Лес понемногу становился все более сумрачным. Деревья, по мере подъема, становились выше, а их кроны — гуще. Причудливые тени, отбрасываемые ими, шевелились на траве и редком подлеске. Ветер, с высотой, постепенно становился свежее и крепче, все сильнее шумя в кронах. «Воздух какой!» — восхищенно потянул носом Генри. И действительно, напитавшись за день, на беспощадном тропическом Солнце запахами трав, смолы, цветов и листвы, воздух острова, в отличие от воздуха в Байя-Кино, был насыщеным, густым и ароматным. Дышать хотелось полной грудью. Иногда даже начинало забываться, что они находятся на известном всему миру острове, о котором ходят легенды, одна страшнее другой.
Подъем, постепенно, становился все более пологим, но никаких следов присутствия человека, кроме натоптанной тропы, по-прежнему не было видно. Сквозь кроны деревьев, временами проглядывала водная гладь противоположной стороны залива. А ветер уже начинал гулять между стволов. Группа остановилась, чтобы осмотреться и перевести дух, а Том, потянулся было к кофру, за фотоаппаратом, чтобы сделать снимок на память… Аааа… Аааа… Внезапный стон разорвал тишину, заставив вздрогнуть всех пятерых. Аааа… Друзья почувствовали, что начинают шевелиться волосы на затылке, а кровь — отливает от лица.
Чуть в стороне от тропинки, прибитая крупными гвоздями к большому, корявому дереву, висела кукла… Довольно большая, величиной примерно с двухгодовалого ребенка. Солнце ярко освещало изнутри голову, на которой, на темени зиял обширный пролом, а пустые глазницы от этого, ярко светились изнутри, создавая жутковатую маску на покрытом серой плесенью лице. Левая ее рука была отломана примерно посередине предплечья и поднята вверх, как будто кукла всем своим видом, изображала приветствие всем, желающим посетить остров, а зазубренные края тпорщились зловещими зубьями. «Добро пожаловать в наш мир! Мир кукол, живущих на Острове… Мы собрались здесь, чтобы встретить вас…» — словно говорила она, поднимающимся по тропе.
Налетел новый порыв ветра. Аааа… Под порывом ветра, проломленная голова стала подобна свистку. «Такое впечатление, что она нам говорит — Добро пожаловать в ад!» — Альберт, немного прийдя в себя, все же, нашел силы для иронии. «М-да…» — протянул Макс, — «Нас встречают довольно весело…» «Привет, обитатель острова!» — помахал ей рукой Ральф. «Аааа…» — как будто в ответ, простонала кукла.
Друзья вновь двинулись дальше по тропе. В траве показалась маленькая ручка, а потом, немного дальше — ножка… А вот и несколько искалеченных кукол лежат рядком, словно пытаются обняться, принимая солнечные ванны… Из-под полуистлевшей одежды одной из них выскочила какая-то местная живность и тихо шелестя, исчезла в траве. Ральф, шедший последним в группе, испытал внезапное неприятное чувство, обернулся назад. Он ощутил себя кроликом, на которого не мигая смотрит удав.
Кукла, прибитая к дереву, неестественно вывернув голову за спину, смотрела ему вслед… Тронутые плесенью, полуоткрытые губы, исказило подобие кривой улыбки, отчего стало казаться, что рот ее треснул, а в пустых глазницах, словно мелькнул тусклый красный огонь… Ральф зажмурил глаза с такой слой, что в них замелькали искры. «Чего встал, пошли!» — окликнул его Альберт. Ральф открыл глаза и увидел, что прибитая к дереву кукла все так же повернута в сторону тропы и приветственно машет отломанной до половины рукой прибывающим на остров искателям приключений. Ральф повернулся и снова пошел вперед по тропе, отмечая про себя, что куклы и их фрагменты стали попадаться все чаще и чаще.
Догоняя остальных, он едва не споткнулся о туловище с одной ногой, словно специально для этого, оказавшееся на тропинке. Ральф пинком ноги отправил фрагмент в кусты, откуда раздалось шипение раздвигаемой листвы и приминаемой травы. Сквозь стволы деревьев показался просвет, а в просвете — какое-то строение, окруженное хлипким забором. Кукол вокруг стало больше в разы. Прикрученные к деревьям проволокой и веревками, развешанные в позах висельников на ветках, прибитые гвоздями к стволам…
Со всех сторон, с веток и стволов деревьев, к тропе тянулись маленькие ручонки, словно пытаясь достать до идущих, чтобы вцепиться ногтями, ущипнуть, укусить, или схватить идущих за что придется. Впиться в плоть и уже не отпускать. Никогда. Намертво… Сотни неживых глаз и пустых глазниц, со всех сторон, смотрели на путников, казалось бы, внимателно их изучая.
Улыбающиеся и серьезные, покрытые плесенью и трещинами, маленькие лица словно приветствовали — «… ну вот мы вас и дождались…» «Немного напоминает подземелье Капуцинов…» — подумал Ральф — «те тоже, как будто тебя разглядывают сверху…». В траве то и дело мелькали куклы, лежащие по одиночке и группами, шуршала обитавшая в них живность, а отдельно взятых рук и ног, которые тоже, казалось бы, жили своей жизнью, слепо стараясь схватить, за то, что движется мимо, или корчась, в попытках встать и куда-то бежать, уже было не сосчитать…
Тропа сделала крутой поворот и Генри, идущий впереди, нос к носу встретился с оторванной головой, без глаз и волос, насаженной на острый сук. Голова повернулась к нему лицом, посмотрела, как бы сквозь Генри остатками глаз и обнажив желтые от времени, клыки, растянув неживые, потрескавшиеся губы в кривой улыбке, прошептала — прошипела, словно больной астмой — «Привет, дорогой друг… Теперь ты будешь только мой…»
«Чур меня!» — Генри быстро перекрестился, отпрянув в сторону. Голова, злобно оскалившись детским ртом, зашипела и отвернулась. «Тварь!» — подумал Генри и перекрестился. «Друг Генри, хорош скакать по тропе и вносить суматоху и суету!» — Тому в этой обстановке, были явно не по душе любые резкие движения со стороны окружающих. «Как скажешь, дорогой! Можешь и сам вперед пойти!» — ответил Генри. «Ну так бы и сказал, чего прыгать почем зря?» — они поменялись местами и теперь впереди пошел Том, попутно делая снимки для грядущих воспоминаниях и фотоотчетов.
* * *
Друзья вышли на обширную лужайкку, на которой стоял небольшой домик со стенами и крышей, материалом для которых служила всякая дрянь из окрестностей Байя-Кино. Обрывки рубероида, газеты, залитые краской, куски полиэтилена, старые клеенки… Все шло в дело у предприимчивого Хулиана… Как это все оказалось здесь — это уже отдельный вопрос. Но — оказалось и, причем, в немалом количестве.
Пень от огромного дерева, росшего здесь в незапамятные времена, на котором, наверное, любил сидеть хозяин дома, торчал рядом с дверью. Рядом с домом тоже высилась приличная куча разного строительного хлама — начиная от целых кирпичей и пеноблоков, заканчивая обломками досок, с торчащими из них гвоздями, мотками проволоки, кусками веревок и глыбами затвердевшего строительного раствора… Внутри — этак куча просто кипела жизнью, прыгающей и ползающей, став гостеприимным домом для неимоверного количества различного рода милых обитателей.
Макс критически оглядел жалкую хибару — «Нужно сказать, хозяйственным человеком оказался наш герой… Тащил сюда все, что попадалось под руку в городке, не только кукол, или их фрагметны…» «Мне интересно другое…» — задумчиво сказал Ральф, — «Каким образом весь этот мусор, собранный на помойках города, оказался здесь? Кто ему все это сюда доставлял?» «Ответ, кто сюда доставлял, более-менее очевиден…» — Макс немного пододвинул Ральфа в сторону, — «Скорее всего…» С этими словами он сделал знак рукой в направлении бухты. «А! Ну да!» — согласился Ральф, — «Но, только объясни мне, Макс, сколько это все на себе нужно было таскать из города в Кино-дель-мар! Это же не ближний свет идти!» «А ему спешить было некуда, за пятьдесят-то лет собирания всякого дерьма по свалкам и помойкам!» — Макс подошел к двери дома.
«Ну что, ознакомимся с условиями быта смотрителя острова?» — Макс, набравши воздуха в легкие, потянул на себя жалобно взвывшую дверь жилища. Приколоченная прямо над дверью маленькая кукла, видимо, игравшая роль ангела-хранителя этого дома, затряслась и из-за нее тут же выскочил крупный, черный паук и, растопырив лапы, принял угрожающую позу. «Да… Нам тут рады…» — Макс задумчиво покачал головой. Глазам наших друзей предстала убогая, хотя и довольно большая, комната. В одном углу валялась небольшая куча разного тряпья. Вероятнее всего, ранее служившая чем-то вроде постельных принадлежностей хозяину дома. А после его загадочной смерти — не менее гостеприимным домом, для различных мелких насекомых и охотящимися за ними пресмыкающихся, чем тот, который высился снаружи дома, в некотром подобии двора.
