливых стерв, голодных до привилегий, роскоши и разврата – тех самых грязнух, так полюбившихся мне спустя пару лет.

Теперь же впереди ждало лето, которое мы с Алисой провели вместе, а на пути к нему стояла лишь вторая в моей жизни сессия из шести экзаменов и шести зачетов.

ВТОРОЙ КУРС

1

К началу нового учебного года я опоздал примерно на неделю. Желая захватить еще немного солнца и рассудив, что в день знаний учиться все равно никто не будет, мы с Алисой довольно спонтанно сорвались в Турцию с обратными билетами на второе сентября. Вернувшись в Москву, из аэропорта мы поехали домой, где, разумеется, и залипли. Третьего сентября случилась пятница, и я решил, что нужно быть последовательным и догуливать неделю до конца – тем более никто не умрет, если я начну учебу с понедельника. Однако к вечеру субботы, хорошенько выспавшись и начав скучать, я поехал тусоваться. Вернувшийся с каникул и из отпусков народ безудержно козлил в клубах, понимая, что державшийся на термометрах плюс – лишь финальный летний аккорд перед началом семимесячной зимы. Будучи человеком по сути своей запойным, я бросился заливаться шампанским, глотать таблетки и шлепать крепкие загорелые зады с такой жадностью, что в университете оказался только восьмого числа. Да и то лишь потому, что, обдолбавшись на вторничной хип-хоп вечеринке в маленьком клубе на Никольской, расчувствовался и захотел немедленно увидеться с первогумовскими чудилами.

– Чехов много в этом году стало, – делился наблюдениями Муслим, – в прошлом почти не было.

Мы сидели в большом, размером с оконный проем, углублении, зиявшем в стене против отделения Сбербанка – доживавшего последние дни в стенах первого гума. Полагаю, раньше это был застекленный шкаф с портретами вождей на полках и какими-нибудь информационными материалами о вкладах или пятилетках за три года. Теперь уже не оставалось ни стекол, ни полок – их место заняли тощие задницы местных нариков, облюбовавших укромный уголок для своих сходняков. С закрытием банка место стало совсем непроходным – на втором этаже не было ничего кроме верхних входов в поточки – почти не используемых – и дрянного буфета с картонной пиццей и газировкой. Если тебе не нужно было в одну из этих аудиторий, дверями выходивших в просторный темный холл с ветхим почерневшим от времени паркетом и неприветливыми бледно-зелеными стенами, ты вряд ли сунулся бы в этот угрюмый тупик. Еще туда выходили двери туалета, в котором мы курили хэш из пластиковых бутылок. На весь 2004/2005 учебный год полка на банке стала местом притяжения всех баловавшихся студентов.

– Странно, почему они так вдруг появились, – сбив минералкой сушняк, отреагировал я на последние слова Муслима, – что изменилось-то за год?

– Лет пять назад их очень много было, – стал объяснять он, – и было много горячих голов, попутаешь чо тут за беспредел творили. И ректор, говорят, распорядился сразу всех их отчислить и новых в МГУ не принимать больше. Но сейчас походу поостыл, раз столько народу зачислили. У вас же тоже до хрена?

– Да, несколько человек пришли. Но в том тоже были.

– Кто, например?

– Ислам.

– Ислам, братуха – ингуш. Это не одно и то же, – поднял палец Муслим, – есть нохчи – чеченцы, есть галгаи – ингуши, а вместе их называют вайнахи.

– Прикол. Как в анекдоте, знаешь, – обрадовался я, – типы ингуши собрались и решили – че это вся слава чеченцам достается? Собрали толпишку и пошли банк грабить. Ну, их, короче, мусора принимают и на другой день в новостях передают: сегодня при попытке ограбления банка была задержана банда чеченцев, которые нагло утверждают, что они ингуши.

– Воот, – выдыхая из легких дым, кивнул Муслик.

– Азеров, кстати, тоже много пришло – в том году пара человек всего было.

– У них учиться вообще не очень принято – торгаши, есть. Сейчас, видимо, стали о будущем думать.

– Походу, – пожал я плечами.

Этот разговор стал своего рода приквелом к курсу профессора Татунц по этносоциологии – единственному предмету, который я в обязательном порядке посещал в ходе осеннего семестра. В расписании на понедельник двумя первыми парами значились ее лекции – аккуратная посещаемость которых позволяла избежать неприятностей, с которыми многие столкнулись еще до сессии. Отсутствие в аудитории во время переклички на двух занятиях влекло за собой повинность – подготовку и защиту реферата на выбранную профессором тему. Причем было совершенно неважно – проболел ты, проспал или прогулял. Собственно, только благодаря этому я таки влился постепенно в предмет, ставший одним из моих любимых за все пять лет обучения.

Так, отсидев две пары в понедельник утром, я обретал свободу еще на целую неделю. Посещение других предметов было по сути факультативным, если ты, конечно, не претендовал на красный диплом – а я не претендовал.

С чувством выполненного долга выходя из аудитории в широкий с высоченными потолками и мраморными полами коридор, я закуривал сигарету и неторопливо плелся к выходу. Не афишируя своей дерзости, миновал охрану на проходной и оказывался на улице – на широченной парадной лестнице величавой устремленной в небо высотки. Оттуда мой путь обычно лежал на гум – точнее, на банк – где все уже кишело нариками, а меня неизменно ждали три точки сносного университетского хэша.