- Друзья, - произнес он, переводя взгляд с одного недоумевающего лица на другое, - Разве вы не помните? Вы умерли. Вас убила Хела, моя сестра… И это место… Это же Вальгалла?
- Чего? – Все, на что оказался способен обычно красноречивый Франдал.
- Кто нас убил? – выдавил не менее растерявшийся Вольштагг. – Какая еще Хела?..
- Моя старшая сестра, Хела, Богиня Смерти, - с готовностью просветил друзей Тор. – Отец изгнал ее, но она вернулась, напала на Асгард, убила всех вас… А потом она выбила мне глаз… Только, видимо, после того, как в Нидавеллире меня сожгла звезда, он опять со мной. И вы все тоже…
Франдал открыл рот, но не смог выдать ни звука, лишь смотрел на друга ошарашено и беспомощно. Зато Вольштагга прорвало. Нахмурив густые рыжие брови, он недобро сверкнул глазами.
- Ну все, он напросился! Если змееныш думает, что это смешно, я ему покажу…шутки! А ну-ка пошли во дворец! – И схватив Тора за плечо поволок в сторону сверкающей в солнечных лучах обители царской семьи. Так и не вышедший из ступора за ними поплелся Франдал.
Они шли привычной для всей троих самой немноголюдной улицей. Прохожие все же попадались, при виде любимого всеми старшего царевича они радостно улыбались и почтительно кланялись. Тор, которого Вольштагг все-таки отпустил, едва сдерживался, чтобы не броситься к каждому из прохожих с радостными приветствиями и ловил себя на мысли, что останавливает его не то, что подобное поведение не соответствует статусу, а недавняя реакция друзей. Франдал и Вольштагг шли по обе стороны от царевича то ли как телохранители, то ли как конвоиры, поминутно бросали на него настороженные взгляды, но, не произносили больше ни слова. Сам Тор не понимал, почему произошло так, что он помнил момент своей смерти, а друзья – нет. Зато, в отличие от него, Тора, оба воина-асгардца пусть и не четко, но были в курсе событий вчерашнего дня, итогом которого было пробуждение не совсем протрезвевшего Одинсона в покоях Марты. Все это было странно, непонятно и заставляло Тора пока что держать язык за зубами. Ему, как и Вольштаггу, почему-то казалось, все встанет на свои места, как только он окажется во дворце.
Царский дворец был виден практически с каждой улицы Асгарда; сияющее в солнечных лучах колоссальных размеров строение величественно возвышалось над городом, внушая горожанам благоговение и восторг. Тор и сам на мгновение замер, любуясь местом, где он родился, где прошли лучшие годы его не столь долгой для Бога жизни. В глазах вновь защипало, Тор сморгнул накатывающиеся слезы. Как могло случиться, что все это великолепие исчезло, что погибли славные воины, идущие рядом с ним, мертвы ни в чем неповинные горожане? Как, в конце концов, могло случиться, что его младшего брата поглотила ненависть, мать погибла от рук темного эльфа, отец умер вдали от дома? Это было несправедливо, и Тор, глядя на возвышающийся над Асгардом дворец, закипал от боли и негодования. Злость от несправедливости произошедшего сдавила сердце. Нет, Асгард не должен был пасть, отец и мать, верховные Бог и Богиня, не имели права вот так умереть, Локи не должен был погрязнуть в обидах и злости. Все это было неправильно, и если бы можно было все вернуть, Тор бы постарался, он сделал бы все, чтобы исправить то, что, увы, было непоправимо.
Первый же попавшийся им стражник с почтением сообщил Тору, что по прибытию во дворец его ожидает отец.
- Значит, ты нас не видел, - отрезал Вольштагг. – Потому, что это тот самый случай, когда придется Всеотцу немного подождать. Нам сейчас нужен другой член царской семьи. Немедленно.
- Но Ваше Высочество… – попытался настоять стражник.
- Один всемогущий, наконец-то!
Из тени колонн вышел Локи, и Тор, забыв о том, что собирался сообщить друзьям о намерении все-таки поговорить с отцом как можно быстрее, уставился на младшего брата. Перед ним определенно был Локи, вот только выглядел он не таким, каким был перед тем, как Танос сломал ему шею на проклятом всеми Богами корабле. Не столь длинные волосы, не настолько уставшее, хотя и достаточно встревоженное выражение лица. Вот только в зеленых глазах младшего царевича уже обосновалась тень, грозящая поглотить его в любой момент. Локи шагнул навстречу троице.
- Тор, я тебя с рассвета жду, - проговорил младший царевич, глядя на Одинсона и игнорируя его спутников. – Отец требует тебя к себе, он зол. Я делал все, что мог, но он мне уже не верит. Послушай…
- На ловца и зверь прибежал! – осклабился Вольштагг. – Знаешь, что, Локи, твои шутки вышли за пределы. Что ты вчера подмешал в вино Тору?
Локи, которого оборвали на полуфразе, недовольно нахмурился. Видимо та информация, которой он стремился поделиться, все еще не занимала в его мыслях главенствующую роль, потому, что сказанное рыжим воином дошло до него не сразу.
- Я что сделал? – раздраженно спросил он.
- Не прикидывайся, - прогудел воин. – Ты что-то сделал с Тором? Он сегодня сам не свой, говорит всякие глупости.
Младший царевич быстрым взглядом окинул пребывающего в ступоре от происходящего Тора, сделал для себя какие-то выводы, и недовольно сощурился.
- С тобой пообщается, вообще разговаривать разучится, - ядовито прошипел он. Затем обратился к Одинсону: - Тор, ты в порядке? Что с тобой? – Яд из голоса трикстера исчез, на этот раз в нем были удивление и легкая тревога.
- Вот нам тоже интересно, что это с ним, - не дал Тору открыть рот Франдал. – Он говорит какую-то дичь. Что мы умерли, что это Вальгалла…
Светловолосый воин прикусил язык и покосился на стоящего неподалеку стражника. Однако, тот если и слышал что-то, вида не подавал.
- Вот именно, - не унимался Вольштагг. – И, признавайся, Локи, это твоих рук дело? Я даже знаю, чего ты добиваешься. Специально подпоил его чем-то, а после донес царю? Хочешь, чтобы Всеотец увидел его в таком состояние накануне коронации? Собираешься все испортить?!
Локи смертельно побледнел.
- Как ты смеешь.
Одинсон наблюдал за происходящим словно бы со стороны, все еще пребывая в прострации. Тор осознавал происходящее, но никак не мог понять, почему все именно так. Он рассчитывал, что уж в Вальгалле, где заслуженно пируют павшие герои, его друзья и брат найдут, наконец, общий язык, что Локи не будет смотреть на него с гремучей смесью уважения и зависти в зеленых глазах, и что, в конце концов, все вокруг будут понимать, что с ними произошло. Однако пока о том, что он мертв, знал только сам Тор, а место, в котором он очутился, походило скорее на Асгард до всех злоключений, что настигли золотой город, нежели на Вальгаллу. Тору вдруг вспомнились слова Вольштагга о том, что до коронации осталось три дня. А затем - словно вспышка молнии среди ясного неба – осознание, что последние вечера накануне своей неудавшейся коронации Тор когда-то в прошлом провел именно так – развлекаясь с друзьями и возвращаясь во дворец под утро. У Одинсона неприятно сдавило в груди. Какая-то непонятная мысль промелькнула в голове, однако прежде, чем Тор успел ухватиться за нее и сосредоточиться, голос Вольштагга выдернул его из размышлений.
- Смею потому, что знаю, о чем говорю. - Рыжебородый асгардец с неприкрытой злостью смотрел на Локи. – Все видят, что ты завидуешь Тору, ни для кого это не тайна. Что ты с ним сделал? Немедленно приведи его в порядок! – Воин уже не пытался говорить тихо, его голос усилившийся эхом, метнулся по огромному залу.
Бог Обмана широко и как-то беспомощно распахнул зеленые глаза. С трудом сглотнув, он бросил быстрый взгляд на стоящего чуть поодаль стражника. Воин никак не реагировал на ссору, однако и без того было понятно, он прекрасно слышал, как младшего царевича обвинили в зависти к брату и желании ему навредить. Локи сжал длинные пальцы в кулаки, со смесью замешательства и злости смотрел на взирающих на него с видом суровых судий Франдала и Вольштагга.
- Что, нечего сказать? – ехидно поинтересовался Франдал, который несколько успокоился и, кажется, смог убедить себя в том, что виноват действительно Локи. – Прикусил серебряный язычок?
