Получается, Валерка считает, что ей не стоит заканчивать.

Он, конечно, уже говорил ей об этом, но тогда его слова оставались для неё просто словами, ничего не задевали внутри. Внутри вообще царили исключительно пустота и равнодушие, абсолютное безразличие к тому, что будет потом.

Сейчас ей больше не всё равно.

Рая цепляется руками за край табуретки, подаваясь вперёд и пытаясь отыскать в лице Егора что-то, что подсказало бы ей, как он смотрит на идею Валерки. Всё, что она находит, это отражение собственной позы: точно так же вцепившись в свою табуретку, Егор поворачивается к ней, и глаза у него огромные, тревожные, вопросительные. Взволнованные и полные надежды.

Она тяжело сглатывает.

– Ну что? Поняли меня? – Валерка раскачивается на своей табуретке.

– Да, крёстная фея, – Рая переводит взгляд на него и кивает с самым серьёзным выражением лица, на которое сейчас только способна, изнутри же её разбирает смех.

Что поделать, сейчас он действительно похож то ли на крёстную фею, то ли на курицу-наседку, наконец-то нашедшую себе цыплят по душе. Если бы следующий сезон был сезоном латины, можно было бы сшить себе нежно-жёлтое платье, всё в перьях, и обеспечить идеальное сходство.

– Точно! – вдруг восклицает Валерка, почти теряя равновесия, но вовремя возвращая ножки табуретки на место. – Крёстная фея. Как я и сам не заметил… Вы же смотритесь вместе как чёртова диснеевская принцесса и долбаный диснеевский принц!

Рая и Егор снова отвечают одновременно:

– Принцесса Мулан? – спрашивает Егор.

– Принц Филипп? – спрашивает Рая.

– Принцесса Мулан была классная, – говорит Рая. – Храбрая, самостоятельная…

– Принц Филипп – тот ещё придурок, – говорит Егор. – Он же ничего сам не сделал, его даже из темницы тётушки Авроры вытаскивали…

О, Рае есть, что добавить.

– Да и лезть к поцелуями к спящей девушке… Дайте человеку спокойно поспать, в конце-то концов!

Судя по синякам под глазами, Егор с недостатком сна знаком не понаслышке. Как и она в последнее время. Как и она…

– О да, – он тяжко вздыхает.

Валерка радостно аплодирует.

– Ну вот, вы оба, кажется, без ума от диснеевских мультиков. Разве не мило?

– Всё ещё не хочу быть принцем Филиппом, – бормочет Егор.

Рая улыбается ему.

– Будешь принцем Егором.

Проблем-то.

А музыку можно взять, к примеру, из «Анастасии», пусть это и не Дисней, но там же есть обалденный вальс, и следующий сезон – как раз время для вальса. Егору пойдёт белый китель, да и жёлтое платье опять же будет куда как уместно.

Она строит планы, и это должно напугать, но вместо страха внутри – водоворот из надежды и энтузиазма. Как будто она прыгает с парашютом, точно зная, что он раскроется вовремя, и просто наслаждаясь видом с высоты и потоками воздуха.

В голове почти пусто, а сердце колотится как сумасшедшее.

– Можно вопрос? – неожиданно говорит Егор. Он выглядит серьёзным и собранным. – Вы, получается, вместе?

Прежде, чем Рая успевает рассмеяться, Валерка отвечает:

– Живём – да, потому что с родителями у неё полный пиздец, а я, поверь мне, не так часто использую это ёмкое слово. Они, видишь ли, были в курсе происходящего у неё за спиной и, больше того, даже за, так что любая бы на её месте мечтала бы о побеге из дома. Любая мечтала бы, а Рая ушла, и я ей горжусь.

Ого. Кажется, у неё даже уши начинают пылать.

– Но мы не пара, если ты имел в виду отношения. – Снова покачнувшись на табуретке, Валерка хитро усмехается: – Ты же сам слышал, я её крёстная фея, какое тут может быть «вместе».

Вообще-то, «вместе» тут может быть, и ещё какое. Только не то, что имел в виду Егор, а он спрашивал действительно об отношениях (и его сложно не понять, любой бы спросил, и Рая не удивится, если в тесном спортивном кругу об их совместной жизни уже курсируют сплетни). Но то «вместе», которое есть у них, куда глубже и лучше любой версии, которую только сможет придумать тусовка.

Валерка был единственным, кому было не всё равно. Больше того, Валерка оказался единственным, кто встал на её сторону.

Да, он работает на всё том же катке и продолжает после тренировок мять спину с Олегу, а теперь ещё и Злате, и, зная Валерку, можно утверждать, что свою работу он делает качественно, но это неважно. Работа есть работа, спорт есть спорт, фигурное катание есть фигурное катание, и одна из лучших подруг может кататься у тренера, который выгнал другую, или даже спать с хореографом прямой конкурентки, и никто не будет в обиде.

С одной поправочкой: почему, в таком случае, ей так больно от того, как поступил с ней Олег?

По сути, он не сделал ничего предосудительного (если только не считать того, что развалил сразу две перспективные пары, и то, судя по тому, как легко этот развал допустили, особых перспектив никто не видел ни в ней, ни в Егоре). Он просто выбрал то, что посчитал нужным, то, что будет лучше для его спортивной карьеры, и разве можно его осуждать?

Рыба ищет, где глубже. Человек ищет, где лучше.

Она говорит себе всё это самым спокойным мысленным тоном из всех, что у неё имеются, но в сердце ни одно слово не отзывается. Там только боль и обида.

Они же были особенными. Брат и сестра. Им не надо было никого искать, не нужны никакие партнёры и половинки, они есть друг у друга по праву рождения. Их руки идеально совпадают друг с другом, совпадают их колени, совпадает механика движения, тип мышц и скорость реакции. Одно целое, продолжение друг друга, идеальная комбинация, нерушимая связь.

Ха.

Нерушимая.

Чем больше ты веришь в человека и человеку, тем больнее он тебя ранит. В этом смысле лучше всего заранее избавляться от ожиданий: невозможно разочаровать того, кто ничего и не ждёт. Невозможно ранить того, кому всё равно.

Проблема в том, что Рая не хочет, чтобы ей было всё равно.

Она не железная, да, но разве обязательно быть железной?

Когда она выныривает из своих размышлений, оказывается, что Валерка успевает поставить чайник во второй раз. Не слишком удивительно, учитывая крохотные размеры этого самого чайника (на троих воды в нём хватает в обрез), но всё равно.

Беседа идёт хорошо. Беседа идёт легко, словно все они добрые друзья и уже не раз вот так вот собирались, и, наверное, это вполне объяснимо: пусть Рая не стремилась с кем-то общаться на общих стартах и сборах, но Валерка-то, как один из массажистов сборной, явно уже имел дело с Егором. Знал его мышцы – пусть не как свои пять пальцев, но что-то вроде того, и наверняка поддерживал приятельские отношения.

Это же Валерка. Все его любят.

– Так что, вы со Златой встречались? – возвращает он Егору вопрос про личную жизнь, снова наливая им двоим чай.

Рая свой ещё всё не выпила. Ей больше не надо.

Егор трясёт головой.

– Нет. Я вообще думаю, что личную жизнь и работу лучше не смешивать.

В чём-то Егор, конечно, прав, да и ей невесть почему приятно знать, что он никогда не был вместе со Златой больше, чем того требует спорт, но вместе с тем…

Он ей, кажется, нравится, и, катайся они вместе, как бы она устояла?

Примерно то же самое говорит и Валерка:

– А как устоять? Как не влюбиться в того, с кем проводишь практически круглые сутки?

Рая думает об Олеге. Они проводили вместе круглые сутки, безо всяких «практически», и знали друг друга лучше, чем кто-либо на земле. Ну, или он, получается, знал её лучше, чем кто-либо, а она его – как раз-таки наоборот, если сумела прошляпить все мысли о перемене партнёрши. Чего уж там, мысли.

Рая даже не знала, что Олег со Златой встречаются.

А ведь иногда им говорили, что они перегибают палку. Иногда им говорили, что на них неловко смотреть.

Сама Рая всегда смотрела на Олега единственным возможным образом – с любовью и восхищением. Чёрт побери, он же её старший брат, он всегда был для неё даже не опорой, а идеалом, и если любовь, светившаяся в её глазах, казалась кому-то неправильной… Им было плевать. Они делали то, что хотели. Катали свой блюз, или даже танго, и думать не думали о том, что кому-то там что-то не нравится.