Нищий, тем временем, с удивлением разглядывал мальчика.
– Ты пришо-ол, – шепелявя протянул он.
Мальчик подошёл к нему. Нищий, что-то бормоча, заёрзал перед ним на животе и прикрыл голову руками, будто ожидая удара. Мальчик коснулся кончиками пальцев его головы, и он умолк. Откуда-то, кажется из дальнего конца улицы, зазвучала музыка. Потом мелодия застыла на одной ноте: тонкий, едва уловимый звук. Он длился долго. Так долго, что стал почти нестерпимым. Наконец, звук оборвался. Нищий поднял взгляд и оглянулся. Улица была пуста. Он поднялся и медленно, опираясь руками о стены и хромая, побрёл прочь.
…У торговца рыбой сегодня было скверное настроение. Какой-то бродяга утром, проходя мимо его лавки, принялся орать, что «время рыбы пришло»25, и тыкать пальцами, испачканными в нечистотах, в его товар. Он прогнал его, но всё равно было как-то неспокойно. «Надо бы пойти в Храм, или к колдунам на рынок возле Тиропеона26. Они хоть берут поменьше, толкователи эти. А то ведь не будет торговли».
…И нищий и убогий укажет перстом на тварь, и тварь убоится. И придёт за страхом печаль великая и сомнение, а за сомнением будет всеомывающий дождь прощения…
Иешуа с удивлением рассматривал висящий на стене ковёр. На нём был изображён олень выходящий из воды.
– Это подарок от одного торговца, – раздался голос за спиной мальчика. – Такие звери живут на севере.
Говорившему было около трёх десятков лет. Тщательно уложенные чёрные волосы, борода, крупный нос с горбинкой, твёрдый изучающий взгляд – он был похож на ашшурские27 статуи крылатых наполовину быков наполовину людей.
Хозяин дома позвал рабов и приказал принести воду для умывания, еду и напитки для гостей, а сам внимательно, не скрывая любопытства, наблюдал за мальчиком. Утомлённые дорогой Менглу и Масалья расположились на вышитых подушках, а Иешуа бродил по просторной зале, разглядывая дорогие ковры, оружие, развешанное по стенам, вазы, со свежими цветами и ветками деревьев, свисающие с потолка колокольчики, статуэтки иноземных богов и богинь, причудливых животных, вроде камелопарда28, дорогие шкатулки из ароматной древесины, украшенные слоновой костью, золотом и разноцветьем камней. Богатство, дороговизна вещей, вкус хозяина создавали тонкую иллюзию соприкосновения с его внутренним миром, который на самом деле был скрыт калейдоскопом масок и состояний.
– Йуду, мы остановимся у тебя, – без тени вопроса сказал Менглу.
– Всегда рад принять гостей, учитель, – улыбнулся Йуду. Почти искренне. Потом добавил: – Располагайтесь в моей комнате, а я буду спать во дворе.
Комнат в доме Йуду было достаточно, но это было традиционное выражение наивысшего почёта гостям.
Иешуа, тем временем, разглядывал статуэтку мужчины, борющегося с многоглавой змеёй.
– Почему он борется с ней? – спросил мальчик.
– Он хочет её победить, – ответил, подошедший Йуду.
– А зачем ему побеждать её?
– Он – воин. Это его путь.
Иешуа рассмеялся:
– Я его знаю.
В комнату, как вода из переполненного ведра, хлынули солнечные лучи сквозь несколько оконцев под потолком. Тени легли на статуэтку, и, казалось, что воин улыбается. Потом свет начал таять, пока совсем не иссяк. Лицо воина опять стало классически холодным и безжизненным. Иешуа посмотрел огорчёнными глазами на него и сказал: «Но он опять уходит»…
Маркус тихо напевает:
«Много света во тьме
но солнце закатится
и земля пропоёт
невесёлую песню
о семи цветах
в янтарном ложе
и бледной птице
в забвении мира.
Но вот снова светает…»
Марк улыбается.
Йоханнан
– Врёшь ты всё! Врёшь! – негодовала толпа. Казалось ещё чуть-чуть и люди возьмутся за камни и тогда маленькому нищему с лицом ящерицы несдобровать. Однако настроение народа не смущало Йоханнана, но, наоборот, добавляло в его слабое тело силы. С криком: «Прочь!» он бросился в мелкую речку, и, забравшись по пояс в воду, обернулся к толпе на берегу.
– Он пришёл! – возвестил величественным голосом нищий. – Я видел его! Да, видел! Он – свет, и тьма бежит от него. Бойтесь – и вы прозреете, и спасётесь.
Йоханнан воздел тощие руки к небу:
– Он не бросит тех, кто в него верит. В воду, люди, в воду. Смывайте грязь с тел и душ, чтоб увидел он, что чисты мы и посадил рядом с собой. Слышите – он стучится вам в двери? Так откройте же ему! Не запирайте свои души на замки, и он войдёт в вас, и освятитесь вы, и прозреете, и исцелитесь. Я слаб и немощен, но Он силён. Он даст нам силы, Он спасёт наш народ. Подобно Моше29, который вывел нас из ворот Эгипта, из дома рабства30, Он укажет дорогу исхода.
Нищий уже не говорил, а рыдал, и видевшие это люди затихли. Потом какой-то мальчишка вошёл в реку. Он был немой и знаками давал понять Йоханнану, что хочет пройти обряд. Нищий, обратясь к небу, произнёс:
– Возьми его к себе в царство.
Одним движением Йоханнан схватил мальчишку за шиворот и окунул в воду.
– Иди, и не будь, как прежде.
Креститель шатался от усталости, вода омывала его ворчливыми струями, яркое дневное солнце блестело на его смуглой голове и речных волнах, и людям показалось, что в тот момент Йоханнан засветился изнутри. Мальчишка, глядя на него, вдруг засмеялся, шершавым и тихим смехом немого, потом набрал горсть воды, поднял руки к солнцу и окропил голову нищего. Тот разрыдался во весь голос.
Люди осторожно подходили к реке, вставали на колени и поливали себя водой. Они не видели Спасителя. Но сегодня они видели Чудо.
..и увидевший чудо поверит, а поверящий примет. Чудо подобно бусам. Жизнь есть нить, бусины – события, всё вместе – человек, ибо он есть настоящее Чудо…
Хранители
Они стояли напротив друг друга.
Они были похожи, хотя на первый взгляд, что может быть общего у старика-варвара в сером балахоне и холёного государственного мужа, рождённого носить тогу31.
Было раннее утро. Из сада доносилось пение арфы, смешанное с приторным розовым ароматом, невнятные голоса стражи и звуки прикосновения металла о металл. Большая приёмная зала дворца была роскошна, вся отделанная бело-голубыми мраморными плитами, с виссоновыми32, вышитыми золотом, занавесями и великолепной мозаикой на полу. Менглу выглядел в ней как комок дорожной грязи, налипший на полу платья знатной матроны. «Именно», – подумал Метатель. Особенно ему не понравился взгляд старика: прямой и насмешливый, как у местных бунтовщиков.
Первым начал разговор Метатель дурацкой фразой на арамейском33:
– Ты пришёл, – полу утвердительно, полу вопросительно протянул он.
Менглу криво улыбнулся. У него не хватало нескольких передних зубов и улыбка вышла некрасивой.
– Ты странный человек, романец, красноречив, когда этого никто от тебя не ждёт и цедишь слова, как монеты в руку нищего, когда требуется долгая беседа. Я…
– Ты привёл Чужака, я знаю, – оборвал его Метатель и по привычке человека, наделённого властью, уставился тяжёлым взглядом на собеседника.