Наконец раздался сигнал, что все разогрето до нужной температуры, от которого я, затерявшаяся в своих мыслях, невольно вздрогнула.

Достала один из контейнеров, вилку и положила все это перед ним. Сама устроилась напротив.

Парень (Блин, ведь реально парень! А я сначала подумала, что старый хрыч) не шелохнулся, подозрительно поглядывая то на меня, то на еду.

– Не умеешь пользоваться вилкой? – спросила я, пытаясь сдержать раздражение. А что, если действительно не умеет? Что, если рабам и не положено этого уметь? Черпают руками из миски и ладно. Пфф, я с ума сойду, если еще придется его социализировать и учить элементарным вещам.

– Умею, – наконец ответил он сиплым глухим голосом.

Подняла глаза к потолку и воодушевленно произнесла "спасибо!", не сумев сдержать свою иронию. Похоже, он это понял, потому что весь подобрался. Черт, вот что я делаю? Надо с ним спокойно поговорить, а я вместо этого издеваюсь.

– Раз умеешь, то бери вилку и ешь, – постаралась произнести как можно более спокойно и миролюбиво, сама при этом открыла контейнер, поморщившись от синтетического запаха, и принялась меланхолично ковыряться в его содержимом.

– Сколько? – его вопрос вогнал меня в ступор.

– Сколько чего? – глупо переспросила, непонимающе глядя в его сторону.

– Сколько есть?

О боги, дайте мне силы! Силы и терпения! Нет, лучше просто терпения!

– Сколько хочешь, столько и ешь, – пожала плечами, с трудом удержавшись от лишних высказываний.

Снова подозрительный взгляд в мою сторону, из-под лохматой челки. Возникало почти непреодолимое желание его побрить и подстричь, или хвостик на лбу заколоть, как у маленьких собачонок.

– Ешь уже, – цыкнула на него, – а то все остынет.

Больше он ничего не говорил. Открыл контейнер и принялся за еду. Я видела, как он сдерживается, пытаясь не закидать все сразу себе в рот. Да, бедняга явно проголодался. Эта мысль снова всколыхнула чувство вины, заставляя досадливо жмуриться.

Так и сидели друг напротив друга, каждый, уткнувшись носом в свою порцию. Я отправила в рот пару кусочков, и все. Больше в меня не влезало, как обычно не было аппетита. Барсик же наоборот умял все, ни оставив и крошки. Я исподтишка на него поглядывала, испытывая всю гамму отрицательных чувств. От опасения за свою жизнь до откровенного раздражения, вызванного его присутствием, а поверх всего этого накладывался голос здравого смысла.

Он же не виноват в том, что выбор полоумной Марики пал на него. Если бы кого-то другого звали Барсиком, то она притащила бы того другого. А так, обстоятельства сложились таким образом, что именно мы сидели сейчас на кухне и "совместно ужинали". Во всем виновата эта проклятая кличка.

Кстати о ней…

– Мне не нравится твое имя, – задумчиво произнесла, крутя в руках вилку, – кошачья кличка и это раздражает.

Опустил голову еще ниже, молчит.

– Есть какое-нибудь имя, которое бы тебе нравилось? – интересуюсь у него, особо на ответ и не рассчитывая. Он равнодушно пожал плечами, заставляя скрипеть от досады зубами. Но отступать я не собиралась:

– Давай сделаем так, я буду перечислять имена, а ты дай знать, когда что-то понравится, – предложила я, и уставилась не него в ожидании ответа. Бесполезно. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула, призывая себя к спокойствию и начала монотонно перечислять, придерживаясь алфавита:

– Алексей, Андрей, Антон… Вадим, Виктор, Владислав, – и так далее, и тому подобное. Чем дольше я бубнила мужские имена, тем большей идиоткой себя чувствовала. Что я за глупость затеяла? Он так и промолчит, игнорируя все мои предложения. Захотелось бросить, махнуть на все рукой, и оставить его с дурацкой кошачьей кличкой, или взять и назвать каким-нибудь Евлампием, чтоб не повадно было меня нервировать! Но упрямство не позволило остановиться, и я продолжала обреченно бубнить: – Никита, Николай, Олег, Павел, Сергей, Тимур…

На последнем имени я ясно увидела, как дрогнули его плечи. О, ну хоть какая-то реакция! За нее я и ухватилась.

– Тимур, значит, понравился? Ладно, так тому и быть,– торопливо выдохнула, радуясь, что этот глупый аттракцион закончился,– будешь Тимуром. Предупреждаю сразу: менять и придумывать новые имена не собираюсь. Так что один раз и навсегда.

И тут он впервые на меня посмотрел, в глаза, от чего я непроизвольно поежилась. Мимолетный взгляд темных, почти черных глаз и не понятное выражение, застывшее в них, больше всего похожее на изумление, недоверие и… благодарность? После чего снова уткнулся в тарелку, а я все-таки набралась храбрости и заговорила на важную тему:

– Мне жаль, что так все нелепо сложилось. Марика поступила некрасиво, притащив тебя в качестве подарка, но такая уж она… – еле успела проглотить некрасивое слово, – хм, не важно. Как ты уже, наверное, понял, она не очень меня любит, и этим жестом хотела мне досадить. Если честно досадила, еще как. Я крайне негативно отношусь к рабству, в силу личных причин. Поэтому твое появление, мягко говоря, выбило у меня почву из-под ног. Да, и за неудобную ночь извиняюсь, растерялась, – прокашлялась, оттого что в горле внезапно запершило. Уже было хотела сообщить ему о том, что собираюсь отпустить, но в последний момент удержалась. А что, если Ник прав? Вдруг такое признание заставит Барсика… тьфу ты, Тимура (не забыть бы!) наплевать на все и в полную меру развернуть свой характер, отыгрываясь на мне за всех предыдущих хозяев. Нет, надо молчать. Понаблюдать за ним недельку, а потом уже рассказать, при условии, что будет хорошо себя вести.

Бросила на него быстрый взгляд. Сидит, весь подобрался, слушает. Ну, слушай, слушай, лохматый мой:

– В общем, раз уж ты у меня оказался, то думаю, надо обговорить некоторые правила. Первое, что ты будешь делать – это готовить.

Не удержался, опять поднял на меня удивленный взгляд, правда, сразу опустил, по видимому испугавшись, рабам ведь нельзя смотреть хозяину в глаза.

Я почему-то в этот момент почувствовала себя идиоткой, которая к 24 годам так и не смогла научиться готовить ничего сложнее яичницы. Хотя и она раз от раза тоже получалась в виде сушеного коржика.

– И не смотри на меня так, – проворчала, пытаясь скрыть смущение,– поверь мне, если я буду готовить, то нас ожидает смерть либо от голода, либо от заворота кишок, а питаться все время полуфабрикатам мне нельзя. Так что теперь, это твоя обязанность. Сам-то умеешь готовить?

– Так себе,– пожал он плечами.

– Так себе это лучше, чем отвратительно, – удовлетворенно кивнула головой, – с тебя завтрак, обед и ужин, с завтрашнего дня.

Покорно кивнул.

– Во сколько завтрак?

– Ну, я раньше десяти вряд ли выберусь из своей комнаты, так что примерно к этому времени.

Я наблюдала, как он хмурится, пытаясь что-то понять, но поскольку кроме молчания опять ничего не дождалась, то продолжила:

– Поехали дальше. Если ты успел заметить, я маленько не в форме, – руку на отсечение даю, что этот гаденыш еле сдержался, чтоб не ухмыльнуться, – да-да, можешь не усмехаться, сама прекрасно знаю.

При этих словах он весь сжался:

– Простите, я не собирался…

Черт, похоже, испугался, что наказывать буду. Ой, как тяжело-то, шаг в сторону и все, он уходит в глубокий окоп, наполненный тошнотворной покорностью.

– В общем, убираешься в доме и поддерживаешь порядок теперь тоже ты, – сердито буркнула, ожидая, что теперь он точно взбунтуется и пошлет меня подальше. И, конечно же, не дождалась. Опять тишина. Очень некстати всплыла фраза Ника про передник и щетку для пыли, отчего я чуть не засмеялась. Еле удалось сдержать нервный смех, а то точно подумал бы, что я маленько того, на голову больная.

– Все ясно? – уточняю на всякий случай.

– Да, – легкий кивок.

– Чудесно. А чтоб тебе не было скучно с таким набором дел, будешь еще крышу на гараже перекрывать. Сообразишь как, или лучше сразу мастера вызывать?

– Чего там соображать, все просто.