— Вы простите меня, — опустив глаза, повторяла Есения, — но не хочу я такого для своего ребенка. Не хочу.

— Не винись, — хмуро, но беззлобно ответил Степан Васильевич, — никто б не захотел. Но в бегах сгинешь и дитя сгубишь.

— А если ей замуж выйти? — покусав губы, вдруг спросил Степа, — Не за крепостного? Дитя тогда тоже в крепость не пойдет.

— И за кого ж мне выходить? — исподлобья глядя, усмехнулась Есения, хлопая мокрыми ресницами.

— За меня, например, — Степа пожал плечами.

Глаза Есении стали, как плошки. Да собственно и не у нее одной.

— Шутите, барин? Неужто женитесь на такой как я, да еще и с приплодом?

— Почему нет? — качнул головой Степа. — Из высокородных нынче никто мне партию составить не мечтает. И если от такого шага только нарождающаяся жизнь счастливее станет, почему б не сделать?

Степан Васильевич и Наталья только переглянулись ошарашенно, а Степа, расценив отсутствие возражений как согласие повел обомлевшую Есению к коменданту.

— Ну и признал бы байстрюка. Жениться-то зачем? — ворчал, недоумевая, Ангусаев. Но разрешение дал.

Через неделю Есения превратилась из служанки ссыльных князей Лопухиных в одну из них. На нежданного мужа своего она во время венчания смотрела с тревогой, страхом и смирением. Но, когда вышли из церквушки Степа отвел только что обретенную жену в сторонку, по прикрытым простенькой белой косынкой волосам погладил и, глядя спокойно и ласково, сказал несколько слов. Сенька от тех слов изумленно вскинулась, взлядом, каким на иконы смотрят, уставилась, а вместо ответа только руки к груди прижала.

Так они первое время друг вокруг друга и ходили. Он сдержанно-заботливый, она чуть ли не в священном трепете.

В марте Сенька родила здорового мальчика. Назвала Федором. Степа окружил ее лаской. Малыша помогал нянчить. Мало какой мужчина родное дитя так пестует, а тут — чужое. Часто засиживались они по вечерам. Беседовали. Все ближе друг к другу. Теснее. А к началу лета по улыбкам их, по взглядам стало всем ясно, что и во всем остальном их супружеская жизнь наладилась. Старшие Лопухины такому развитию событий только радовались. Сын нашел свое счастье. Чего им еще желать?

*

Хоть жизнь в ссылке оказалась далеко не такой страшной, какой виделась из Петербурга, одно сильно беспокоило Наталью и Степана. Дети. Как они?

Наташа иногда вспоминала слова конвоира в тот страшный, невозможный день 31 августа 43 года. Неужели он услышал-таки слова мальчиков и донес Ушакову? Она начинала сходить с ума от таких мыслей.

Тревоги Натальи развеялись через пару лет самым неожиданным и невероятным из всех возможных способом. Бурятка, приносившая им козье молоко, однажды утром буркнула на ухо, что в доме знахарки Аюши их ждет «молодая мужчина».

Старая Аюша, которой было больше ста лет, жила в таком же ветхом, как и сама, доме на окраине посада. По слухам, родилась Аюша бездыханной и очень маленькой. Родители не чаяли выходить долгожданную единственную дочку, но в последней надежде дали ей имя божества долголетия. Духи ожиданий не обманули и еще наделили девочку даром врачевания. Аюша слухи никак не комментировала. Появилась она в посаде уже старой старухой. Жила уединенно, лечила людей травами, камнями, водой и заговорами.

Наталья извелась, гадая, кто мог ждать их в доме местной шаманки. Степан Васильевич сказал, что, если они станут проситься выйти из острога с утра пораньше, будет подозрительно, и лучше сделать это после обеда.

Благополучно получив разрешение, они направились к шаманке. Шел снег. Ветра не было, и белый пух медленно кружился в воздухе, опускался, хрустел под ногами. Хруп-хруп-хруп. Наталья, сняв варежку, ловила снег рукой. Какие новости принес он на своих пышных, белых крыльях?

Загадочный «молодая мужчина» ждал их в доме. Он стоял спиной к двери. Высокий, одетый, как бурят: комбинезон и куртка с капюшоном из шкур мехом вовнутрь, унты; чуть волнистые, темные волосы. Обернулся. Белым, жемчужным блеснуло в черной, курчавой бороде.

— Бог мой, — прошептала Наташа и уцепилась за рукав Степана, чтобы не упасть.

Мужчина в два шага был рядом. Молодостью, удалью, неугомонностью наполнились каждое движение, вся высокая, стройная фигура. Глаза сверкали дерзостью, куражом и восхищением.

— Батюшка! Матушка! — с легкой хрипотцой воскликнул юноша и обнял ошарашенных родителей.

— Сережа, как? — не веря своим глазам, спросил Степан Васильевич.

— Давайте присядем, — бойко предложил Сережа и энергично потащил их к лавке. Усадил, а сам присел на корточки напротив и несколько сбивчиво, восторженно рассказал, что не мог сидеть сложа руки в деревне, что замыслил разыскать их и вот — осуществил задуманное с Пашкой и Никиткой. Они ждут его в лесу, недалеко. А теперь он заберет их и Степку, и направятся они дальше на северо-восток, на Чукотку. Захватят Ваньку. Оттуда же рукой подать до Аляски. Остановятся в каком-нибудь улусе, купят или, в крайнем случае, сделают лодку и переплывут в Америку! Там свободная земля! Там нет самодуров-царей и их верных Церберов. Там ждет их счастливая жизнь, которую он построит для них всех своим трудом!

— Я спасу вас! — блестя карими глазами, завершил Сережа свой рассказ.

Степан и Наталья сидели, глядя на своего отпрыска, и пытались осмыслить случившееся.

— Вы сможете тайно выйти из острога, взяв только теплые вещи? — Сережа решил, не тратя времени, перейти к делу.

Первой вышла из оцепенения Наталья Федоровна.

— Нас не надо спасать, — ласково сказала она сыну и провела рукой по длинным темнокаштановым волосам, все еще до конца не веря, что он — не плод воображения. — У нас все ладно.

Понять ее было сложно: слова звучали слишком мягко, как у вьетнамцев, «с» заменялось на нечто среднее между «ш» и «ф». Но Сережа понял.

— Но как же, матушка. Вы ведь здесь в неволе, в плену. Вы достойны лучшего!

— Матушка права, Сережа, — мягко возразил Степан Васильевич. — У нас есть все, что нам нужно. И неволя наша больше условная. Нам здесь хорошо — это так. А если сбежим, будут преследовать. Догонят — тогда быть беде и нам, и тебе. Так что, мы останемся здесь. И Ваню вызволять не нужно — опасность слишком велика. А ты, сынок, — глядя в глаза расстроенного отпрыска, добавил Степан, — ты иди дальше. Иди навстречу своей мечте. У тебя все получится.

— Как? — воскликнула Наталья. — Так далеко! И по воде! Если он не дойдет?!

— Дойдет, — твердо сказал Степан. — Кто прошел больше половины Сибири, пройдет и оставшуюся часть! Возвращаться ему — смысла нет, да и опасно. Пусть идет на Аляску. А вода его не обидит: он ведь мой сын, сын моряка, и гардемарин вдобавок! — улыбнувшись, закончил Степан. — А теперь расскажи, как дома. Что братья и сестры?

Сережа поведал, что все в порядке. Все живы и здоровы. Правда, живут по разным деревням, но на праздники им позволено видеться. Настя скоро выйдет замуж — к ней уже посватался Николаша Головин. Дальше, рассказывал подробности их жизни. У Натальи скала упала с души: не донес охранник. А может, и вовсе не о том была тогда речь? Слава богу! У детей все хорошо.

Время шло быстро. Стали сгущаться сумерки.

— Нам пора, — сказал Степан Васильевич. — Завтра к тебе придет Степа — повидаетесь. А потом не медли, Сережа, отправляйся в путь.

— Так скоро, — со стоном прошептала Наташа, обнимая Сережу.

— Не безопасно ему здесь, Наташ.

Они простились. Как и советовал Степан Васильевич, Сережа на следующий же день продолжил путь.

Наталья Федоровна страшилась за сына, печалилась. Ночью уткнулась в Степана и уже готова была залить его рубаху слезами.

— Не надо, Натальюшка. Все будет хорошо.

— Но, они же — трое мальчишек. Зимой в тайге. Если дойдут до берега, как они переплывут океан? Столько опасностей…

— Опасностями, любимая, полна жизнь. Только иногда человек об этом знает, иногда нет. Войны, болезни, доносы. И гораздо менее заметные: скользкая дорожка зимой; загрязнившийся дымоход; ружье может выстрелить случайно. Кругом смертельные опасности. Вся жизнь — нереализованная опасность смерти. Если считать все опасности, то, пожалуй, человек не то, что жить, и родиться не должен бы. Но мы живем с этими опасностями, вопреки им. По воле Господа. И будем жить, пока богу угодно. А с Сережей все будет в порядке — я это чувствую. Помолимся за него и не будем грустить. — Степан Васильевич поцеловал жену в лоб.