Через некоторое время произошёл ещё один случай, после которого стало ясно, что служить в этой роте одному без поддержки будет очень нелегко. Произошло это в комнате для стирки обмундирования. В этой роте стирали по – божески. Даже были горячая вода и стиральные машины. Ребятки, с которыми я подрался, решили продолжить неоконченную войнушку. Во время стирки один из них подошёл ко мне сбоку и неожиданно ударил по голове. В комнате было сыро и скользко, я потеряв равновесие, упал, но зная, что лежать нельзя, быстро вскочил и начал обороняться. Вновь пришлось защищаться от нескольких человек, и вновь спасло то, что расправиться со мной не позволили другие солдаты.
А доконал меня третий случай, произошедший в этом чужом для меня подразделении. На этот раз пришлось иметь дело с самим заместителем командира взвода, старшим сержантом Харитоновым. Я был дежурным в спальном помещении, убрался и зашёл в туалет помыться. Окно было открыто, и свежий летний ветерок с улицы манил своей свободой и лёгкостью. Я подошёл к окну и стал смотреть вдаль через забор на город. С четвёртого этажа он был хорошо виден, его многоэтажные здания напоминали о том, что существует другая, вольная, весёлая жизнь. Где молодые парни дружат с девчонками, снуют суетливые прохожие, гудят автомобили, где можно сходить, куда захочется и с кем хочется, купить, чего хочется, купаться, отдыхать. Одним словом, где живут и не зависят, как здесь, от людей часто глупее и скуднее тебя умом. Я вспомнил дом, родителей, уже начинавшую забываться, уже далёкую гражданскую жизнь
-Белов! Ты что здесь делаешь? Куришь?
За спиной стоял Харитонов. Я вздрогнул и вернулся в реальность бытия.
-Не курил я, товарищ старший сержант.
-Как не курил? Что стоишь у окна?
-Я же сказал, что не курил.
-Ты ещё , отказываешься? Я видел, как ты выкинул окурок.
-Не курил я.
Мне было очень обидно из-за несправедливых претензий.
Харитонову надоело настаивать. Наказание он ещё не придумал, руки распускал редко.
-Подойдёшь ко мне вечером после вечерней поверки.
С тяжёлым сердцем отстояв на поверке, когда рота улеглась по кроватям, я направился к замку. Я отслужил уже около двух с половиной месяцев и уже хорошо освоил армейские порядки. Но один из приёмов обращения никак не мог применять из-за его, как мне казалось, бестолковости. Чтобы подойти к старшему по званию, должности, нужно было сделать два огромных строевых шага, причём это относилось только к нам, духам, и сказать:
-Товарищ сержант, старшина, лейтенант, курсант такой-то по вашему приказанию прибыл. Вот эту-то процедуру я и не мог преодолеть. Я делал два обыкновенных полу строевых шага, но такое не дозволялось. На этот раз и на свою беду я выбрал ещё более глупый вариант, я просто подошёл к кучке сержантов и встал возле них. Сержанты в это время пили крепкий чай из одной кружки по кругу и сначала не заметили меня.
Харитонов, наверное, уже и забыл про наш спор и про своё приказание, но повернув голову, увидел меня:
-А-а, Белов. Ты что не знаешь, как обращаться к старшему? Тебя не учили? Забыл? Вон, видишь выключатель? Подойди к нему и громко обратись: Товарищ выключатель, разрешите обратиться? Десять раз. Шагом марш!
Я подошёл к выключателю и десять раз сказал, что мне было велено.
-Почему тихо? Ещё десять раз.
Я молчал.
-Говори! – крикнул зам.
Вся рота наблюдала за происходящим. Я молчал.
-Говори! Говори! – глаза его загорелись. Он подошёл ко мне, взял табурет и медленно стал поднимать.
-Говори, – заорал он. Я молчал. Размахнувшись сверху, он из всей силы с размаху ударил меня табуретом. Больно обожгло грудь и руку, меня кинуло в сторону, но я устоял.
Сержант плюнул и, развернувшись, молча ушёл допивать купец. Я лёг на кровать, закрылся одеялом. Мене было плохо. Не от боли, от унижения и досады. Ко мне подошёл мой командир отделения:
– Белов. Ты ведь сам виноват,– сочувствующим тоном сказал он.
После этого случая я начисто потерял интерес к службе, хотя до этого в отделении считался одним из лучших и способных: на хорошо и отлично выполнял нормативы, быстро схватывал теорию. Несколько раз я встречался с Николаем Стародубцевым, он попал в специальный взвод второй роты. Взвод этот отличался тем, что там была более насыщенная программа обучения: готовили не только для обычной охраны, но и для конвоирования на транспорте, изучали рукопашный бой, больше бегали, стреляли не только из автомата, но и из пистолета. Были в этом взводе и занятия по устранению массовых беспорядков, для этого им выдавались дубинки, изучались разные виды построений и перестроений в боевой порядок.
Взвод был самым престижным в батальоне, но из-за больших нагрузок были те, кто хотели из него сбежать в другие взвода, роты. Вторя рота вообще была прозвана «фашистской ротой», потому что в ней были самые злые сержанты. Особенно помозки и деды, те, кто прослужили по году и по полтора: все были очень спортивные, с накаченными мышцами.
Но оптимист Стародубцев и здесь был спокоен:
-Вовчик, как у тебя служба? – спросил он однажды при встрече.
Я рассказал ему о своей проблеме.
-Жалко, что ты от нас ушёл. Ты слышал, нас к чему готовят? Служба в городе обеспечена, прокатаемся на поездах, в самолётах, не заметим, как дембель подойдёт.
Я завидовал ему, тем более, что помимо Николая, в этом взводе был ещё один земляк из нашего посёлка. И случай предоставился мне. В спецвзводе служил один воин, Кцзеури, которому там не нравилось. Ему хотелось более спокойной службы, а таковая как раз была в первой роте, где я служил, да и земляков его там было много. Он мечтал о первой роте, я – о второй. Как раз в первую роту потребовался барабанщик, за которым пришли во вторую. Короче, видимо, это была судьба. Во второй роте нашлось сразу несколько барабанщиков, к стати сказать, ни один из них ни разу не бил по настоящему барабану, разве что по кастрюле. Барабана с собой у выбирающих не было, поверили на слово всем, но повезло лишь Кцзеури, он приглянулся больше других. Его-то и привели в первую роту для обмена. Нас построили и сообщили, что в третий взвод второй роты требуется воин. Кто желает? Среди желающих оказался только я. В душе я прыгал от радости. Командир спецвзвода, лейтенант, подошёл ко мне, осмотрел, спросил:
– Подъём с переворотом умеешь делать?
-Умею.
-Покажи.
Турник стоял прямо у нас на этаже, рядом со спальным помещением. Я несколько раз перевернулся на перекладине без труда.