покуда не то чтобы мисками,

даже горшками они

брезгуют, значит,

хотя бы примерно,

можно сказать,

что бог, -

и, тем более, боги -

6

вряд ли поблизости где-то.

ищем его мы иль их,

на купол

неба смотря,

сами не зная,

что просто мы все -

частицы, от глиняной массы,

нависшей над нами,

отпавшие, значит,

купол небесный – есть

отражение гигантское

каждого;

бог – это просто

большое отражение

маленького человека,

большая тень

маленького предмета

в то время, когда

солнце само позволяет теням

быть словно выше

и больше, заметней

и фундаментальней него.

и тот, кто уверует в тень,

долго пробыв на свету –

боже – насколько он слеп,

иль хочет казаться таким

и выглядеть так!

а впрочем, не стоит

его обвинять, восклицая,

поскольку и солнце,

как видно наглядно,

день предает ради ночи,

как звёзды луну предают

ради солнца,

и сами же

блёкнут при нём

на куполе неба.

солнце с луною

и ночи со днями

время разводит

по разные стороны,

что же тогда говорить,

покуда избыток ума

снова волнует вопросом:

«а если судьба разведёт?»

«что значит «если»?

наверняка разведёт,

но ты не волнуйся о том,

7

ведь мы

уже не узнаем про то,

поскольку, когда разведёт, -

мы уже будем не мы,

думать, делать, дышать

мы будем иначе,

и такие, какие сейчас,

мы никогда не умрём,

мы просто изменимся вновь,

и даже когда мы умрём,

мы просто изменимся снова –

и сами себя

средь самих же себя

потеряем.

ФЛЯГИ

надеялся зря ты,

что вдруг не родишься,

и верно боялся,

что враз не умрёшь.

ты коронован, ты избран -

смотри на своё королевство:

вся беззащитна, немая земля

подкоркой своею

бьёт поклоны тебе

кивая бошками пустыми

качалок-станков нефтяных,

стоящих на всём протяжении

бездонной дороги

в пустыне наставшего судного дня.

источник живительной влаги,

оазис бессмертной любви, -

потерян, иссох и угас;

остались лишь фляги пустые.

вкусили мы капель последних

из них, и бросили их

за борт твоего кадиллака,

как девушек юных сердца,

что были жестоко обмануты нами, -

нещадно испиты до самого дна.

РЕЙСОВ НОЧНЫХ

на крыльях ветров

мы с тобою взлетаем

словно бы доллар и евро

8

и страсть между нами

рейтингом путина

мерно и верно растёт

и падает мир из под ног

как рубль презренный

хоть бы звенел напоследок

и рушится мир

экономикой нашей страны

и верно что так –

птицам не надобен дом

мы сами с тобою

из перьев друг друга -

грязи и пыли

смолы и листвы -

гнёзда совьём

и будем тогда коротать

на птичьих правах

ещё один век

ненадёжный и смутный

не разбирать чемодан

обивая пороги крылечки

карнизы вокзалы пропахшие

рейсов ночных безнадёжным побегом

из никуда в ниоткуда

ОДА ГОРОДУ

этот город – моя колыбель

и могила моя;

первое счастье, последняя боль,

первая боль и последнее счастье;

в лото миллион,

просаженный за день,

пара центов в столовой,

хранимые месяц,

на стакан газировки.

стражи всех улиц его – фонари –

заботливей всех матерей

и пристальней всех отцов

глаз не спускали с меня;

от лампочек их ореолы,

как нимбы, чело украшали моё –

летом, в зимний мороз –

творогом жалящим снежным

9

на голове без убора,

будто терновый венок,

венчали меня на распятие всем

перекрёсткам, и всем поворотам,

всем закоулкам, парадным

и злачным местам.

я тот отщепенец, козёл отпущения,

что всем отпускает грехи

в этом городе грёз,

мелькающих между гудящих колёс,

как бабочки – только на день:

лишь раз избавленье, а после –

извечный осадок и горечь и сладость,

и кто-то другой однажды займёт

моё место на троне, на самом обрыве

крыши того небоскрёба, откуда всё –

будто сквозь птицы глаза, немного ещё –

и солнце уж в клюве твоём

сызнова семенем нового дня

в окнах домов прорастает.

так я тебя полюбил, что вовек разлюбить

не успею, как же я буду скучать,

хотя никуда и не еду.

время не властно – его вечно мало,

но малое правит большим, и в этой

извечной ослепшей погоне, город,

ты всё ещё дышишь,

я буду с тобою дышать

смогом и дымом, гарью и пылью

в единой вибрации трасс.

тобой порождён я и вскормлен

в утробах твоих подворотен

сточной водою дождей,

вымя твоё – небеса,

руки вздымаю я к ним, и вижу, как ты

их столпами высоток своих подпираешь –

город, ты храм для заблудших,

пристанищем служащий им –

я среди них

на улицах вечных скитаний,

что вровень талмудам любым,

и то – за края берегов

выходят они иногда,

как-будто бы снова всемирный потоп,

о, где же тогда мой ковчег?

но мне не дано утонуть в твоей благодати,

и, как моисею, ты воды раздвинешь –

и толщи их будут как стены твоих

10

небоскрёбов, но мне без тебя

земля не нужна, где млеко и мёд.

ОТВЕТ

I

лежа на кровати, она

читала мне свои сны,

которые записала

когда-то давно,

когда ещё верила в них,

иначе – не стала бы их

записывать:

всё в этом мире – от веры.

я рядом лежал и думал:

«какого же чёрта?»

II

она приехала ко мне

посреди ночи и попросилась

переночевать, -

хотя мы давно разошлись

и уже почти не общались -

и позже спала на диване

в гостиной,

даже не скинув пальто,

я же лежал у себя и думал:

«какого же чёрта?»

III

позже, сквозь многие годы

встреч с единицами

из множеств нулей, я снова

лежал, не помню, где точно,

не помню, лежал ли вообще,

и понял: любовь – это время, когда

сам ты становишься чёртом,

какого весь этот случается мир,

и даже сам бог

тебе не отец, и не брат,

и ты уже больше не мыслишь вопрос

«какого же чёрта?»,

являясь отныне ответом.

ФОТОФИЛЬТРЫ

да конечно ты крута великолепна

умеешь кормить волков с руки

поскольку с каких-то пор сама волчица

расхаживаешь в красном платье

11

или в свитере на несколько размеров больше

или вовсе голая к чёрту на мороз

и крайне сомнительной красотой

выделяются лопатки на худой спине

тощая фигура в шрамах синяках порезах

и какая-то в этом всём надрывная

вывернутая отрешённая поэтичность

и бродишь бледным размытым пятном

в холодных туманностях среди высоких сосен

и где-то недалеко горный массив

или какой-то густой зелёный лес трава

или бесконечно пустое пространство