– А он повысился?

– Не знаю. Зарплата не менялась. Вроде цены выросли немного. Я не считала.

Вот так. Забавно. Ну, раз говорят, что стало лучше, значит, так оно и есть. К тому же если я глухой, то жена-то вроде слышит прекрасно.

– Милая, ты мне недавно говорила, будто у нас стадион достроили – помнишь, в новостях об этом рассказывали?

– Да. Говорят, достроили.

– Так ты сама-то видела? Какой он? Красивый, наверное?

– Там еще все перекопано. Подойти сложно.

– Так вроде бы новость была о том, что успели объект к сроку сдать, разве нет?

– Да, сдали его.

– Так как сдали-то, раз там подъезда нет?

– Не знаю. Журналисты говорят, что там очень красиво. Я сама не видела.

Хм… Ну, раз говорят, значит, так и есть. У них ведь есть глаза, в отличие от меня. Хотя странно это все.

– А что там с нашей армией? Помню, была напряженная ситуация в регионах.

– Все в порядке.

– То есть обошлось?

– Нет, воюют, но все хорошо.

– Как ты можешь так говорить? Если война, то это в любом случае плохо!

– В новостях говорят, что жертв нет. У них продовольствие заканчивается, они скоро сдадутся. И все станет, как раньше.

– Да? Удивительно. Ну, раз так, то и замечательно. Ты меня держи в курсе дел, пожалуйста. А то как-то не хочется отставать от жизни. Просто помни, что меня это интересует, ладно? Внимательно слушай новости. Теперь ведь ты – мои глаза и уши.

– Конечно, милый. Кушай, а то остынет.

Как это замечательно – играть в глухой телефон с глухим. Впрочем, разницы почти никакой. Первый сказал второму «А», тот передал «Б», которое превратилось во что-то еще. Самое смешное в этой игре то, что первоисточник прекрасно понимает: сказанное им и так будет искажено – и все равно старается проговорить свою часть максимально быстро, чтобы усугубить ложь на выходе. Зачем?

Я не знаю, о чем думает моя жена. Возможно, я и не хочу этого знать. Не вижу, во что она сейчас одета. Не слышу, с кем и о чем говорит. Мир уменьшился до размеров размаха моих рук и в то же время стал таким глубоким, что если начать в него падать, умрешь прежде, чем достигнешь дна. Хорошо это или нет – я пока не разобрался. С одной стороны, сложно найти смысл в бесконечности, если нет стен. С другой – правила таким, как я, не писаны. Действительно, что возьмешь с немощного? Я могу совершить любую глупость – и меня оправдают, ссылаясь на то, что я не отдавал себе отчет в своих действиях. Наверное, это и есть счастье: безнаказанность, оправданная тем, что виноват кто-то другой. В моем случае это тот, кто сделал меня таким. Выходит, я должен благодарить его за то, что имею. За мое будущее, которого не случилось, но в котором, будь оно у меня, все получилось бы. Кто-то сказал однажды, что мы сами строим свою жизнь. Осталось научиться получать удовольствие от вседозволенности, когда ничего не запрещено, но и сделать ты ничего не можешь. Ползком наощупь – от кирпичика к кирпичику.

– Мама! Мааа-мааа! Мамамамамамама!..

– Ну, что? Сказала же: занята. Что опять?

– Я только что прочитал о том, что меня убили, но я не умер. Так бывает?

– Конечно, бывает, раз написали. Отстань! Займись делом. Отцу вон помоги лучше.

– Да ну… Там пыльно – я чихаю. А еще я прочитал, что он мне не отец.

Мать сердито зашикала и замахала руками, но мальчик только усмехнулся – она не ударит. Еще бы – так написано.

– Так мой папа мне папа или не папа?

– Папа, конечно.

– А я прочитал, что нет.

– Не верь всему, что пишут.

– Но ты только что сама говорила …

– Я сказала: отстань! Сейчас отца позову – он тебя живо научит, во что верить.

Понятно: мать рассердилась не на шутку. Тоскливо заныла задница – желание спорить сразу пропало. Обиженно шмыгнув носом, мальчуган вышел за дверь и на минуту задумался. Помогать отцу скучно и сложно, к тому же от древесной пыли у него на самом деле слезились глаза и свербило в носу. Играть не с кем – в такую жару даже мух не видно. Читать? Все книги в доме – в доме мама, а это нехорошо. Пока дойдешь до моря, усохнешь вдвое, но это в любом случае лучше, чем… Так и не определившись, чего же именно лучше перспектива усохнуть вдвое, мальчик вприпрыжку побежал к воде.

***

– О, Машка пришел! – Шима приветливо помахал рукой. – Давай к нам – мы как раз тебя ждали. Вдвоем сеть не вытащить. Поможешь – пару рыбин заработаешь. На выбор.

– Сам ты Машка! Я ведь говорил тебе так меня не называть!

– Слышь, Андрюха, он мне говорил, оказывается, – брат Шимы, добродушный здоровяк, одобрительно хохотнул. – А как мне тебя называть? Ты сам свое имя пробовал произнести? Получилось у тебя? Родителям своим спасибо скажи.

Машка злобно зашипел и начал искать глазами, чем бы запустить в обидчика.

– Да ладно, ты не обижайся, – продолжал издеваться Шима, – хочешь, Исой тебя буду звать, м? Хорошее, кстати, имечко, как тебе?

– Пошел бы ты… – Машка, наконец, нашел подходящий камень и хотел было им воспользоваться, но вдруг передумал. – Да, конечно, помогу. Вот прямо сейчас и начну.

– Да? Ну, давай, – Шима чувствовал подвох, но не мог понять, в чем он состоит. Андрей с любопытством наблюдал за происходящим.

Ни Шима, ни Андрей не знали о каменной тропе, которую Машка с захаровским Ванькой соорудили пару дней назад. Натаскали булыжников, чтобы удивить девчонок. Но те отказались тащиться к воде по жаре – и проект так и остался невостребованным. Вот и пригодился. Теперь нужно ступать так, чтобы даже Андрей ни о чем не догадался, подумал Машка. Шима – дурак, это понятно. Но язва. Засмеет, если что не так. Но если пройти по камням неторопливо и с достоинством, ни Шима, ни Андрей ничего не заподозрят.

– Даю!

Самое трудное – даже не удержать равновесие, а не засмеяться, глядя на вытянувшиеся лица зрителей. У Шимы отвисла челюсть, а Андрей зажмурился и несколько раз стукнул себя по лбу ладошкой – наверное, чтобы отогнать видение. Не помогло. Машка все так же степенно и неторопливо скользил по воде. Яркое солнце освещало лик с прикрытыми глазами, вода едва доходила до щиколоток… Все получилось так, как нужно. Шима завизжал от страха и кинулся к веслам – удирать, но лодка не желала сдвигаться с места, что-то удерживало ее на месте, она будто пустила корни на мелководье. Когда браться перегнулись через борт, то едва не вывалились из лодки – такого количества рыбы, набившейся в сети, им еще не приходилось видеть.

***

– Ты достал? Точно достал? Ну?

– Да достал, достал…

Какие вы надоедливые, подумал Машка. Тьфу ты… Он теперь и сам себя называет этим противным именем – даже в мыслях. Машиах беззлобно выругался и протянул приятелям кожаную флягу.

– Всем хватит!

Шумное веселье мальчишек привлекло проходящего мимо отца Шимы. Он подозрительно прищурился:

– Что это у вас там?

Дети кинулись врассыпную, не забыв прихватить булькающий сосуд. Лева, отбежав на безопасное расстояние и гогоча во все горло, запоздало ответил своим пронзительным голосом:

– Вода, дядя Иона! Хотите водички?

– Сам пей свою водичку, маленький поганец!

И пошел своей дорогой.

Ребята обступили Леву, все еще прижимающего флягу к груди.

– Давай, чего ты ждешь? Пробуй! Давай быстрее, чего ты конопатишься?

Андрей на правах старшего растолкал остальных и смело сделал большой глоток. Тут же его лицо перекосилось и стало похожим на сушеный финик.

– Фу, оно же кислое!

– А ты что – хотел, чтобы я тебе медовое принес? За какие заслуги? Чего ты? Отпусти!

Машка рванулся – ветхая рубашка треснула по швам. В следующий момент ватага ребятишек с улюлюканьем неслась по пыльной дороге вслед за шутником, который, как кричал Андрей, хотел напоить их ослиной мочой. Фляга осталась лежать там, куда ее бросил дегустатор, кислое вино тонкой грязно-красной струйкой вытекало на желтую землю.