Хлойи ничего не имела против Маркуса (или «римского меча, беспощадного и холодного», как называл его в одном из своих бесчисленных стихов Вертумн), но что-то её всегда в нём настораживало. Вертумн же, наоборот, считал, что нашёл, наконец, в этой, как он выражался «заднице слона по имени романский мир46», то есть в Иеросолиме, единственного человека, который его понимал. Вместе они вели длинные беседы, отправлялись гулять по загородным садам, читали друг другу свои сочинения. Для Хлойи, начавшей поглядывать на мужчин, Вертумн подыскивал достойного мужа, а в иеросолимской дыре это было сделать непросто. Маркус подходил на эту роль если не идеально, то очень даже, хотя и был странен – жил с бывшей проституткой-йудейкой и не скрывал этого. Выкупил её из одного местного люпанара. По слухам вела себя она у него дома как жена. И, хотя вольную он ей и не дал, но, как все говорили, позволяет ей слишком много: она вмешивается в беседы, выражая своё мнение (СВОЁ! О, боги), одевается как романская матрона (это со своими-то манерами!) Он тратит время и деньги на поиск каких-то редких цветочных кустов для садика, потому что она любит «свежую красоту». Ещё она любит птиц, и он купил ей разноцветных голосистых пищалок, наполнивших дом шумом и помётом. Впрочем, у каждого есть свои странности. Пусть Маркус, презирающий народ йудеев, выполняет капризы этой варварки. Наваждение скоро спадёт, и Кровник возьмёт себе нормальную романскую жену.
Хлойи тихо посмеивалась над попытками Вертумна свести их вместе. Они были слишком разные, да к тому же она его явно не интересовала. Вообще же, что его интересовало, Хлойи так и не смогла понять. Маркус казался ей очень странным человеком. Эта странность проявлялась во всём: в походке и движениях, то уверенных и надменных, то сумрачных и вялых, словно его мучила болезнь, в тех почти неуловимых моментах, когда в глазах Кровника мелькала какая-то пугающая пустота и тут же сменялась обычным насмешливо презрительным выражением. Даже волосы, густые и чёрные росли по-особенному, ровной шапочкой покрывая голову.
Этим вечером Маркус снова был у них в гостях. Триклиниум47, не имевший одной стены, переходил во внутренний дворик-сад, и голоса вечерних птиц задумчиво журчали в воздухе. Ветерок теребил лепестки цветов, узорчатые тени веток трепетали на стенах. Кровник с отцом Хлойи полулежали на подушках, набитых пухом и ароматными травами и, потягивая подслащённое вино из чашек, расписанных картинами телесной любви, неспешно перекидывались загадочными и бессмысленными фразами, потом дружно хохотали, поняв всю нелепицу сказанного. Они были похожи на двух детей, играющих в своё удовольствие.
– Хло-ойи. Поди-ка сюда, – Вертумн заметил гуляющую по саду дочь.
Девушка быстро состроила недовольную гримаску и вошла под крышу.
– Ты звал меня, отец? – сказала она, подчёркнуто не глядя на гостя. Захмелевший Маркус улыбался – игра ему явно нравилась.
– Да, Хлойи, – нараспев сказал Вертумн. Это была его манера говорить, даже не говорить, а «пропевать слова». – Посиди с нами, дочь моя.
Девушка с видимой неохотой опустилась на край дальнего от Маркуса ложа.
– Я и мой гость, славный Маркус, – Вертумн картинно почтительно кивнул на Кровника – мы хотели бы, чтобы ты прочла нам что-нибудь из любимых тобою поэтов.
Хлойи состроила страдальческую мину, и с видом легионера в самом начале перехода через пустыню начала декламировать на певучем греческом:
…и песни ветвей, шелестевших когда-то,
нам напевали печальные нимфы;
и город героев из тиса и бронзы
вставал, будто призрак; прощальное солнце…
Девушка внезапно умолкла, забыв слова, и тут же Маркус продолжил:
…вставшее рано, летело по небу;
по листьям потерь шли наши ноги
резвилась удача, но раненым зверем
кричал за порогом непройденный путь.
Маркус закончил и Вертумн тут же зааплодировал.
– У вас прекрасно получается вдвоём, – с хитрецой в глазах сообщил он. – Хорошо дополняете друг друга.
Маркус блеснул чёрными:
– Дополнение не означает счастья.
– Но, что такое счастье, – всплеснул руками Вертумн.
Последовал всплеск околофилософской болтовни. Вертумн был напыщенно красноречив, а глаза и речи Маркуса приобрели неприятный холодный блеск, и Хлойи была рада уйти, когда отец послал её поторопить ленивого раба-прислужника с ужином.
После сытной трапезы Вертумн с Маркусом разошлись по покоям. Хозяин дома настоял на том, чтобы гость остался. У местных был какой-то религиозный праздник, и ночные улицы для нейудеев были вдвойне опасны. Кровник попросил приготовить ему ложе во дворе под виноградным деревом. Хлойи тоже отправилась отдыхать в свою комнату. Однако, сон не шёл к девушке. Она лежала на постели, и ей казалось, что её тело было оплетено невидимыми глазу, но явственно ощутимыми нитями, подобно паутине, и хозяин этой паутины с негромкой песней медленно подтягивал её к себе. Не выдержав, девушка поднялась и, накинув на себя тонкий пеплос48, вышла из дома.
Её впервые поразила ночная тьма. Именно поразила. Она никогда раньше так не чувствовала ту обволакивающую, прохладно дурманящую черноту, которая поглотила небо и землю. Внезапно взгляд Хлойи упал на знакомую мужскую фигуру. Маркус сидел на ложе спиной к ней. Повинуясь странному чувству, Хлойи подошла к нему.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
