Все последующие дни Скоков занимался важной подготовительной работой. Он наведался в цех к Михалычу и выпросил у того пистолет и нож. Михалыч немного посомневался, но все же оружие дал, предупредив, чтобы имя его не упоминали даже под пытками. На рынке у кавказских «беженцев» он купил по доллару за штуку десять мелкокалиберных патронов, один из которых израсходовал ночью в Гавани при обстреле оружия.

Из всего усвоенного из книг Скоков сделал для себя основной вывод: «Главное, иметь железное алиби, тогда ничего не докажут». После этого все его мысли были заняты обдумыванием беспроигрышного варианта.

Заказчики уникального по количеству соучастников убийства из дома номер 5 также не сидели без дела, а старательно готовились к всенародному акту возмездия. Стариков и детей, по общему решению жильцов, заблаговременно перевезли к родственникам. Не тронули лишь Клару Митрофановну, которую, по причине глухоты и увлеченности своим хобби, просто не брали в расчет. Зато к числу неблагонадежных причислили ее сына, настроение которого внушало всем опасение. Поэтому Анна Сергеевна убедила его съездить на дачу, чтобы подышать чистым воздухом и отвлечься от дурных мыслей.

Руководствуясь общим замыслом, Александр Ильич и Настя посетили своего знакомого участкового, поздравили его с наступающим праздником и вручили Уголовный кодекс с дарственной надписью. В ходе беседы они сообщили, что после пожара бомж их куда-то исчез и больше в подъезде не появляется. Капитан от души за них порадовался, расчувствовался и передал им в дар железный бюст Дзержинского. «Все равно убирать придется. Новый начальник главка требует, – посетовал он. – Говорит, что нам идолы в милиции не нужны, только авторитеты». Словом, встреча прошла в теплой предпраздничной обстановке, и обе стороны остались довольны ее исходом.

Наконец все было готово, и оставалось дожидаться намеченной даты.

Утром 29 декабря Валентин Скоков проснулся по сигналу будильника, выполнил гимнастические упражнения, тщательно вымылся под душем и надел свежее нательное белье.

После калорийного завтрака он отправился в районную библиотеку, записался там на абонемент, выбрал учебники по бухгалтерскому учету и расположился с ними в читальном зале за первым столом. До самого закрытия он сосредоточенно листал книги, создавая видимость напряженного мыслительного процесса.

Не заходя домой, Скоков заглянул к соседу по площадке с вопросом о качестве отопления в квартире.

– Да вроде топят. Зайди посмотри, – пригласил тот.

Скоков прошел на кухню, потрогал батарею и высказал свое удовлетворение.

– Ты откуда с книгами? – полюбопытствовал сосед.

Этого вопроса Скоков ждал с нетерпением и принялся излагать подготовленную легенду об освоении новой профессии. Данный тактический ход он спланировал заранее, следуя рекомендациям Штирлица.

«Теперь, если соседа обо мне спросят, он скажет, что приходил Скоков с учебниками, трогал батареи, а затем ушел заниматься, – с удовлетворением подумал он. – Ведь в памяти остается начало и конец разговора».

В одиннадцать ему позвонил брат и условной фразой дал понять, что бомж находится на чердаке в ожидании своей участи. Скоков быстро собрал в спортивную сумку орудия преступления, дополнив их куском капронового шнура и старым байковым одеялом. Оставив включенным свет на кухне, он покинул жилище и направился к станции метро.

На подходе к дому Володи он позвонил из автомата мастеру цеха. Этот звонок дополнял его алиби. Получив ожидаемый ответ касательно зарплаты, Скоков повторил ему свой рассказ о домашнем самообразовании:

– Сейчас чайку попью и снова за учебники сяду, – доложил он.

– А почему у меня тогда номер таксофона высветился? – засомневался мастер.

«Черт, прокололся», – подумал Скоков, от досады сжимая зубы.

– Это у тебя аппарат барахлит, отдай его в ремонт, – ответил он мастеру, повесил трубку и, полный решимости и злости, двинулся к намеченной цели.

Всю роковую ночь большинство жильцов третьего подъезда не смыкало глаз, прислушиваясь к каждому постороннему звуку. Александр Ильич вместе с женой и соседями по площадке спустился к Анне Сергеевне, а Володя, уложив спать своих женщин, погасил свет и устроился возле кухонного окна с огромной кружкой кофе.

Он видел, как в начале первого брат с сумкой в руке зашел в подъезд. Прихлебывая остывший кофе и непрерывно куря, Володя мужественно боролся со сном, в надежде дождаться развязки. Наконец около четырех утра он увидел Скокова, который вышел на улицу и отсутствовал полчаса, а затем вернулся обратно. «Место подыскивал, куда труп спрятать», – решил про себя Володя.

Минут через двадцать Скоков вновь появился перед окном, сгибаясь под тяжестью огромного холщового мешка, в котором отчетливо просматривались очертания человеческого тела. Пройдя вдоль дома, он завернул за угол и выпал из поля зрения.

– Отыгрался хер на скрипке, кончились наши мучения. Ай да Валька! Все без шума и пыли, – порадовался он вслух и завалился спать.

В восемь часов утра наиболее пострадавшие от бомжа побежали наверх, чтобы вдоволь насладиться картиной долгожданного мщения. Чердак был пуст. Остались лишь груда бутылок и тряпье, на котором Журавлев обнаружил свежие пятна крови. Тряпки сгребли в угол и забросали чердачным хламом.

– Это ему вместо надгробного памятника. Собаке собачья смерть, – со злостью произнесла Анна Сергеевна и плюнула на кучу. – Огромное спасибо, Володя, вашему брату, низкий ему поклон и новогодние поздравления. Теперь можно со спокойной душой Степана Яковлевича из ссылки вызволять.

– Да, молодец твой ударник труда. Все сделано на высоком профессиональном уровне, прямо самородок. Мне такие таланты нужны, – сказал удовлетворенный увиденным Кузякин и отсчитал Володе вторую часть гонорара.

Вечером того же дня, нагруженный пакетами с новогодними подарками от соседей, Володя привез брату остаток денег. Тот встретил его в легком алкогольном возбуждении и пригласил в комнату, где красовались на столе недопитая бутылка коньяку и тарелка с наструганной колбасой и дольками шоколада.

– Как настроение, «мокрушник», каяться бежать не надумал? – спросил Володя, передавая Скокову конверт с деньгами. – Говорят, первые дни самые мучительные, легко глупостей наделать, а потом со временем забывается. Если, конечно, не напомнят. Ну, это тьфу, тьфу, тьфу.

– Настроение фиговое. Совесть мучает, – ответил тот, – но вы за меня не волнуйтесь. Я утром в Никольском соборе за упокой души свечку поставил.

– Его или своей?

– А, всех, – махнул рукой Скоков. – Целый день грязь под душем смываю да грехи замаливаю. – При этом он указал настоящую бутылку коньяку.

– Я от тебя, честно говоря, такого не ожидал и, не обижайся только, в удачный исход не верил, – признался Володя. – А настроение я тебе мигом поправлю. – Он принялся вытаскивать из пакетов разнокалиберные бутылки, коробки конфет, фрукты и бюст Дзержинского, подаренный участковым. – Это тебе от соседей к празднику. Феликс, между прочим, тоже с врагами народа беспощадно боролся.

Он попытался было завести разговор о событиях ночи, но Валентин оборвал его с просьбой не возвращаться к этой болезненной для него теме.

– Слова больше не услышишь, – извинился брат. – Давай мы сейчас за Новый год коньячку треснем. Ты, кстати, где праздновать собираешься? Наш коммерсант Кузякин очень хотел с тобой познакомиться. Сказал, что такие талантливые и исполнительные люди ему в современном бизнесе просто необходимы. Хочешь, приезжай, – предложил он, но Валентин отказался, сообщив, что ждет возвращения семьи.

Разлив коньяк по бокалам, братья звонко чокнулись за наступающий праздник и одним махом добили остававшееся в бутылке спиртное.

– Что год грядущий нам готовит?! – весело пропел Володя, отправляя в рот дольку шоколада.

– Обещание еще лучшей, чем прежде, жизни и очередного коренного перелома. Хоть бы наш завод какой-нибудь Форд купил. Представляешь, их салон и кузов, а наш двигатель от танка и пушка. Специальная модель для стран СНГ. Да ей цены не будет!