самого начала. Любовь ли это, или же просто привязанность, что-то более

родственное. Люблю ли я его, как люблю этот мир? Только вот колоссальная

разница в том, как относятся именно ко мне. Мой монстр принимает меня любой,

как и я его и за это я ему безмерно благодарна, как никому другому.

И сейчас, когда он нависает сверху и с такой нежностью и грустью смотрит

мне в глаза, я не могу не улыбаться, чувствуя его горячие прикосновения на

своих запястьях и горячую пульсацию между ног. По телу пробежала толпа мурашек,

а потом вдруг как молнией прострелило, разнося по телу горячую кровь вместе с

обжигающей болью. Из глаз брызнули непрошеные слезы, которые Мате тут же

слизнул и поцеловал каждое веко, выдерживая небольшую паузу прежде чем начать

двигаться.

Я физически ощущала, как его энергия передается мне с каждым мощным

толчком и сливается с моей, зарождая в груди неистовый пожар, обжигая

внутренности и восстанавливая разбитое вдребезги сердце. Дрожь во всем теле не

давала нормально дышать, а вспотевшие ладони пытались ухватиться за могучую

спину Мальбонте, через раз впиваясь в кожа ногтями. Ему тоже было больно, я

понимала это по алым всполохам в глазах, по судорожно сжимающимся пальцам, по

каменным мышцам под моими руками и легкими поцелуями.

Еще один толчок и новый всплеск почти нестерпимой боли вперемешку с

наслаждением и каким-то совершенно неземным покоем, разливающимся по телу

вместе с чужой энергией. Теперь уже моей. Слезы потекли из глаз сами собой и я

не смогла их остановить даже когда Мате притянул меня к себе и поцеловал в

макушку, как делали это все представители рода Сатаны. Может они так проявляют

любовь? Только сейчас я столь остро ощутила, что пути назад нет, да и не было

никогда, что вот теперь я ничего не смогу сделать с тем, что Мальбонте навсегда

исчезнет из этого мира.

—Лира,— выдохнул полудемон куда-то

мне в висок и снова поцеловал.— Я хотел сказать тебе кое-что еще,— он

отстранился, заглядывая в глаза, а я с ужасом заметила, что он снова медленно

становился тем черным силуэтом, каким был все эти двадцать лет, теряя очертания

и будто рассеиваясь в мир.— Я…

Но голос его поглотил белесый туман. Грустная полуулыбка стала

последним, что я увидела. Глаза застилала пелена слез, а в горле стоял тугой

ком, но я все равно улыбалась, хоть и было очень больно. Теперь я могу жить,

как и он, только в моем сердце.

***

Еще немного проморгавшись, я почувствовала неприятную тяжесть и жжение

на запястьях. Из под полуопущенных ресниц заметила множество бессмертных,

стоящих неподалеку от меня и будто ожидающих кого-то.

—Ну хоть не на костре очнулась,—

усмехнулась я, привлекая внимание собравшихся. Большинство даже отшатнулись,

будто я была… Ах да, я же монстр.— Распяли меня тут как Христа,— ну, хотя бы

не гвоздями приколотили.

—Молчи, монстр. Над тобой ведется

суд,— прозвучал чей-то не особо уверенный голос, владельца которого я все еще

не видела из-за серой дымки и неприятного жжения все еще чуждой энергии во всем

теле.

—Вы судите… Труп?— Совершенно

искренне удивилась я, тут же распахивая глаза и наконец осматриваясь вокруг. А

вот тут уже начинается самое интересное.

—Мы знали, что ты вернешься в тело,

истинная бессмертная,— да не, тут скорее воля Шепфа.

—Может познакомимся?— Предложила я

и слегка дернула рукой, будто протягивая ее для рукопожатия.— Меня Либерией

зовут, Алтиора Либерия,— решила позлить архангелов я, представившись высшей, то

есть равной Шепфа, или же ниже его на одну ступень, отчего бессмертные

скривились, а некоторый даже разъярились, кроме нескольких.

—Меня зовут Михаил,— ого, тот

самый, красавчик какой. Золотые кучерявые волосы и приятные голубые глаза, в

которых сияла мудрость и легкая холодность, не как у папочки.— Это Гавриил,

Уриил и Рафаил,— а вот эти успели потоптаться по земле, раз имена столь

библейские. Те самые?

—Приятно познакомиться. Всегда вот

было интересно, а куда делся Самаэль?— Решила, что терять мне все равно нечего,

так что можно немного разобраться в человеческом представлении высших.

—Он стал первым Сатаной,— это было

очевидно. Мне нравится холодное спокойствие Михаила, есть в этом что-то

притягательное.

—Занятно,— это сколько же им лет?

И только я хотела позадавать еще вопросиков, как на золоченую площадку,

в центре которой была я, вышли еще несколько бессмертных, присутствию которых я

совсем не обрадовалась. Кстати говоря, рисунок на камнях отдаленно напоминал

печать Шепфа, которая была у меня на груди. Фенцио и Геральд тут же встретили

меня удивленно-горькими взглядами, а Лучет старательно отводил глаза. Импало

шел чуть поодаль, а вот Прайзидио гордо шага во главе.

—Привет, ребята, рада снова вас

видеть!— Крикнула я, помахав ладошкой на сколько это было возможно и улыбаясь

во все тридцать два, чем бесила бессмертных.

—Итак, все в сборе, теперь мы можем

обсудить то, зачем здесь собрались,— интересно, а если бы я не очнулась, они бы

обвиняли сгоревший трупик во всех своих проблемах?

—Либерия, вы знаете, почему

находитесь здесь и сейчас?— Потому что Мате отдал жизнь за то, чтобы я была

прикована к кресту цепями и выслушивала очередной бред.

—Вероятно за то, что отличаюсь от

вас,— отмахнулась я, смотря исключительно на говоривших и стараясь даже искоса

не поглядывать на знакомые лица, от созерцания которых становилось не по себе.

—В том числе и так, но, как вы уже

сами когда-то говорили, мы не можем судить вас за то, что вы являетесь

воплощением равновесия,— не зря этот Михаил мне понравился, хороший дядька.

—Тогда, вероятно, за то, что я

убила три десятка бессмертных на той войне? Или не три… Все смешалось уже,—

разочарованно фыркнула я, все же мельком глянув на напряженного отца, который

делал из себя средоточие гордости, но с каждым словом внутренне содрогался. Причем

не я одна это заметила.

—Не три, всего чуть больше сотни,—

всего лишь, блин… Не очень как-то все равно. Это я из-за перезапуска

обсчиталась?

—Это нифига не успокаивает,—

усмехнулась я, поднимая взгляд на Михаила и ловя его ироничную усмешку. Занятно.

—И как вы объясните свой поступок?—

А чего только ко мне то докапываться? На той войне все друг друга убивали, не

только я. Или может все из-за особой жестокости? Или безразборной резни?

—Скверна,— коротко кивнула я и

улыбнулась, когда по трибунам поползли шепотки.— Просто меня целиком поглотила

скверна, давая силу, которой владеют только истинные.

—Кстати, насчет этого,— Гавриил

вдруг через плечо глянул на Гера и Ции и недобро так прищурился.

—Вы знали о том, что эти двое

мужчин истинные?— Я даже рот приоткрыла. А могла не знать?

—А у вас есть на этот счет

сомнения?— Мужчина кивнул, но скорее говоря, что сомнений нет.

—И почему же тогда об этом не знал

никто другой?— Я даже вдохом подавилась от возмущения.

—Я похожа на базарную бабку,

которая будет налево направо разбалтывать чужие тайны?— Обидно, однако, но

Михаил только одобрительно улыбнулся.

—Не похожи,— вдруг тихо ответил

архангел и снова стал серьезным, даже хмурым немного.— Вы признаете свою вину?

—Да,— коротко ответила я, чем

вызвала новую волну шепотков и недовольных высказываний.— Только я искренне не

понимаю, в чем именно она состоит. Это война, там все убивали. Ну, или почти

все.

—Просто кто-то придерживается

стороны, а кто-то идет по головам и своих и врагов,— пожал плечами Уриил.