Как предсказуемо.

—Ты умная женщина, — улыбается почти дружески. — Впрочем, я ещё почти в первую нашу встречу отметила твои умственные способности и оценили их, поверь…

— И? — пропускаю лесть мимо ушей. — О чём же мы будем говорить?

— Мне тут разведка донесла, — начинает издалека, — что дедушка наш, Башир Давидович, совсем из ума выжил. И предложил тебе, по сути, чужому человеку, выгодную должность в свой фирме…

— Предложил, и что? — честно, пока что от меня ускользает её корысть.

Но Элеонора недолго держит меня в неведении относительно своих намерений:

— Ты примешь это предложение, — заявляет безапелляционно.

— А дальше? — по-прежнему не понимаю я.

— А дальше — сделаешь меня своим заместителем, правой рукой… Идёт?

И улыбается так, по-акульи, явно собираясь сожрать.

Даже жаль её разочаровывать — так уверена в себе дамочка. Но мне не терпится спустить её с небес на Землю.

— Для бизнес-леди ты чересчур легковерна, — хмыкаю я, глядя на неё прямо и с чуть ехидной усмешкой.

— Что ты имеешь в виду? — Элеонора округляет свои и без того круглые глаза и, кажется, давится собственным ядом.

— Ты так легко поверила, что я собираюсь сообщать что-то Давлату… — подаюсь вперёд. — А, может быть, его вообще нет в моих планах?

Ох, лицо Элечки в этот момент достойно быть запечатлённым художником и название сей шедевр будет носить: «Шок — это по-нашему»: глаза пучит, губёшками накаченными, как рыбёшка, хлопает.

— Я тебя не понимаю, — выдаёт, наконец.

Ну да, куда уж им, стратегам продуманным, понять такую, как я.

Развожу руками:

— А всё просто — я собираюсь развестись с Давлатом и вернуть в родительский дом.

И вот теперь Элеонора падет — с небес на землю, с грохотом. Мне даже её жаль слегка.

— Ты ведь шутишь? — с надеждой произносит она. — Ведь таких мужиков не бросают…

— Представь себе — бросают, когда они много раз нечестно поступают с тобой, играют чувствами…

— Ой, да брось! — машет рукой Элеонора. — Кому в наше время нужны эти чувства и вообще все подобные сопли в сахаре?! Только разве что в кино и книгах такое осталось… В глупых дамских романчиках… Зачем чувства, если ты вся в шоколаде и при бабле. А тут ещё дедуля такую козырную должность предлагают. От такого не отказываются! Не чеши!

— Да как-то и не собиралась, — говорю равнодушно. — Только у нас с тобой несколько разные взгляды на мир, дорогая мамуля. И если я приняла решение — не отступлю.

— Ну, ты и дура! — присвистывает она. — Вернуться в какую-то дыру из этого? — обводит рукой гостиную. — От роскоши в нищету? Обычно люди хотят обратного…

— Значит, я необычная, — улыбаюсь, — приятно ощущать свою уникальность… — доверительно беру её за руку. — Так что можешь снова расставлять сети на Давлата. Он, считай, уже холостяк.

— Он-то может и холостяк, — вздыхает Элеонора, — но ты идиотка форменная. Он же лишь тебя одну любит. Всё время, сколько я его знаю, циником был, любовь считал глупостью и смеялся над влюблёнными, а как тебя встретил — резко мнение поменял. Теперь и вовсе кроме тебя никого не видит. Как к нему подобраться?

— Ну, это ты уж сама придумывай, я тут тебе не советчик…

Она начинает судорожно что-то искать в телефоне.

— Вот, — нажимает запись, — слушай!

«Ещё раз просто приблизишься к ней — пожалеешь, что на свет родилась! — рычит Давлат. — А за то, что вы с этим дебилом Ромочкой посмели тронуть мою девочку — поплатитесь! — слышны звуки, будто кого-то трясут, испуганный полувздох-полувсхлип. — Поняла меня? То-то же! За Кристину я любого убью, порву в клочья!»…

— Вот тебе доказательства! — выплёвывает Элеонора. — Он любит тебя! Только тебя! Ты же этого хотела?! Его любви! Так бери!

— Мне не нужно, — мотаю головой, — уже не нужно. Трогательно, конечно, что меня любят и готовы за меня убивать — хотя я против насилия! — но мне не надо… Давлат опоздал, — говорю и поднимаюсь из кресла, давая ей понять, что разговор окончен. — Я поступлю так, как решила… А богатства, сокровища, наследство — это всё ваше. Мне не нужно… От денег и камней — одни беды. Они делают людей надменными, и те начинают играть судьбами… Прощай, Элеонора, — указываю ей на дверь, — мне надо собираться.

Она неохотно удаляется, а я смотрю ей вслед и жалею о доказательствах чувств Давлата, которые оказались ненужными мне…

Родительский дом встречает тишиной. Брожу из комнаты в комнату, провожу пальцами по пыльной мебели, предаюсь воспоминаниям. Сколько счастья осело в этих комнатах, сколько горя впиталось в стены. Но я могу изменить всё, поселить здесь новые воспоминания, отредактировать реальность.

И начать собираюсь с банального — с ремонта. Скоро приедет Борька. Вдвоём всяко будет веселее да и дела делать проще.

Прохожу в зал — он у нас ровно в центре дома, сюда выходят двери остальных комнат и прихожей. Сажусь на старенький диван, который жалобно стонет даже под моим небольшим весом.

Мне чудится, сейчас впорхнёт мама с целой тарелкой блинчиков только с пылу с жару, раздастся теплый бас отца…

Тоска по дорогим людям наваливается особенно ярко здесь, где каждый уголок пропитан воспоминаниями…

Мамочка… Отец… Как мне вас не хватает! Очень скучаю!

Откидываюсь на спинку, прикрываю глаза…

Мысли перескакивают на события последних месяцев, а их набралось столько, что хватило бы на целую жизнь…

Во-первых, мы развелись с Давлатом. Всё, финита ля комедия. Игры в семью — не по мне. И всё же, подписывая документы, я пообещала себе и ему, что буду помнить только хорошее, искренне пожелала счастья и даже умудрилась не расплакаться.

Наверное, мы, женщины, и впрямь нерациональные создания, ведь я обиделась на него за то, что так легко отпустил, не удержал… Удар по самолюбию пришёлся сильный.

Но радостных событий всё-таки больше. Буду сосредотачиваться на них.

Борька уже почти бегает, на костылях, правда ещё, но так резво, что иные и без костылей не могут. Он у меня скоростной, метеор. Скоро приедет. Из спорта он ушёл и намерен получить вполне себе приземлённую профессию, чтобы не травмировать больше сестрёнку, как выразился. И я ему признательна за это.

Лампу с Кирюшей тоже выписали. Роддом, в котором она лежала, не знал таких грандиозных выписок за всю историю своего существования. Под прицелом камер и чутким ухом микрофонов… Журналисты проследили, чтобы малышу и его маме никто не навредил своим редактированием реальности. Так Кирюша стал телезвездой раньше, чем научился осознавать себя. Правда, очень скоро о Лампе, к её вящей радости, забыли: суд над Дробантом и другими собственниками канала «Отдыхай» был куда интереснее…

Лампа тоже развелась с Марком, отказала ему даже в праве быть воскресным папой. Харламов, конечно, порасстраивался пару дней для проформы, а потом пустился во все тяжкие…Поскольку свято место пусто не бывает, то на орбите Лампы тут же нарисовался Семёныч, но был послан в пешее эротическое путешествие. С Зинаидой Сафроновной Лампа тоже не хочет иметь дел. Сейчас продаёт доставшуюся в наследство квартиру и собирается сюда, ко мне…

Будем куковать вместе, две кумушки, теперь уже по-настоящему кумушки — в прошлое воскресение я стала крёстной Кирюши.

Единственное, о ком я жалею и кто действительно с трудом отпускал меня — это Башир Давидович. Но он слишком мудр, чтобы давить, настаивать, требовать…

Благословил на прощание, взял обещание быть счастливой…

Ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь, вспоминая того, кого привыкла за недолгий срок называть дедушкой…

Из недр памяти выныриваю, услышав звуки во дворе. Должно быть, Борька приехал. Они с другом мотались в строительный за всем необходимым для ремонта.

Выбегаю на порог и… замираю, шокированная представшей картиной: Давлат с валиком в одной руке и ведром краски в другой улыбается радостно и довольно… А из-за него выглядывает Борька — немного виноватый, но тоже с улыбкой до ушей…