страстями! и совесть… ах! внученька. Постой, а это что? Пятёрка бубен!
– Я знаю, бабушка! Я знаю эту карту. Возлюбленный, супруг, согласие,
приличие, благопристойность – вот что она значит!
– Ах, внученька, но карта – легла наоборот. И значит, что беспутный, дурное
поведение, раздор, разлад, разврат! Случайной встрече, моя прелесть,
случайности обязана ты будешь…случайность, всё-таки, сведёт вас с ним…
– С ним? С кем? кто он?
– Сейчас, дружочек, подожди, сейчас мы всё узнаем… ах, что за карта?
Дорога, хаос, шум, огласка и напряжение ума – всё дрянь идёт! Вот! Он! Валет
пиковый: брюнет…
– Ах, нет! Брюнет?
–…брюнет дурного поведенья, безнравственный, лишённый деликатности,
пренебрегающий святым… а вот и туз пиковый с ним, рядом – не первый брак!
– Ах, этого не может быть!
– «Повешенный» – 12-й Аркан…
– Да, я знаю – это жертвы, испытанья… Я знаю, я на всё готова!
– …насильство и неблагодарность, ужасная случайность! Восьмёрки две…
– Знакомство?
– Семёрки – четыре целых рядом…
– Интрига?
– Король пиковый… кознедей… вот козни от кого, вот кто строит куры…
И бабушка снова раскладывает карты, плюёт на пальцы, раскладывает и
снова плюёт, раскладывает и плюёт, раскладывает и плюёт: «…земные вещи так
10
непрочны… возрожденье вечно, жестокие враги, изнеможение ума, снова враги,
невинность, разорванное платье… замешательство, опустошение…»
Часы на здании администрации города бьют полночь.
«…дисгармония… в себе… самой… доходит… до… разлада… отсрочка…
замедление… сопротивление…»
«От жары мысли путались, слипались. – Сплести, что ли, венок? Но для
этого надо подняться. Пойти. Нарвать. Одуванчиков»1.
Неожиданно, порывчиком, сквознячком влетает сиреневый ветер, звенят
стёкла, лампочка на мгновение гаснет, а когда зажигается – карты лежат на
столе все перемешанные, перевёрнутые, разбросанные и только у испуганной
бабушки Светы в руке девятка пик, и бабушка по инерции, произносит: «…С
королём. Девятка. Пик. Несправедливость. Наговор…»
Этой ночью внучке приснился бы Император (сослагательное наклонение
«приснился бы», прошу заметить), четвёртый Аркан, похожий на… господина с
зонтиком, с трёххвостой метёлкой метеол в одной руке и букетом сирени,
вместо ключа жизни, в другой; приснилась бы Папесса, двойная буква и второй
Аркан. Луна. Изида с книгой. С книгой на коленях, похожая на бабушку, которая
была бы жена фараона и говорила бы стихами:
Пятнадцатый Аркан, Тифон.
Фатальный. Змей.
Судьба. И пропасть. И…
Тайна…
…а между тем, чёрные пионы в набедренных повязках… с раскосыми
глазами… атлеты… и стройные их тела, и мускулистые ноги, и красивые
животы… теперь внучка утопала бы в постели цветов… Ах, бабочка (не
бабушка, а бабочка)… Ах, бабочка прикосновений! Оле-ой! Золотой колос,
непочатый жар, язвящий дрожащим наслаждением! Оле-ой! Оле-ай! Оле-э!..
потом, к сожалению, оказалось бы, что чёрные атлеты совсем не атлеты, но
всякая пиковая и трефовая мелочь, которая наступает, вмешивается не в своё
дело и сулит сплетни, переезды, измены, опоздания, потери, казённый дом и
безумную любовь в уединении… Четвёртый Аркан, при этом, морщился бы,
грозил трёххвостой метёлкой, а между рогами Изиды-бабушки трепетала бы и
шипела огненным язычком змейка-урей: «…страсть пагубная, цепь желаний!».
Сирень расцветала бы, распускались бы цветки, и на одном цветке могло бы
быть пять лепестков, их надо было бы съесть и тогда…
«Помнишь, друг, как раз весною,
В ароматный, майский день,
Обрывали мы с тобою
1Льюис Кэрролл, «Приключения Алисы».
11
Расцветавшую сирень.
О пяти листочках венчик
Ты искала меж цветов
И чуть слышно, точно птенчик,
Щебетала много слов: -
и стоило бы протянуть руку, -
«Всё четыре, всё четыре,
Всё не вижу я пяти,
Значит, счастья в этом мире
Мне, бедняжке, не найти».1
Весь сон должен был бы протекать в сопровождении каких-нибудь
барабанов или флейт.
Всё это приснилось бы внучке Лизе, если бы вместе с порывчиком ветра в
дверях не появился господин с зонтиком, Кабальеро или, наоборот, вместе с
Кабальеро, не родился бы порывчик и сквозняк, который перемешал все карты
на столе.
С ц е н а в т о р а я
О сердечных и целебных влияниях полевых трав. О любви солнечного луча к
изнеженной испарениями неги Земле. О Старине Время. О первых нежных
чувствах Лепушка.
Там, в долине, где белые ромашки ласково лепетали с голубыми
колокольчиками и нежно нежились в их сине-бело-зелёно-розовом обожающем
обожании (те ромашки, которые ещё никогда не попадали в руки влюблённым,
чтоб гадать на них «любит, не любит»); там, где лён-кудряш, такой синий,
синее, чем само синее небо, обаял незабудок обаятельными galanterie и
compliments; где жёлтые и белые ветреницы (ударение можно ставить и на «е»,
и на «и»), раскачиваясь от ветерка (кстати, шептались шизонепетки
многонадрезные2 между собой, что Ветер – какой уж там точно Ветер никто не
знал – что Ветер ветреницам – отец), ветреницы раскачивались от ветра и
обольщали, раскачиваясь, и колокольчиков, и лён, и кукушкин лён; ими
восхищались и готовы были для них на всё (этот collocation уже встречался в
рассказе несколько раз, но что делать – так оно на самом деле и было), готовы
были на всё для ветрениц: и репешок волосистый, и лопух войлочный, и
лабазник вязолистый; и василистника малого они соблазнили, посылая ему
изредка то белый, то жёлтый надушенный платочек, и тот, от напряжения
1неизвестные стихи неизвестного талантливого поэта.
2Schizonepetamultifida (L.)Brig.-(лат.),Семейство Губоцветные/Яснотковые – Labiatae/Lamiaceae
12
страдания покрывался каплями яда (см. сноску1), хотя ветреницам это было
совершенно не опасно, потому что они и сами ядовиты, и ещё как (см. сноску2)!
Словом там, где никто ещё и подумать не мог пользовать ромашки, чтоб гадать
на них, точно так же, как никому не приходило в голову глотать сиреневые
венчики с пятью или шестью отгибами…
Всё четыре, всё четыре,
Всё не вижу я пяти…
…где никому в голову и не могло ещё прийти заваривать те же ромашки и
пить их, как успокоительное для желудка, или полоскать этим чаем горло, или
прикладывать листья сирени к ране и таким образом рану исцелять…
Я купила себе белую сирень.
Я поставлю её в вазу на окне,
Чтоб ты знал, что у меня хороший день…3
…там, где ещё не давили изо льна-кудряша масло, а кукушкиным льном не
лечили половые недомогания и заболевания кожи, а теми же шизонепетками не
пользовались, как противококлюшным средством, где вероника поручейная и
герань луговая, купена и купальница, медуница и княжик, и золотисто-жёлтая,
как солнышко, красильная купавка цвели и пахли, что называется, в своё
удовольствие, и влюблялись, и кокетничали, рождались, вступали в брачный
период, воспитывали молодых, и у тех, в свою очередь, тоже наступал брачный
и все остальные периоды, и… где ароматы трав и чуть видные помахивания
лепестками были словами любви и признаний, которые сильфы и эльфы, витая
и кружась, перенимали у цветов, учась у них языку искушений – словом, там и
тогда Земля, сама изнеженная испарениями любви и неги, дыханием страсти и
пылким солнечным лучом, родила Лепушка. Это потом его обозвали лопухом, и
мордвином, и татарином, и собакой, и волчцом, и басурманской травой, и