— Ты мог бы пожаловаться в Лигу.

— Да ну нахрен. Я и так достаточно мелькал в прессе. Только скандала с шантажом не хватало.

Дэймон поджимает губы.

— Ты должен рассказать Ноа о его отце.

Я мотаю головой.

— Я не причиню ему такой боли. Да и какой смысл? Все равно я не собираюсь соглашаться на сделку.

Пальцы Дэймона нервно барабанят по скатерти.

— Ты ведь знаешь, да?

— Знаю что? — раздражаюсь я.

— Никогда не задумывался, почему Ноа поехал учиться в Ньюпорт, а не куда-нибудь в Лигу Плюща? Он мог бы купить себе место где угодно, не говоря уже о том, что вся его семья оканчивала Гарвард. Так зачем же выбирать Ньюпорт? Мы никак не могли разобраться. Я помню Ноа на первом курсе. В смысле, это же Ноа! Невозможно просто пройти мимо него и не заметить, как он горяч и сексуален. И ведет себя так, будто ему принадлежит весь мир. Он всегда зависал с одним парнем. Мы подозревали, что они вместе, хотя обвинить их в откровенном афишировании было нельзя.

— К чему ты ведешь? — Я прекрасно знаю, к чему именно ведет Дэймон. Но Ноа утверждал, что друзья были не в курсе.

— На второй курс Ноа вернулся один. Вступил во все ЛГБТК организации и клубы, стал спать со всеми подряд. Когда мы по-настоящему сдружились, я спросил, что стало с тем парнем, но Ноа сразу замкнулся. Сказал только, что тот перевелся в другой колледж. Мы все решили, что именно из-за того придурка Ноа стал таким, ну, Ноа. У нас было несколько теорий. Все мы встречались с мистером Хантингтоном и не раз слышали, как Ноа на него жаловался. Так что не нужно быть гением, чтобы понять, что тут была замешана взятка.

— Понятия не имею, о чем ты. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно.

Дэймон улыбается.

— Из тебя никудышный лжец, и я беру назад слова, что сказал несколько недель назад. То, что ты защищаешь Ноа, дает тебе мое полное благословение. Не в качестве твоего агента, а в качестве друга. Если хочешь быть с ним по-настоящему, то должен ему сказать. Как твоему агенту, мне положено убедить тебя согласиться на сделку с Нью-Йорком, потому что этого хотят мои боссы. Но как твой друг, говорю тебе: я сделаю все, что ты захочешь.

— Если я скажу Ноа, это лишь заставит его чувствовать себя виноватым, когда придется расставаться со мной, как это было с Ароном. Он не хотел обидеть Арона, но вы все заставили его чувствовать себя ужасно. Я не стану взваливать на Ноа этот груз. Это только моя вина. Это я нарушил нашу сделку.

— А может, именно Ноа ее нарушил.

Я фыркаю.

— Это вряд ли. Как ты и сказал, это же Ноа.

— Он никогда никому из нас не рассказывал, что на самом деле произошло тогда с его парнем в колледже. Даже Арону.

— Мне бы он тоже ничего не сказал, если бы я не стал свидетелем его разговора с отцом.

Дэймон встает, собираясь уходить.

— Начну готовить твои документы на Чикаго. Если только ты не сможешь придумать причину, чтобы уйти из футбола и остаться в Нью-Йорке.

Не знаю, что на это ответить. Если придется выбирать между футболом и Ноа, не уверен, готов ли принять такое решение. Но если бы Ноа попросил остаться с ним, бросить ради него НФЛ, вряд ли бы я смог сказать «нет».

Я так втрескался в этого парня.

— Подумай об этом и расскажи Ноа о своих чувствах. Как решишь, дай мне знать.

Ну конечно, ведь поставить на кон собственное сердце охренеть как легко.

Глава 20

НОА

Встретившись с одним из администраторов «Радужных коек» и получив лучшее представление о том, что именно нужно сделать, чтобы превратить форум в успешное благотворительное предприятие, я возвращаюсь домой. На пороге меня чуть не сбивает с ног Джет.

— Эй-эй, где пожар? — спрашиваю я.

— Мэтт велел мне исчезнуть на несколько часов. У тебя либо неприятности, либо намечается секс, и мне не хочется присутствовать ни при том, ни при другом. Так что я пошел.

— Э-м, ладно. Хм, пока.

Я застываю у двери, гадая, чем мог разозлить Мэтта, но на ум ничего не приходит. Хотя это еще ничего не значит. Рассеянный — мое второе имя. Плюс у меня привычка делать глупости, даже не осознавая того.

Когда я, наконец, отращиваю яйца и захожу в дом, меня встречает тишина.

— Мэтт?

— В спальне, — отзывается он.

Все еще сбитый с толку, я взбегаю по лестнице и обнаруживаю Мэтта, меряющего шагами ковер нашей… моей спальни.

— Окей, что происходит? — спрашиваю я.

Мэтт застывает и смотрит на меня. Он открывает рот, но не издает ни звука.

— У тебя сейчас такое же лицо, как когда мы впервые встретились.

— Где ты был? — спрашивает Мэтт.

— Встречался с парой людей насчет проекта. А что?

Мэтт качает головой.

— Да так, ничего. Не суть.

Не суть. Почему появился говорок?

— Что случилось? — спрашиваю я.

Мэтт изображает улыбку и делает шаг в мою сторону.

— Просто хочу тебя.

Не теряя времени, он сбрасывает рубашку, затем цепляется пальцами за мой ремень и притягивает к себе.

— Я соскучился.

Соскучился? Мы виделись этим утром.

Я все еще в замешательстве, когда наши губы встречаются, а язык Мэтта властно проникает в мой рот. Тот Мэтт, которого я знаю, очень страстный, но сейчас за агрессией поцелуя я чувствую отчаяние. Глубокое отчаяние. Одна рука Мэтта сильно сжимает мое бедро, другая обвивает спину и притягивает ближе.

Мой член в восторге и рвется в бой, но мозг вопит, что здесь что-то не так.

— Мэтт.

Я пытаюсь отступить, но он следует за мной и снова целует. Я вырываюсь.

— Мэтт.

— Я хочу тебя. Нас.

Я отшатываюсь.

— О.

Он говорит то, о чем я думаю? Или я принимаю желаемое за действительное?

— Постой, прежде чем взбесишься, уточняю: хочу, чтобы сегодня днем были только мы.

Мое сердце сдувается.

— Я в замешательстве.

— Сегодня я… я виделся с Дэймоном.

Осознание пронзает меня изнутри, к горлу подкатывает тошнота.

— Ты переезжаешь в Чикаго.

Мэтт едва заметно кивает, но этого легкого движения достаточно, чтобы проделать дыру в моей чертовой груди.

Я выдавливаю слабую улыбку.

— Наверно, я должен тебя поздравить, или что-то в этом роде.

— Если только… — Мэтт отводит взгляд. — Если только у меня нет причин остаться, — его голос в конце срывается на фальцет, и хотя звучит как утверждение, в нем проскальзывают вопросительные ноты.

Самое время раскрыть карты. Хочу, чтобы он выбрал меня. Любил меня. Чтобы его жизнью был я, а не футбол. Но потом отбрасываю эту мысль. Я не имею права просить кого-то выбрать меня, даже если отчаянно этого хочу.

Влюбляться в Мэтта я не планировал, не ожидал такого и за миллион лет. Но он для меня важнее себя самого. Такого раньше никогда не случалось. Кроме, может быть, Натаниэля, и посмотрите, чем все закончилось.

— Нет ни одной причины отказываться от футбола. — Ненавижу, что не могу признаться, как сильно хочу, чтобы Мэтт остался. Но если заставлю его, в конечном итоге оттолкну.

Мэтт не может бросить карьеру ради человека, с которым у него нет будущего. Я не питаю иллюзий, что у нас выйдет что-то продолжительное. Отец довольно ясно дал понять, что не хочет видеть нас вместе. Всего лишь вопрос времени, когда он сделает свой шаг, и Мэтт повторит историю Натаниэля.

Так что я поступаю правильно.

— Что ж, значит, все, — говорит Мэтт.

— Нет. И близко нет. — Я снова тяну Мэтта за ремень и прижимаю к себе. — У нас есть время до твоего отъезда. А потом еще надо будет появляться на публике. Мы не будем вместе, но я хочу продолжать с тобой видеться.

— Типа как секс-приятели?

Боже, я готов ухватиться за все, что Мэтт предложит, но вряд ли мое сердце это выдержит.

— Типа как «мы навсегда останемся друзьями».

— Друзьями, — Мэтт практически выплевывает это слово, и я его за это не виню.