- Без секиры с Таносом не совладать! – прокричал единственный имеющийся у него аргумент Тор, пытаясь за громкостью голоса скрыть вновь накатывающий приступ паники. Ему отчаянно не хотелось ждать. Не дав возможности Эйтри отговорить себя, Тор спрыгнул на вновь погасший металлический шар, скрывающий ядро.
- О, Всеотцы, придайте сил… - Здесь, в шаге от пылающего сгустка энергии, Одинсону стало как будто легче. Словно ситуация вновь была под его контролем.
- Ты представляешь мощь, которой обладает звездное ядро? – Повелитель гномов смотрел на асгардца, как на безумца. И Тору подумалось, а кем еще он, по сути, сейчас является? Разве не безумие, подставиться под управляемый поток звездной энергии? Разве это может кого-то спасти?
Мне терять нечего.
Кроме мести.
- … Она тебя убьет! – не унимался гном.
- Если умру, то да… - несвязно проговорил Тор, сам не понимая, что несет. В голове была лишь одна мысль. Он должен, обязан выжить. И только эта мысль могла отогнать холодящий сердце страх собственной никчемности, бессилия, потери последнего шанса.
- Да… - недоуменно потянул Эйтри. Повелитель гномов и последний кузнец Нидавеллира, по всей видимости, решил, что с безумцем лучше не спорить. Особенно, с решительно настроенным безумцем. Тем более, остановить асгардца у него возможности все равно не было. – Коль убьет, то умрешь…
Тор обеими руками ухватился за рычаги, что открывали створки паза, потянул на себя. Мгновение ничего не происходило, и Громовержец напрягся, призывая всю силу, что у него была. Рычаги дрогнули, позади раздался лязг метала, в спину пахнуло теплом, а затем… Тор никогда не испытывал такой боли. Даже пытка Перчаткой Бесконечности теперь казалась почти что пустяком. Стоящий на пути колоссальной мощи энергии звезды, Громовержец горел заживо. Бьющийся в алой агонии разум никак не мог отключиться – слишком силен, вынослив был асгардец, и сейчас это казалось наказанием, а не благом. Наверное, он кричал, наверное, хотел отпустить руки и, наконец, прекратить пытку, однако, ладони словно прилипли к раскаленным рычагам. Тор потерял слух, зрение, казалось, все, что у него осталось – ощущение всепоглощающей боли. Сколько это продолжалось – мгновения или часы – было не разобрать. Сквозь запах раскаленного металла пробивалась вонь горящей плоти, и среди плещущихся в алом мыслей Тора, на мгновение вспыхнула одна – это запах его горящего тела. Эта мысль и стала последней. Не в силах больше терпеть, оставаться в сознании, Одинсон отпустил руки и полетел вниз, на металлический пол кузницы. Измученный разум погрузился в благодатную тьму.
Тор пришел в себя быстро, едва его тело упало на пол. Первое, что он осознал, едва оказался лежащим на спине на гладкой поверхности – боль не просто отступила, ее словно бы никогда и не было. Даже от удара о твердую поверхность. Тор чувствовал себя…здоровым. Сделав глубокий вдох, наполняя воздухом еще недавно горевшие огнем легкие, Громовержец открыл глаза. Над ним простиралось абсолютно черное, лишенное луны и звезд, небо. На выдохе Тор опустил, а потом вновь поднял веки. Ничего не изменилось, небо было черным, словно бы осязаемым. Как будто, если бы у него сейчас был Мьельир, взлетев, Тор просто не смог бы преодолеть эту субстанцию над своей головой. Глубоко вдохнув и выдохнув еще несколько раз, Тор сел, опираясь на целые, совершенно не обгоревшие руки, осмотрелся. Он почти сразу, едва открыл глаза, понял: место, в котором очутился – не Нидавеллир. Это была просто улица города, по обе стороны возвышались стены домов, а сам он лежал прямо на мощенной камнем дороге, по которой обычно ходят люди. В металлических кольцах на стенах горели факелы, отблески огня не позволяли густой тьме укрыть от взора Громовержца окружающую его реальность. Тор поднялся на ноги, покрутился на месте, озираясь, пытаясь сообразить, что происходит. Нидавеллир, Эйтри, Ракета, Грут – все это исчезло, Громовержец находился где угодно, но не в кузнице посреди космоса. Место было ему знакомо, но от размышлений о том, где же он все-таки мог видеть все это, Одинсона отвлек шум. Музыка, крики, смех. Где-то рядом были люди, и Тор решительно направился на звуки. Там, где веселятся, не должно быть беды. Пройдя до конца улицы, Тор, не понимая, как это могло произойти, внезапно очутился на одной из площадей Асгарда. Теперь в этом не было никаких сомнений, местность была более чем знакома. В те радостные времена, когда все было хорошо, и над золотым Асгардом еще не поднялась тень разрушения, Тор часто ходил через эту самую площадь в гости к одной из своих любовниц, с которой проводил полные страсти ночи. Сейчас, освещенная многочисленными факелами, свечами, укутанная дымом и ароматом благовоний, площадь была заполнена людьми. Полуобнаженные женщины, извивающиеся под томную музыку, льющуюся словно бы из самого пространства, наполняющие кубки мужчины, откровенно обнимающие подруг. Повсюду вспышки огня, смех, пронзительный, заливистый, неестественно веселый, от которого хотелось зажать уши, а лучше закричать, заставляя всех успокоиться. Тор сдержался. Он медленно шагал между танцующими, озираясь, пытаясь понять, что делать дальше. На него не обращали внимания, впрочем, ни разу не толкнули, не заступили дорогу. Словно бы просто приняли как данность появление еще одного гостя на этом безумном празднике. От дыма, благовоний и нарастающего напряжения стало сложно дышать. Пришлось остановиться у колонны, привести в порядок грохочущее в груди сердце, набрать воздуха в легкие. Практически лишенная одежды, а заодно и стыда, девица обхватила асгардца за шею, впилась в губы откровенным поцелуем, на который Тор ответил неосознанно, поддаваясь напору красавицы, чьи руки теперь шарили по могучему телу. Поцелуй был невероятно горяч и страстен, девушка заурчала от удовольствия, когда его ладонь легла ей на талию, а затем скользнула ниже. И лишь когда тонкая ладошка бесстыдно скользнула к паху, ласково погладила, а затем сжала, Тор словно бы очнулся. Грубее чем хотелось бы, он ухватил девушку за плечи, отстраняя. Безумие и желание читались на красивом молодом лице, похотью горели глаза. Одинсону стало жутко. Он знал, что желанен для женщин, но никогда не приходилось видеть такой почти что животной страсти. Тор с неприязнью оттолкнул красавицу, которая, блекло улыбнувшись, тут же оказалась в объятьях более сговорчивого партнера.
- Это он! Сам первенец Одина!
Тор обернулся на голос. Грохнув пустым кубком о стол, на него уставился Страж Радужного Моста Хеймдалл. Рядом с ним ласкались две девушки, одну из которых Страж придерживал за талию. Тор мельком отметил, что друг его был, скорее всего, пьян, однако не это привлекло внимание Громовержца. И даже не то, что умерший на его глазах Страж покачиваясь от выпитого, стоял перед ним, как ни в чем не бывало.
- Хеймдалл, твои глаза… - пробормотал Тор, приближаясь к другу, вглядываясь в с детства знакомое лицо. Золотистая радужная оболочка исчезла, как исчез и зрачок. Глаза Стража были абсолютно белыми. Слепыми.
- Да, они-то все видят, - произнес Хеймдалл, вдруг крепко схватив Тора за плечи. – Они всегда видели. Видели, что ты тащил нас в Хель! – И с силой встряхнул Громовержца.
Тор попытался высвободиться, однако, Хеймдалл держал с какой-то неестественной силой, на которую, насколько Одинсон помнил, до этого был не способен.
- Мы давно мертвы! Мертвы по твоей вине! – продолжал кричать Страж в лицо Тору. – Ты притащил нас сюда! Доволен, Вседержитель? Так присоединяйся! Пируй с нами, Тор, Бог Громовержец!
Рядом истерически рассмеялась женщина, смех подхватили в нескольких местах сразу, отчего звук стал непереносимо оглушительным. Тору, наконец, удалось высвободиться, впрочем, скорее, это Хеймдалл, все-таки отпустил своего молодого повелителя. Отшатнувшись от спятившего друга, наткнувшись на танцующих, и вновь отшатнувшись, Тор ощущал, что глохнет и слепнет в этом наполненном безумством месте. Вокруг мелькали лица, кто-то вновь трогал его, ласково и настойчиво, что-то шептали приятные, полные страсти голоса, несколько раз лица и тела касались мягкие губы. Тору вновь стало трудно дышать, голова закружилась, и если бы не подвернувшаяся вовремя колонна, к которой он привалился спиной, Бог Громовержец непременно упал бы под ноги людям.
