каких-либо страстных побуждений, только нежность, боязнь потерять и жгучая
ревность от мысли, что он будет с кем-то другим. На двух стульях еще можно
усидеть, имея достаточные габариты, а вот на трех… Чувствую себя последней
дрянью. Собака на сене. Сам не ам и другому не дам.
—Не делай такое лицо, Лира,—
улыбнулся парень, заметив мои внутренние метания и нервно подрагивающие пальцы,
сминающие белоснежные полы длинного платья.— Ты не обязана мне отвечать,
просто… Позволь мне сделать то, что я хочу,— почему-то его взгляд сделался
грустным и я неосознанно потянулась кончиками пальцев разгладить складочки
между нахмуренными бровями.— Хотя бы ты поверь тому, что я говорю и делаю.
—Я итак верю, просто…— Ну и как
ему сказать, что я не хочу его терять?
Это будет неправильно, давать надежду, исход которой заведомо ясен и тут
не сработает что-то по типу “надежда умирает последней”. Скончается
вперед него сразу же после освобождения, а я не хочу быть той, кто разобьет его
сердце. Хоть я и уверена, что у нас совершенно одинаковые чувства, больше похожие
на единство душ, из-за щекотливого положения, в котором мы оба погрязли по
самую макушку, но… Всегда есть какое-то НО, которое мешает нормально жить.
Или я сама себе мешаю?
—Просто, все сложно,— закончил за
меня полудемон и рассмеялся, перехватывая мои руки и заключая их в свои.— Все
проще, чем кажется. Ведь чтобы найти иголку в стоге сена, нужно просто спалить
все это сено дотла.
—Именно такая позиция тебя и
погубила,— рассмеялась я, подаваясь ближе к парню и заглядывая в совершенно
черные непроницаемые глаза, который, как мне показалось когда-то, были
совершенно не такого цвета.
—Даже не сомневаюсь,— не стал
отрицать он и тоже подался в мою сторону, оставляя между нашими лицами пару
сантиметров.
Я чувствовала его горячее дыхание на своих губах и не могла поднять
взгляда, боясь увидеть в них холодную решимость, которую итак чувствовала
каждой клеточкой кожи.
—Лира… Ты доверишься мне?— Я все
же посмотрела на парня из под полуопущенных ресниц и замерла, когда в них вдруг
промелькнуло то, чего я совершенно не ожидала увидеть. Закусила губу от
совершенно дикого желания сплюнуть от досады или расплакаться от злости и боли,
что сейчас тихо терзала осколки ледяного сердца.
—Мате, я боюсь,— призналась я,
чувствуя, как начинают потеть и трястись руки, которые так бережно сжимает
парень, отчего начала краснеть, представляя, как ему это не приятно.— Тебе,
наверно, не приятно,— вытягивая ладошки из его пальцев протянула я, отводя
глаза, а потом дернулась, когда полудемон перехватил их и поцеловал в самый
центр, не переставая следить за моей реакцией.
—Совершенно нет, ты прекрасна даже
заляпанная кровью и сожженная до костей,— меня передернуло.
—Ты очень плох в комплиментах,—
скривилась я, отгоняя от себя довольно красочные картинки, что передавались с
прикосновениями Мальбонте.
—Прости, никогда этого не делал,—
пожал плечами парень и улыбнулся, а я вдруг задала вопрос, который вырвался
быстрее, чем успела прикусить язык.
—А как же Имира? — Парня
передернуло, как будто я его только что хорошенечко огрела чем-то большим и
колючим. Илюшка Муромский с булавой пришел, не иначе!
—Я уже и забыл про нее,— врет, или
старается сам себя убедить в этом.— Скажем так, она была… Необдуманным
увлечением. Такая добрая, нежная, всегда поддерживала и была рядом, хотела
остаться со мной, даже когда я рассказал ей о плане,— везет роду Сатаны на
двуличных девушек.— А оказалась… Какой я ее не хотел видеть.
—Собакой сутулой, да?— Доверительно
заглядывая в глаза Мальбонте, в шутку спросила я и тот наконец рассмеялся. Получилось,
девочки! Апокалипсис отступил!
Кстати говоря, а может ли быть связано Варзарион, или еще кто-то из
всадников с той частью, про “охотились веками”. Мортем? Верум? Или
может голод с чумой? Только это кажется каким-то нереальным, скорее, чем похожим
на возможную правду.
—Ну ты даешь, Лира! Умеешь дурацкой
шуткой все тучи рассеять,— я лишь пожала плечами, стараюсь же.
Мы смотрели друг на друга, будто пытаясь запомнить каждую черту лица и
каждую тонкую морщинку в уголках глаз, каждую ресничку и каждую непослушную
прядку, упавшую на бледный лоб. Каждый взгляд и каждую эмоцию, что таилась в
глубине непроницаемо черного зрачка, что сейчас расширился, будто был в полной
темноте. Или может он тоже смотрит туда же.
—Закрой глаза,— выдохнул парень и я
почему-то послушалась.
Его губы нежно коснулись моих, будто пролетающее мимо перышко, спрашивая
разрешения и боясь сделать что-то не правильно. Мое смятение расценили как
зеленый свет и рот снова накрыли невесомым поцелуем, от которого сквозило
благодарностью и трепетом, сравнимым только с… Даже не знаю с чем!
Мы отстранились друг от друга тяжело дыша, хоть и не были поглощены
страстью и даже не целовались много времени, чтобы воздух закончился, но
совершенно не обратили на это внимания. Его глаза стали серыми, больше похожими
на закаленную сталь, которую он прятал до этого за туманной чернотой. Значит
мне не показалось!
—Мате, ты собираешься передать мне
свою энергию?— С замиранием сердца спросила я, больше всего желая сейчас
отрицательного ответа, а не этого согласного кивка, от которого сознание
заволокло неприятной серой дымкой, что плавала вокруг.
—Я устал, Лира, устал от всех этих
интриг. Устал бороться за собственную жизнь и право быть частью мира,— я тоже
устала, но все еще не могу сдаться! Может быть он провел в том зеркале многим
больше времени, чем я в небытие…
—Я понимаю, Мате… Прости, что не
могу дать тебе того, о чем ты так мечтал…— Коснулась кончиками пальцев
напряженной скулы и провела вдоль нее, останавливаясь на виске и заглядывая
полудемону в глаза.
Теперь уже я первая коснулась его губ своими, отдаваясь робким и слегка
неумелым касаниям парня, что сейчас прижимал меня к своей груди, срывая один
горячий поцелуй за другим, более нежным и немного отстраненным. Еще секунда и
его рука скользит по моей, поднимаясь от плеча к шее и останавливаясь на щеке,
а потом вновь опускается между ключицами и чуть задерживается, но не заметив
никакого сопротивления или отстранения, плавно переходит на грудь и слегка
сжимает ее, отчего соски начинают проглядывать даже через довольно плотную
ткань платья.
—Лира,— выдохнул мне в губы Мате и
скользнул языком по шее, оставляя влажную горячую дорожку и задержавшись на
ключицах.
—Мате,— в унисон ему протянула я и
выгнулась, когда его губы скользнули по груди и сомкнулись на набухшем соске.
Мы снова подались друг к другу, прижимаясь плотнее, будто хотели слиться
в одного человека, стать единым целым именно так. Я аккуратно приподняла полу
его безрукавки и провела ладонью по напряженному прессу и скользнула вверх,
утягивая за собой плотную кожаную ткань, отчего полудемон протяжно зарычал,
помогая мне снять ненужный предмет гардероба. Не было никакой страсти, каких-то
животных позывов или пожирания друг друга, скорее танец. Медленный долгожданный
вальс, раскрывающий больше чувств, чем в нас было, как мы думали. Окутывающий с
ног до головы нежностью и трепетом, будто ветер несет над спокойной гладью воды
легкое перышко.
Мы никогда не были друг для друга кем-то особенным, кем-то, ради кого
можно оставить все, сдвинуть горы и уйти вдвоем в неизведанные дали. Мате
всегда был моей частью и одновременно был моим всем, а я была его миром с
