С огромным трудом, сгорая на кострах, жители Лупанара и окрестных королевств узнали, то, о чём в своих сказках рассказывали их далёкие предки: мы живём на огромном шаре, который вращается вокруг звезды. Между нашим шаром и солнцем есть ещё один. И, как минимум, ещё один шар вращается чуть дальше нашего. На ночном небе эти шары более яркие, нежели звёзды. Если хорошо приглядеться, можно различить их аккуратную сферическую форму.
В детстве, читая книги известных путешественников, я сам мечтал исследовать наш шар, ведь на нём до сих пор так много белых пятен! Нам были доступны лишь окрестные королевства, населённые известными всем народами: лупанарцами, сомнийцами, вельфердцами, рахвасами, кансакунтийцами, таутцами, даоинцами и, конечно, евреями. Как велик был соблазн новых открытий! Как заманчив и сладок был дух приключений! Я грезил даже исследовать соседние небесные сферы, но никак не мог придумать способ, как туда попасть.
К чему было вспоминать обо всём этом? Жизнь всё решила за меня. Так рассуждают все отчаявшиеся люди, и я не был исключением. Однако, кто из нас может знать, какой путь к мечте самый короткий?
Глава вторая
Доблестная лупанарская армия, поспешно формируемая перед лицом нарастающей угрозы, была похожа на кашу из несовместимых ингредиентов, которую повар-король Фурицифер Аутем тщетно пытался сделать однородной, усердно размешивая.
В одной только моей роте очутились: седобородый профессор теософии, записавшийся добровольцем – ему уж пора было готовиться к глубоким земляным ваннам, а не воевать, – мальчик на побегушках из дома терпимости; лилипут; нерадивый сын какого-то герцога, заботливый отец которого видел в будущей войне быстрое и благородное избавление от досадных ошибок молодости; компрачикос6, нашедший в службе спасение от плахи; зажигатель фонарей; одноногий, скоморох, знахарь, трубадур, сборщик податей и многие другие люди, отличавшиеся как внешностью, так и родом занятий.
В то же время, находились персонажи, не отличавшиеся ни диковинной профессией, ни особой наружностью, ни судьбой, что привела их сюда, зато именно они внесли наибольший вклад в мои впечатления об описываемых событиях.
Так, например, хорошо запоминались троица друзей, быстро нашедших общий язык на почве хулиганских наклонностей и желании морально подчинить себе сослуживцев. Не помню, как их звали, но, после первого совместного купания в реке, когда они долго с любопытством разглядывали друг друга, трепетно изучали, затейливо нюхали и даже нерешительно трогали, весело хохоча, эти три товарища, вдохновлённые своими неожиданными анатомическими открытиями, дали друг другу прозвища: Конь, Баклажан и Румпельштильцхен.
Именно под такими именами они нам и запомнились.
Даже в самые тяжёлые времена нашу жизнь не покидает любовь и романтика, хотя они зачастую являют себя самым неожиданным образом. Это нам с лихвой доказали наши бравые сослуживцы, цветовод Пистиллум и придворный акробат Штамен7.
Между ними, как говорится, проскочила искра сразу же, как только они впервые увидели друг друга.
Наверняка читателю знакомы такие дивные моменты… Ты видишь в толпе этого человека… Он не такой, как все… Он как будто светится. Вдруг, словно почувствовав твой взгляд на себе, он резко поворачивается… Стесняясь, ты уводишь взгляд… Но соблазн велик, и твой взор снова на нём. И это повторяется раз за разом…
Примерно то же самое случилось с нашими героями, когда они оказались в одном строю. Жар от страсти, что возникала между ними, чувствовали даже мы, их братья по оружию, стоявшие рядом.
Однажды, ещё на марше к тренировочному лагерю, наш полк остановился на привал вблизи живописного поля, усеянного алыми маками.
Славный акробат Штамен сидел на траве, опустив голову и, очевидно, предавался грустным мыслям о скорой, мучительной, а главное, неизбежной смерти, как вдруг над ним склонилась огромная тень: тихо и незаметно сзади к нему подошёл Пистиллум.
Следует отметить, что цветовод обладал самым высоким ростом и наиболее крупным телосложением в нашей доблестной роте. Пусть не весь объём его могучих телес составляли мышцы, но в его богатырской силе сомневаться не приходилось: он легко мог сломать голыми руками ствол молодого дуба толщиной с кружку.
Штамен же, напротив, был низкоросл и худощав. И потому, находясь вместе, они и без проявления взаимной симпатии являли зрелище весьма необычное.
Штамен дрожал от страха, когда Пистиллум к нему приблизился. Но тот не сделал ничего дурного. Аккуратно, не побоюсь этого слова, с любовью, он водрузил венок из алых маков на головку на голову своему товарищу. Покраснев и явно нервничая, Пистиллум поспешил оправдаться:
– Я подумал… – зазвучал зычный бас. – Они прекрасно украсят твои золотистые кудри.
Нервничая не многим меньше, Штамен ответил:
– Благодарю… Я люблю цветы…
– А я их просто обожаю! – трепетно воскликнул Пистиллум и, стеснительно потоптавшись, сел рядом. Вскоре они завели долгую и милую беседу. Их устами говорила сама Любовь.
После нескольких дней пути мы расположились в палаточном лагере на высоком отвесном холме.
Целыми днями мы упражнялись в фехтовании, стрельбе из лука и строевой подготовке, словно из нас хотели сделать солдат.
В первый же день на носилках в лазарет отправился Профессор, случайно, по неопытности выстрелив себе в спину из лука. За ним, но уже на своих двоих, последовали Конь, Баклажан и Румпельштильцхен: владение мечом им давалось с трудом, посему они, побросав клинки, принялись колошматить друг друга голыми руками, полагая, что цель упражнения – продемонстрировать силу и безмозглое геройство, а не научиться владеть оружием.
И ведь они оказались правы!
Именно этому нас страстно желал научить капитан Поркий, достигший в этом деле заоблачных высот. Поскольку кроме демонстрации силы он почти ничего не умел, то уверенно считал, что только безмозглостью можно побороть хитрого, хладнокровного и расчётливого противника.
Руководствуясь этими соображениями, он поставил себе благородную цель вбить в нас дурь. Как можно глубже и как можно сильнее.
А Конь, Баклажан и Румпельштильцхен заслужили свои первые медали. Такими нелепыми жестами командование пыталось поднять наш боевой дух со дна пропасти уныния.
Солдаты же и без того самостоятельно искали способы скрасить последние дни своих несчастных жизней.
Компрачикос и скоморох тайком сбегали в близлежащую деревню в поисках огненный воды8 или браги. Ушлые крестьяне отказывались продавать им что-либо за те гроши, которые они наскребли совместными усилиями. Только нелюдимая, мерзкого вида старуха, жившая на окраине и слывшая ведьмой, согласилась отдать им бутыль мутной хмельной жидкости.
Чем они расплатились с ней, так доподлинно неизвестно, но вскоре у скомороха стали выпадать волосы, появилась сыпь и гнойничковые воспаления на фоне общего недомогания9. А компрачикос, выпивший бо’льшую часть бутылки, вовсе покрылся волдырями, да стал мочиться грязью. После двух суток агонии он испустил дух.
Это была наша первая потеря.
Лилипут не был столь искушён в вопросах алкогольных возлияний, но и него были свои интересы в той злосчастной деревне. Об этом всей роте по секрету рассказал Пистиллум, собиравший букет для Лилипута, намеревавшегося тайно преподнести его жене старосты деревни.
И хотя герой-любовник действовал скрытно, спустя неделю дело придали огласке жители деревни, направившие капитану Поркию челобитную:
«Барону Жбанту Жирдобасу Поркию, капитану, командующему третьей ротой седьмого полка тринадцатой королевской армии, от жителей славной деревни Имо10.
