— Аврорат.
— Аврорат? Хах. И-и-и… где он находится?
— В Лондоне, — упавшим голосом отвечает Меропа.
— Только в Лондоне?! Охренеть. Знаешь, как туда добраться? Ладно, пигалица, не грусти. Если это все не бред моего воспаленного мозга, то знай: моряк ребенка в беде не бросит. Я провожу тебя в соседний город и посажу на поезд в Лондон. Там, думаю, ты это свое министерство отыщешь, так?
Меропа вообще-то понятия не имеет, как станет искать Министерство Магии в Лондоне, но от того, что у нее появилась возможность поехать куда-то с объектом пленительных грез, забывает обо всем на свете и согласно кивает.
— Том, с кем это бы разговариваешь? — озадаченный женский голос, донесшийся со стороны тисовой аллеи, заставляет Меропу вздрогнуть.
— Это соседка, мама, мисс Гонт. Она, оказывается, разбирается в травах и сварила для меня просто чудодейственную мазь. Посмотри, — показывает он матери здоровую руку.
— И откуда же мисс Гонт поняла, что тебе нужна помощь? — кажется, что миссис Риддл подозревает Меропу в чем-то нехорошем. От обиды начинает щипать в носу.
— Так она видела меня, когда я возвращался из паба, уже весь такой неотразимый, и правильно распознала хворь.
— Никогда бы не подумала, что у мисс Гонт есть талант к целительству. И что же она хочет за свои услуги?
Меропа быстро-быстро качает головой:
— Ничего, — лепечет она, — ничего не нужно. Я просто хотела помочь.
— Она ничего не просит. Но ей срочно нужно в Лондон, а она не знает дороги. Я провожу ее до Гринтауна.
— Понятно. Но зачем тебе ехать? Пусть Фрэнк проводит.
Однако Том уже принял решение. Миссис Риддл недоуменно пожимает плечами и удаляется.
— Значит так, я сейчас иду лечиться. И ты иди домой, собирайся. Поезд отходит в шесть, поэтому я заеду за тобой в три. — В этот момент из-за деревьев доносится неприятно знакомый голос, и Том обрывает речь на полуслове. — Сесилия? — одними губами проговаривает он и, бросив Меропе: — В общем, мы с тобой договорились — в три, — спешит к подруге.
Задерживаться в поместье Риддлов Меропе больше не зачем, но она бредет вдоль живой изгороди и пытается высмотреть Тома и его девушку между деревьев. И, конечно, видит и тонконогого оседланного коня, и его хозяйку рядом с молодым сквайром. Том держит Сесилию за руки, а та, игриво улыбаясь, что-то ему говорит. Он качает головой. Девушка перестает улыбаться, хмурится и недовольно, что-то высказывает Тому. Его лица Меропа не видит, но поза кажется напряженной. В конце концов Сесилия выдергивает свои руки. До ушей Меропы ветер доносит обрывочное:
— Оставайся!.. — рассерженная наездница вскакивает в седло, и конь срывается с места.
— Что случилось? — выйдя на крыльцо, беспокоится миссис Риддл. Она ближе к Меропе, и потому ее слова долетают отчетливо. — Ты поссорился с Сесилией?
Размашистыми шагами Том достигает крыльца и, перемахивая через две ступени разом, поднимается к матери.
— А нечего мной манипулировать! — гаркает он. — Не останешься — пойду гулять с Ником! Да хоть с чертом лысым пускай идет, раз так. Я ей не марионетка!
Миссис Риддл возражает что-то совсем тихо.
— Нет, мама, это означает неуважение! Не считаться с моим решением и пытаться заставить делать, что ей нужно, любой ценой — это неуважение. И мириться я с этим не намерен! — отвечает он резко и, хлопнув дверью, скрывается из виду.
В глубокой задумчивости Меропа бредет домой. Смысл слов Тома доходит подобно озарению. Он прав. Заставлять человека делать что-то против воли — это неуважение. Именно так с ней самой поступали отец и брат. Она, возможно, лучшего и не заслуживала, ничего толком не умела, никогда не могла за себя постоять. Но Том…
Дома Меропа достает с полки мамин справочник зелий и садится возле закопченного очага. На заложенной листом мандрагоры странице рецепт амортенции. Вчера она, предаваясь запретным грезам, несколько раз перечитывала его перед сном, обдумывая, где можно раздобыть все необходимые ингредиенты. Но теперь… Набрав в грудь воздуха, пока не передумала, она выдергивает из книги заветный лист и швыряет в огонь. Пламя жадно охватывает пергамент, который постепенно сморщивается и темнеет. Вцепившись в книгу, как в якорь, Меропа сквозь слезы смотрит на огонь, пожирающий ее надежду. Без любовного зелья Том, конечно, никогда ее не выберет, но он не должен быть ничьей марионеткой.
========== Роза. Новая жизнь ==========
Год 2025, сентябрь.
Я просыпаюсь, как от толчка. Поднимаю голову от подушки и боюсь поверить своим глазам: наволочка белоснежная, новая, в пятнах живого солнечного света. Настоящего? Да, форточка приоткрыта, из нее тянет прохладной свежестью. С наколдованным окном такое просто невозможно.
«Получилось?!»
Я вскакиваю и прямо в пижаме выбегаю из комнаты. Коридор, лестница кажутся смутно знакомыми, будто я видела их давным-давно, а потом… недавно, но забыла. Чушь какая…
Из дверей, расположенных на первом этаже недалеко от лестницы, выходит женщина в строгом деловом костюме, который выгодно подчеркивает ее стройность. Она с чем-то возится на запястье. Мое сердце делает сальто и ухает вниз, я устремляюсь следом через две ступеньки, наплевав на риск переломать ноги.
— Мама! — осипшим голосом зову я и, успев прежде, чем радужная пелена полностью закрыла ее лицо, разглядеть только встревоженные карие глаза, сжимаю ее в объятиях. — Мамочка!
— Рози, — она ласково гладит меня по спине, и это ее, ее руки! — Доченька, что случилось?!
— Ты жива, — размазывая по лицу слезы и, кажется, сопли, по-глупому отвечаю я и только потом понимаю, что для нее это звучит странно. Какая же она красивая, когда здоровая.
— Конечно же, я жива. Что с тобой, солнышко? Ты не заболела?
— Нет-нет! Я просто… Мне приснился очень страшный сон, в котором… — я снова не могу сдержать рыданий.
— Но, маленькая моя, сон — это только сон, — уже спокойнее говорит мама, и я тоже начинаю успокаиваться, но тут в холле появляется папа. Я не видела его тысячу лет, но он жив. И даже волосы не седые, а ярко-рыжие, как на старых колдографиях.
— Что тут за всемирный потоп? — жизнерадостно интересуется папа и помогает все еще обнимающей меня маме застегнуть браслет маленьких золотых часиков. — Оу! С чего этот приступ дочерней любви? — удивляется он, когда я повисаю на его шее.
— Ей приснилось, что с нами случилось что-то плохое, — с ласковым снисхождением в голосе отвечает за меня мама.
— Это значит, долго жить будем, — со знанием дела заключает папа.
Я смеюсь и киваю. Потом всхлипываю и совершаю очередную глупость:
— А где Хьюго?
Мамино лицо снова озабоченно вытягивается.
— Он же в Хогвартсе, Рози. Ты точно не заболела? — На лоб ложится ее мягкая, прохладная ладонь.
— А, да… Нет. Я просто из-за этого сна сама не своя, мам. Но я сейчас успокоюсь, и все будет хорошо. Не волнуйся. Нет-нет, не надо доктора. Правда.
— Ладно, — мои заверения ее явно не особо убедили. — Но все-таки побудь сегодня дома, хорошо? Не ходи в академию.
«В академию?»
— Конечно. Хорошо, мам. А… — я в последний момент прикусываю себе язык и не задаю вопрос о Тэдди, — ты во сколько сегодня вернешься?
Когда за родителями закрывается дверь, я во всех смыслах облегченно вздыхаю и сажусь на пол прямо посреди холла. У нас получилось! Мы отреставрировали историю! Но как же мне теперь прояснить обстановку и не загреметь в отделение душевных болезней Мунго? Память услужливо выталкивает в сознание картинку: необычный прибор, похожий на очень узкий чемодан, но с экраном внутри. Поразительно, я точно такого никогда не видела, но знаю, что он называется «ноутбук». Не понимание дальнейших действий, а какие-то рефлексы влекут меня обратно в комнату. Ага, теперь я замечаю здесь письменный стол, и на нем тот самый чемоданчик, который ноутбук. И, кажется, мои руки знают, что с ним делать. Я открываю крышку-монитор, нажимаю клавишу запуска на клавиатуре. На голубом экране мелькает какой-то логотип, но его быстро сменяет фотография, где я с друзьями, а еще много разных значков. У меня разбегаются глаза. Куда смотреть — на значки или на счастливые, беспечные улыбки? В висках давит. Внизу вроде бы хлопает входная дверь. Нет, точно. Я слышу шаги и опасливое:
