Младший Маклагген скорчил рожицу и убежал вместе с другом до предполагаемой головомойки, а Кормак проворчал, что еще одна такая выходка, и он закроет надоедливого родственника в клетке в пещерах, причем специально посадит рядом с пойманными вампирами Шабаша.
- Любишь ты братишку, – захихикал Томас.
- Заткнись, – буркнул Кормак. – Ты единственный ребенок у своих, не поймешь.
- Они когда-нибудь успокоятся? – вздохнул Грюнфельд Бах после риторического вопроса, осознавая, что этого никогда не произойдет и заодно наблюдая за тем, как Джордж Маклагген делает вид, что уходит, затем подкрадывается к старшему брату со спины, пугает, после чего удирает с другом со всех ног, чтобы и в этот раз не получить люлей.
С одной стороны, мужчина понимал чувства подопечного, поскольку сам когда-то часто попадался на удочку шкодливого племянника, но это было до переезда из Германии. Жизнь в Берлине Грюнфельд вспоминать не любил, несмотря на то, что со столицей его родины было связано много приятных моментов. Равно как и неприятных.
Мужчина не думал, что настанет тот день, когда он покинет родные земли и уедет за тысячи километров непонятно куда. Будучи молодым и полным надежд на счастливую жизнь, Грюнфельд не знал, что пройдет совсем немного времени, и он из счастливого семьянина превратится в молодого вдовца, а жизнь его жены будет оборвана таинственным убийцей, которого так и не найдут. Полиция обшарила все углы, но ни единой улики найдено не было. Несмотря на просьбы близких, Бах сам пытался караулить по ночам, искал зацепки, но результат все равно был никаким. После кончины супруги и бесплодных поисков Грюнфельд окончательно замкнулся в себе и вообще забыл о существовании простых радостей. Единственной отдушиной спустя многие годы стали его подопечные, которых он, вопреки своим словам, воспринимал почти как собственных детей. Да, они периодически своевольничали и выкидывали такое, отчего глаза из орбит лезли, но охотник все равно привязался к ним по-своему. Поэтому и ругался на неугомонную молодежь часто, не желая, чтобы жизни ребят оборвались так же, как жизнь его покойной жены.
Мало было жизненных приключений, так еще друг по жизни начинал периодически приставать с комментариями, что пора очнуться от спячки и подумать о себе, а не только об окружающих. Подобные слова Грюнфельд услышал, когда однажды пришел к Готфриду в гости и застал его за разговором с молоденькой соседской девочкой. Ирма Хайден, примерно лет двенадцати-тринадцати с виду, весьма скованно разговаривала с соседом, а при появлении еще одного человека подросток и вовсе стушевалась, покраснев от стеснения. Как только девочка исчезла за дверью своей квартиры, Бах сдержанно поинтересовался, с кем Бульонский только что общался.
- Ирма, дочь соседей, – ответил Готфрид, пропуская друга к себе. – Милая девочка.
С этим поспорить было сложно. Пусть внешне она пока что казалась немного нескладной, однако черты лица обещали, что со временем Ирма станет настоящей красавицей. Готфрид пару раз спрашивал у Элизы, в кого дочка такая уродилась, но миссис Хайден всегда отмахивалась, вследствие чего тот заподозрил, что девочка вовсе не от законного супруга, на что явно указывала необычная внешность.
- Нормальный ребенок, – осторожно произнес Грюнфельд, не понимая, к чему идет разговор. И вдруг внезапно понял, после чего показал другу средний палец.
- Да ладно тебе, – засмеялся мужчина. – Зато готовая невеста растет.
- Пошел ты, – пробурчал Бах в сторону.
- Да ладно тебе, – прозвучала простая примирительная фраза.
- Хочешь под статью меня подвести? – удивлению не было границ. – Она еще совсем ребенок, а ты…
- Так подождать надо, – рассудительно заметил Готфрид. – Через каких-то пять или шесть лет она станет совсем взрослой.
Охотник не знал, с чего вдруг вспомнил эти шутки многолетней давности. Наверное, из-за того, что один из его подопечных затеял разборки с младшим братом, таким же любителем остроумно пошутить. Или из-за того, что с возрастом Готфрид Бульонский превратился из веселого человека в привередливого брюзгу, которому только дай повод поворчать. Даже ученики заметили эту перемену и втихомолку дали ему кличку Бульон, о чем знали все без исключения, но никогда не говорили вслух. Разумеется, Готфрид рвал и метал, когда услышал про прозвище, но Грюнфельд не хуже учеников видел, что друг как нельзя лучше соответствует этому слову. Сам постоянно говорил, что пора подумать о себе и вылезать из болота печали, а в итоге так и не создал свою семью. Как-то раз Бах даже услышал краем уха, как хихикающий Томас говорит Кормаку, что не знает, «какая женщина выдержит такого зануду». Что интересно, он никак не дал понять, что подслушал разговор друзей. Молодые люди зрили в корень.
Что до Ирмы, то охотник про нее вообще забыл до определенного момента. Во время очередного дружеского визита к Бульонскому он обратил внимание, что квартира соседей опечатана. Готфрид, что странно, ничего не знал, зато бойкая старушка из квартиры этажом выше оказалась на редкость словоохотливой дамочкой. Бабуля, обрадовавшись, что может хоть с кем-то поболтать, живо рассказала, что Хайдены неожиданно отказались от дочери и уехали в другой город после того, как продали квартиру. Что послужило причиной такого поступка, для бабули осталось неизвестным, но факт оставался фактом. За Ирмой в один прекрасный день приехали какие-то странные люди в лице двух мужчин и одной женщины, которые совсем недолго пробыли в доме Хайденов и забрали ее. Больше девочка не появлялась.
Готфрид, услышав историю, от души посочувствовал ребенку. Когда старушка скрылась, он сказал Грюнфельду, что его догадки оказались верными: Элиза таки родила девочку не от законного мужа, вследствие чего оба родителя относились к ней с явным пренебрежением и никогда не давали ей столько тепла, сколько в изобилии доставалось младшему ребенку. Муж Элизы и раньше подозревал, что супруга ему не верна, но та все-таки призналась. Скорее всего, предположил Бульонский, после этого муж с женой и отказались от Ирмы.
“Интересно, где сейчас та девочка? Создала ли свою семью? Жива ли она вообще?”
Бах раздраженно передернул плечами от таких мыслей. С чего вдруг он вообще вспомнил о худощавом и замкнутом подростке? Из-за того, что не заметил, как сделал запланированную работу и ушел прогуляться по городу, чтобы отвлечься от проблем? Или из-за того, что в процессе прогулки не заметил, как зашел туда, куда нельзя? Иначе с чего вдруг к нему идет та суровая с виду женщина в полицейской форме?
- Покиньте территорию, – строгим голосом произнесла женщина. – Вы мешаете работе полиции.
- Извините, я задумался, – поспешно сказал Грюнфельд, выходя за огороженную территорию.
- А потом нам искать затоптанные улики после таких задумщиков, – буркнула сотрудница полиции, выпроваживая подальше непрошенного визитера.
Внезапно охотник понял, что его насторожило – полицейские осматривали очередной распотрошенный труп из серии загадочных убийств. Первый удалось рассмотреть кое-как, ко второму подступиться вообще не удалось, так как заброшенный склад просто кишел следователями, а тут эта дама, судя по всему, работает одна, если не считать напарника и санитаров, с которыми тот общался. Грюнфельд решил попытаться разговорить ее, чтобы та смягчилась и хоть что-нибудь рассказала о новом покойнике. Возможно, это позволит узнать что-то новое про обезумевшего кровососа.
- Что вы ищете на мне? – не выдержал мужчина долгого изучающего взгляда женщины.
- Да уже нашла, – хмыкнула она. – Вы Грюнфельд Бах, не так ли? – после чего ухмыльнулась, подмигнула и скрестила руки.
Удивленный Бах, гадая, откуда незнакомка знает его имя, лихорадочно соображал, как вести себя дальше. Похоже, она не была простой женщиной, хоть и работала в полиции и вероятно могла иметь доступ к досье любого гражданина США, но все же вряд ли рядовые полицейские от скуки просматривают информацию о таких, как Грюнфельд Бах. Интересно, имела ли она отношение к той чертовщине, что творилась в Лос-Анджелесе в последнее время? Удалось ли что-то выяснить?
