Переговоры вела одна из сестёр Красоты — рыжеволосая и зеленоглазая женщина, белое платье которой было инкрустировано серебряными нитями, а в рукояти меча красовалось несколько изумрудов. Она с жаром что-то доказывала Доминику, то и дело взмахивая руками, от чего её крупная грудь призывно колыхалась. Впрочем, старший отец оставался безразличен к её прелестям и эмоциональности, бесстрастно слушая собеседницу.

Высокородная стояла чуть в стороне и ничуть не интересовалась переговорами своей спутницы и Доминика. Казалось, она лениво осматривает стены монастыря. Однако, её чёрные глаза внимательно осматривали укрепления каким-то невероятным образом примечая каждого из следящих за женщинами.

Когда высокородная посмотрела в мою сторону, она вздрогнула. А затем пристально посмотрела мне прямо в глаза. При этом её надменное личико ненадолго утратило маску безраличности, сперва став торжествующим, затем удивлённым. В следующий миг оно скривилось от отвращения, а затем высокородная решительно поджала губы и вновь вернула себе выражение безраличия.

Окончательно утратив интерес к диалогу, высокородная что-то приказала своим спутницам и, развернувшись, направилась прочь от монастыря к поджидающей её неподалёку карете. Рыжеволосая тут же прервала свой монолог и, обменявшись с Домиником парой коротких фраз, последовала за госпожой. Затем, они оседлали пасущихся рядом с каретой лошадей и вся кавалькада, тронувшись, быстро исчезла из вида.

Больше сегодня никаких примечательных событий не происходило и, после вечерних работ и ещё одной коллективной молитвы, нас разогнали по кельям. Уснул я сразу же и сны мои были под стать событиям сегодняшнего дня.

Снились мне обнажённые женщины. Было их аж семеро и они неподвижно сидели в каком-то огромном помещении вокруг какого-то непонятного мужика. Как я ни старался, всматриваясь в их влекущие черты, но облик большинства из них упорно отказывался задерживаться в моей памяти.

Единственная, чей облик я мог запомнить, была русоволосая и черноглазая высокородная, увиденная мной этим вечером. Только, если вечером на её лице застыла маска безразличия и презрения, то сейчас оно выражало безумную надежду.

Неожиданно мужик, до этого спокойно сидевший в окружении красоток, поднялся и заговорил звучным голосом. Увы, язык его был мне совершенно незнаком, но я, каким-то образом, понимал сказанное им.

— Эра Хаоса, загнавшая наш народ в Последнее Убежище и заставившая нас уступить наши земли жалким людишкам, близится к завершению, — провозгласил незнакомец.

Присмотревшись, я заметил, что у него острые уши, а значит передо мной был не человек, а самый настоящий сейдхе.

— Наступает эра обновления, которая позволит нашей расе вернуть былое могущество, — продолжал вещать он.

Со стороны женщин послышалось несколько радостных возгласов.

— Однако, каждой из вас, собравшихся здесь, потребуется принести величайшую жертву ради нашего народа. Готовы ли вы на подобное?

— Да, о Оракул! — хором ответили женщины.

— Тогда слушайте в чём состоит ваша миссия! — возвестил названный Оракулом. Когда он продолжил, глаза его засияли внеземным светом, а голос зазвучал подобно грому. — Каждая из вас должна найти среди презренных людей наиболее достойного и возлечь с ним. В иные времена, подобные союзы не могли принести плодов. Но в эту эпоху у вас родятся те, кто возродит величие нашей расы! Отдадитесь ли вы презренным людишкам ради вашего народа?

— Да, о Оракул! — так же хором ответили женщины. Однако, на этот раз, их голоса звучали не так уверенно.

— Ну что ж… — протянул оракул, и, подойдя к уже знакомой мне высокородной, спросил у неё. — Ламия, как ты планируешь найти достойного?

— О Оракул, последние сотни лет я посвятила служению богине Красоты. Ради этого служения я отвергала наших мужчин, ещё в те времена, когда они не пали от рук проклятых людишек. И ради своей миссии я отдамся в руки богини, — склонила русоволосую голову Ламия. От этого жеста среди густых волос красавицы на миг показалось острое ушко и я понял, что она тоже сейдхе, а не человек. — Боги этого мира всегда были на стороне нашего народа. Надеюсь богиня не откажет мне и приведёт к достойному!

— Да будет так! — возвестил оракул.

Открыв глаза, я обнаружил, что вокруг царит глубокая ночь. Первое время я не мог понять, что меня разбудило. В голове крутились обрывки недавнего сна, но они настолько стремительно таяли в моей памяти, что я не успевал на них сконцентрироваться.

Неожиданно я понял, что меня разбудило. Это была музыка. Мягкая, нежная, еле слышимая она, казалось, доносится откуда-то из-за двери моей кельи. Когда я, даже забыв одеться, осторожно выглянул в коридор, то понял, что музыка доносится из привратной комнаты. Выйдя туда, я осознал, что источник на улице… Так, преследуя неуловимый источник чарующих звуков, я добрался до внешней стены монастыря.

Почему-то меня совершенно не смущал тот факт, что я полностью голым шастаю по улице. Самым важным мне казалось найти источник музыки. А он теперь раздавался из-за стены.

Послушников в нашем монастыре, действительно, отлично готовили. Да и патрули младших отцов следили за тем, что бы никто не проник в монастырь снаружи, а не затем, что бы никто не сбежал изнутри. Так что я, изрядно намучавшись, сумел скрытно преодолеть стену и обнаружить, что музыка доносится из виднеющегося неподалёку леса.

В погоне за музыкой я провёл несколько часов, успев попетлять по ночному лесу, пересечь несколько ручьёв, пару трактов и даже какую-то цепь заросших деревьями холмов.

Источник музыки я так и не нашёл. Но сама музыка теперь звучала куда громче и я прекратил поиски. Теперь я двигался, подчиняясь задаваемому музыкой ритму.

Вскоре лес перешёл в предгорья. А ещё через десяток минут я наткнулся на лагерь сестёр Красоты. И было их там явно больше нескольких десятков.

На краю лагеря, вместе с несколькими очаровательными дозорными, меня встретила та самая рыжеволосая женщина, что говорила возле монастыря с отцом Домиником.

— Следуй за мной, — приказала мне женщина и её слова вплелись в мелодию, заставляя им подчиниться.

Дозорные и женщина говорили что-то ещё, со смесью смущения, брезгливости и заинтересованности пялясь на моё обнажённое тело, но их слова полностью заглушила музыка.

Войдя в лагерь, оказавшийся неожиданно большим, мы уверенно прошли к его дальней окраине, невольно приковывая взгляды попадавшихся на нашем пути обитательниц.

Наконец наш путь завершился возле огромного богато украшенного шатра. Дальняя от меня часть его упиралась в небольшой отвесный обрыв, под которым, бурля и пенясь, текла быстрая горная речка. Рыжеволосая позвонила в расположенный у входа колокольчик и, почти сразу же, полог откинула та самая высокородная, что была вечером у монастыря. Стоило ей увидеть меня, как музыка стихла, завершившись торжествующим аккордом. Однако, способность оценивать происходящее вокруг возвращаться не торопилась и я продолжал слепо подчиняться отдаваемым мне приказам.

— Леди, Ламия. Предсказанный вами мужик был пойман на северной оконечности нашего лагеря, — доложила рыжеволосая. — Повинуясь вашему приказу мы не стали его связывать и сразу же привели к вам!

— Проходите, — холодно разрешила высокородная.

Повинуясь её приказам, мы прошли сквозь внутренние помещения шатра и остановились во внушительного размера отделении, устланном пушистыми шкурами. Одну стену его занимало огромное ложе, устланное мягкими перинами и шелковыми простынями. У другой располагался небольшой мраморный алтарь с лежащими на нём цветами, несколькими курительницами, испускающими тонкие струйки ароматного дыма, и зловещего вида серебряным кинжалом. Ну, а возле входа располагался столик с несколькими кувшинами вина и большим блюдом с фруктами. Самым поразительным была абсолютная тишина, царящая в помещении. При том, что, по моим прикидкам, за прилегающей к ложу стеной должен быть обрыв с ярящейся под ним речкой.