А вот и он, легок на помине. Что-то чудно – обычно он передвигается медленно, идет вразвалочку, будто сквозь тину пробирается, а нынче, как мальчишка, вприпрыжку бежит.

– Здравствуй, Дядька! Уж не случилось ли чего? Или ты себя кузнечиком возомнил? Чего скачешь-то, землю сотрясаешь?

А тот смеется, кувшин какой-то показывает, щурится. Загадочный он сегодня какой-то.

– Ты мне того же налил бы из своего кувшинчика, – Бабка Летунья подмигнула гостю, – может быть, и я так же скакать начну.

– Ты подожди шутить, старая, – Дядька с трудом отдышался. – Дай посмотреть на тебя, хочу запомнить тебя такой. Не скоро ведь увижу тебя снова в таком виде, Лебедь моя.

– О чем ты? Я больше на ощипанную куру похожа. С меня и бульона не сваришь сейчас – одна кожа до кости. Все шутками своими да прибаутками меня успокаиваешь?

Дядька с нежностью взглянул на старушку, потом налил себе в ладонь чего-то из своего кувшина и брызнул в лицо Летунье. Та от неожиданности зажмурилась, а когда открыла глаза, то от еще большей неожиданности зажмурилась снова. Из зеркальца, неизвестно откуда появившегося в руках Дядьки, на нее смотрела совсем молодая девушка, почти девочка. Седина слетела с нее, как пыль, морщины разгладились, глаза загорелись зеленым веселым огнем.

Пока Дева Лебедь любовалась собой и хохотала от счастья, Дядька с довольным видом наблюдал за преображением своей соседки:

– Я тут с мальчуганом одним познакомился. Хороший такой мальчуган, Алешей зовут. Ну, это длинная история, но он мне принес твой порошок – помнишь, ты говорила, что потеряла его? Так вот, ты его не теряла – у тебя его один оболтус деревенский стащил. Вот Алеша его и вернул. А мне всегда хотелось полетать, ты же знаешь. Вот я чуток и… В общем, набрал росы – и к тебе прямиком. Нравится?

Дева Лебедь с радостным смехом кинулась Дядьке на шею и расцеловала его в обе щеки:

– Конечно, нравится! Ты мой спаситель – мне уже и жизнь была не мила. Я даже мечтать о таком перестала – спасибо тебе! Век не забуду, всю жизнь тебе благодарна буду.

Дядька засмущался от девичьей похвалы и сказал:

– Ты подожди благодарить – я так, просто донес то, что дали. Алеше спасибо скажешь. Он нас с тобой на свадьбу пригласил. Помнишь зеркальце свое? Я его как раз Алеше и подарил на счастье. Так что собирайся, нас уже заждались.

Девушка подпрыгнула на месте от нетерпения – уж слишком давно не было у нее возможности покрасоваться, истосковалась по вниманию:

– Конечно! Сейчас, только скину с себя все эти тряпки старушечьи. Негоже в таком наряде на праздник являться. Дядька, я вот о чем подумала – может быть, мы и на тебя побрызгаем водицей? Глядишь и ты красным молодцем обернешься.

Дядька добродушно улыбнулся и развел руками:

– Нет, милая, на меня это чудо переводить не стоит. Ты ведь знаешь: я и в молодости особой красотой не отличался. Может быть, только мухоморы из ушей не росли. Да ты не переживай – привык я. Мне это даже нравится – я ведь на всю округу один такой. Ну, пойдем, порадуем молодежь.

Прошло еще некоторое время – и люди всех окрестных деревень, собравшиеся на свадьбу Алеши и Клавдии, таращили глаза на чудо невиданное: взявшись за руки, навстречу жениху и невесте шла самая удивительная пара, какую только можно себе представить – поразительной красоты Дева Лебедь в белых одеяниях и Дядька. Да, тот самый супостат, которым совсем недавно пугал детишек дед Семен. Девушка в руках несла пение птиц, а Дядька – шелест травы. Праздник начинался, чтобы никогда не закончиться.

Глупо все вышло.

Вот мне тридцать – и я точно знаю, что совершенно не обязательно куда-то торопиться, все успеется. Работа, которая не волк, жена, которая завтра простит, похмелье, которое скоро пройдет.

Вот мне все еще тридцать – и я лежу на влажной земле, думая о том, какая темная и тихая ночь вокруг. Мысли путаются. Только что я придумывал разумное оправдание тому, что в очередной раз возвращаюсь домой за полночь. Меня в любом случае ждал скандал, но как-то так получается, что если убедить себя заранее в том, что ты ни в чем не виноват, есть вероятность, что твоя версия будет звучать убедительнее.

Ты ведь знаешь, дорогая, каким настойчивым может быть мой шеф. К тому же сегодня у него родился внук (разумеется, никакого внука не было – зато был стрип клуб за его счет), вот он и разошелся. Ну, нельзя человеку отказывать в такой момент. Ой, ты бы видела, что он там вытворял (чистейшая правда, кстати), ты бы с ним никогда больше не здоровалась. Пришлось его провожать до дома и сдавать на руки родственникам. Я, конечно, тоже выпил, но совсем немного. Так что прости меня, милая, я тебя люблю.

Видимо, я слишком увлекся внутренним монологом и не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади и сильно ударил по голове. Придя в себя, я провел рукой по волосам. Липко. Осторожно приподнимемся – вот так. Не видно ни-че-го. Покачиваюсь и стараюсь найти опору. Автоматически ощупываю карманы. Так и есть – портмоне нет. Денег там было немного, но все равно обидно. Еще и документы придется восстанавливать. Ругаюсь вполголоса. Странно, мне казалось, что я произнес слова вслух. Повторяю громче. Ничего не слышу. Еще громче. Изо всех сил. Я ору так, что меня начинает тошнить. Когда человеку страшно, он кричит. Твой голос – это сирена, которая дарит тебе ощущение безопасности: тебя услышат и придут на помощь. А если ты нажимаешь на кнопку, а сирена молчит? Гадкое чувство.

Кто-то осторожно касается моего плеча. Я шарахаюсь в сторону и падаю, затем оглядываюсь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в этой кромешной тьме. Опять прикосновения. Я сопротивляюсь изо всех сил, но меня удерживают. Жду ударов, однако меня вроде бы никто не собирается бить. Напротив, меня, судя по всему, успокаивают. У них не получается. Наверное, уже тогда я понял весь ужас своего положения, но отказывался в него верить.

Итак, мне все еще тридцать лет. У меня по-прежнему все впереди, но не совсем так, как я предполагал до этого. Случается иногда, что вот только вчера ты разбил машину, а на следующий день взял да и сломал себе ногу вдобавок, поскользнувшись на ступеньках. Неприятно. Говоришь себе: ну, что за полоса невезения такая. Так вот, я умудрился за один раз ослепнуть и оглохнуть – и правда, зачем тянуть? Бах – и вокруг тебя темная тихая ночь. Навсегда. И тут же ты начинаешь понимать, какой красивой может быть музыка или насколько потрясающе выглядит только что проснувшаяся женщина, хотя сама этого не осознает. Глупая.

Нет, моя семья не оставила меня. Меня поддерживали, когда я напивался до беспамятства. Спасали, когда пытался убить себя. Успокаивали, когда я выл от безысходности. Наверное, это было довольно мерзко. Все входили в мое положение – с сочувствием, нужно полагать. И теперь я благодарен им за это. Все-таки хорошо, что мы есть друг у друга. Приятно осознавать, что мы – особенные. Почему-то хочется верить в то, что другие в аналогичной ситуации повели бы себя хуже. Кажется, это называется гордыней. Пусть так.

Со временем я успокоился. Мы с женой научились общаться. Сначала я не мог заставить себя использовать голос, у которого не было звука, но, в конце концов, справился. А слышал я, когда она водила моей рукой по поверхности стола, старательно выговаривая «я тебя люблю» или «уже поздно, пора спать». Позже мы стали использовать письма на ладони. А вот с техникой Брайля я, к сожалению, так и не разобрался. Родственники считают, что у меня просто недостаточно силы воли. Может быть, они правы. Когда-нибудь я обязательно займусь самообразованием, но пока у меня есть другие дела.

– Что происходит в мире, дорогая?

Странно, но я стал интересоваться многим только после того, как потерял возможность получать информацию самостоятельно и в любое время.

– Все хорошо. Говорят, что уровень жизни у нас повысился, а у наших соседей – упал.

Со мной стараются говорить простыми предложениями – чтобы не приходилось много писать. Это раздражает, но я привык и давно не обращаю на это внимания.