Мужчина, приставленный к ней, рукой задал ей направление, но она обошла его, и вернулась обратно в отделение вип-палат. Дверь в палату беззвучно отъехала, открыв все ту же картину — Инсу спал.

Она закрыла дверь, оставляя недоуменного охранника снаружи. Что дальше, она не знала, просто не удержалась от желания еще раз сюда зайти. Одной.

Она ступила в сторону кровати, но остановилась. Что она будет делать? Держать его за руку? Пялиться на спящего? С ума сошла. Не зная, куда еще себя деть, она подошла к окну. Жалюзи были открыты. В последние пасмурные дни нечего было бояться, что солнце побеспокоит больного. Поэтому сейчас, взгляни она за стекло, то увидела бы огни притворно спящего города. Но она смотрела лишь на отражение. Через призму всегда было смотреть не так страшно.

Так долго и внимательно она могла раньше рассмотреть Инсу только на записях. Сейчас он больше всего напоминал того мужчину на старой фотографии в похоронной ячейке. Хоть и не улыбался. Его уязвимое состояние беспокоило ее. И это пугало.

Она так засмотрелась, что не заметила, как в отражении появился Джунхо, тихо зашедший в палату. Она нацепила виноватый вид и повернулась к лидеру.

— Я так и знал, что найду тебя тут.

— Я просто зашла по пути назад…

Фраза повисла, ведь ей нечего было сказать на то, зачем. И почему этот путь был в обратном направлении.

— Я сказал менеджеру, что хочу побыть с Инсу, если он проснется. А ты составишь мне компанию, — помог выйти ей из ситуации Джунхо.

— О, — в растерянности протянула Йеджи, она не ожидала так легко выкрутиться.

Парень задумчиво оглядел пустую палату, где зона ожидания состояла из одного стула и с виду жесткого диванчика.

— Самое время попробовать паршивый больничный кофе. Тебе взять?

Йеджи кивнула. Джунхо отодвинул дверь, но замер одной ногой на выходе. Что-то решив для себя, он повернулся и достал телефон. Пара секунд, и на телефоне Йеджи зазвучало оповещение.

— Послушай, вдруг я долго буду искать кофе, — затем замялся. — Это что-то очень важное кое для кого.

И хоть слова Джунхо показались Йеджи странными, но она бы не открыла сейчас сообщение, если бы тот и в правду очень долго не ходил за кофе. Желание разглядывать спящего человека начало смущать даже ее, поэтому она все же посмотрела, что такое важное прислал ей Джунхо.

Аудио запись. Скромно названная «трек 1». Она нахмурилась, но потянулась к карманам пальто, чтобы проверить, взяла ли с собой наушники. Наушники нашлись, и она нажала воспроизведение. Стоило секундам трека начать отсчет, из наушников полилось струнное вступление. Она подняла взгляд на Инсу, тот спал, едва слышимые звуки не могли его побеспокоить. Но ее беспокоило, что такое вступление она уже слышала. В студии Джунхо.

Йеджи нахмурилась и всмотрелась в иконку трека, будто телефон, кроме аудио, транслировал еще и видео. Но стоило зазвучать низкому тембру, как ее взгляд больше не отрывался от спящего парня.

А после оглушающая тишина в наушниках, колотящиеся сердце в груди и сорванный вдох. Кажется, первый за три минуты и пять секунд. Столько звучала песня. Столько потребовалось Йеджи отмотать шестнадцать лет назад и перевернуть свое представление о прошедших восьми годах.

Наверное, она неправильно поняла. Она включала репит снова и снова. Но слова звучали так однозначно. Воспоминания, которые могли быть только у них двоих.

Она подошла к изножью кровати, пытаясь разглядеть в лице Инсу того мальчика, который показывал ей трюки игрушечного мотоцикла и таскал ей марципановые конфеты из кабинета заведующей. Это было сложно, ведь она совсем не помнила его лица. Только сладкий вкус конфет вперемешку с соленостью слез, и голубой мотоцикл, который всегда заваливался на правый бок в конце своего заводного пути. А еще слова, которые он прокричал ей из-за спины, удерживающей его директора приюта, когда ее зареванную усаживали в машину опекуны: «Я скажу твоей бабушке, где тебя найти, когда она придет».

Не если, а когда. Он единственный, кто не сомневался в ее словах, что бабушка ее заберет. Что было невозможно. Бабушка была прикованы к кровати в доме для престарелых, а семилетний мальчик все равно не знал, куда ее увозили. Но в тот момент его злость на всрослых и уверенные слова успокоили ее.

Как успокаивало и его едва заметное присутствие рядом с крыльцом. Она сидела там каждый день, неделю за неделей и ревела. В голубом берете, связанным бабушкой, в драповом пальто и потертых туфлях, купленных в комиссионном магазине. Воспитатели ее вначале оттаскивали, запирали в комнате, наказывали и лишали полдника за плохое поведение. А затем махнули рукой. Наверное, потому что очень быстро документы на опеку были оформлены, она должна была вскоре стать чужой проблемой.

И только один мальчик постоянно был рядом. Он приходил каждый раз, стоило ей занять свой пост на крыльце. Он не садился рядом, а играл неподалеку, но так, что его мотоцикл всегда заканчивал свою траекторию у ее ног. Тогда он подходил, и иногда, когда ему, видимо, удавалось стащить сладость, клал на ступеньку рядом с ней конфеты. Затем без слов забирал свой мотоцикл и возвращал его на начало дистанции.

А потом ее забрали. Все воспоминания о мальчике с мотоциклом забылись в новых переживаниях и тоске по бабушке. Поэтому, когда ее в тринадцать лет вернули в приют, то в парне, который едва кинул на нее взгляд при знакомстве с воспитанниками, она даже не пыталась узнать того мальчика. А он знал. Знал все это время, что это была она. Почему семилетнему ребенку так запомнилась та плакса?

И у нее появился шанс это узнать, потому что пациент пошевелился и открыл глаза.

Джунхо вдоль и поперек исходил коридоры вип-отделения. За ее пределы не было желания выходить из-за скучающих посетителей больницы, которые их узнали и держали на готове свои телефоны. А еще из-за телохранителя, который не двигался с места только потому, что Джунхо не покидал допустимые границы, и только его взгляд следовал за каждым его шагом.

Даже кофе нашлось очень быстро. И, правда, паршивое. Поэтому он просто выжидал. По своим подсчетам он выделил время на упрямость макнэ, ее прослушивание трека и осознание.