Значит, маги прошлого уже находили лекарство. Не может быть, чтобы упоминания о нем не осталось в архивах!
Коллеги считают, что я немного тронулась рассудком. Не редкость — каждый сбегает от кошмара, как умеет. Даже Артур мне не верит.
— Лисса, я родился в этом городе. Мои предки строили его, их имена до сих пор выбиты на колоннах Солнечного храма. Про чуму в любой семье есть легенды. А про серую смерть — ничего. Так не бывает.
— Чума была всего триста лет назад, а серая смерть почти тысячу!
— И что?! Я знаю, как звали моего пра-пра и еще двадцать раз “пра” дедушку, который возглавлял городской совет тысячу лет назад. Тогда почему семейные предания молчат про эпидемию?
— Потому что кто-то стер все упоминания о ней.
Я и сама понимаю, как фантастично звучит эта версия. Но другой у меня нет.
Артур снисходительно усмехается:
— Кто?
— Не знаю, — вздыхаю. — Пойми, я должна попытаться.
Он грустно улыбается и берет мое лицо в ладони.
— Понимаю. Но я и так слишком редко тебя вижу. У нас мало времени до того, как… как все закончится.
Несказанные “До того, как мы все умрем” — повисает в воздухе, остается горьким налетом на губах. И поцелуй тоже горек, полон страха, отчаянной жажды и предчувствия потери.
И мы любим друг друга — исступленно, страстно, пытаясь забыться, сбежать от окружающего кошмара. Воруем минуты у и без того недолгого сна.
Утром Артур отправляется в патруль — зачищать город от расплодившейся потусторонней дряни и человеческих отбросов. А я в госпиталь…
Ночью, после изнурительной смены, меня ждет палаццо делла Витторио. И лучшая на полуострове библиотека — моя последняя надежда.
Забавно, как сводит бывших врагов общая беда. Лечебница Вальтурра — вчерашний камень преткновения — уже пять месяцев стоит заброшенной. Над Повегло поднимаются дымовые костры. Нам с Джакомо Карреттино больше нечего делить.
И мэтр был единственным, кто поверил в мои слова. Сам предложил поискать упоминания о серой смерти в его библиотеке.
Разумеется, я согласилась. К тому времени уже стало ясно, что в городском архиве ничего не найти.
Хотя нет. Кое-что я все же обнаружила. Порой отсутствие улик само по себе является уликой.
В одной летописи не хватало пары листов, в других отсутствовали целые разделы. Не редкость, когда речь заходит о настолько старых записях. Тысячу лет назад даже Претории не существовало, а Моранна была крохотным провинциальным городком на окраине Великой империи Этир.
Но, сопоставляя хронологию пропавших отрывков, я раз за разом убеждалась: все они касались одного временного отрезка. Лето двести тринадцатого год от Сумерек мира.
Была надежда, что в библиотеке мэтра — старейшей и самой богатой на полуострове, хранятся упоминания об этих словно вырезанных из полотна истории месяцах.
Поэтому я сижу сейчас здесь, отчаянно сражаясь со сном.
Веки снова тяжелеют — хоть клеем приклеивай. Текст пляшет перед глазами. Нет, это просто невозможно! Тянусь к фляжке с тоником на поясе. На язык падает одинокая горькая капля.
Ладно, пойдем другим путем.
Еще в университете я открыла, что недолгий — на пятнадцать-тридцать минут — сон возвращает бодрость не хуже чашки крепкого тоника.
Отчаянно зевая я поднимаюсь из-за стола и отползаю к креслу в глубине библиотеки. Перед тем как закрыть глаза привычным жестом создаю в воздухе проекцию песочных часов. Через полчаса, когда иллюзорный песок просыпется из верхней в нижнюю колбу, меня разбудит звон.
Какие у Карреттино восхитительно мягкие кресла…
***
Просыпаюсь от стремительного стука каблучков по паркету. И голоса Пенелопы.
—Видишь? Она ушла, как я и говорила, — недовольное фырканье. — Хоть бы убрала за собой. Эта девка в конец обнаглела! Ведет себя так, словно она здесь хозяйка.
— Пенни, дорогая, успокойся.
— Но папа! — тянет синьорина с интонациями капризной принцессы. — Я не хочу, чтобы она ходила по нашему дому! Ты же знаешь, как она меня бесит!
Я открываю рот, чтобы обозначить свое присутствие. И закрываю. Смутить синьорину своим появлением все равно не получится — стыд и Пенелопа Карреттино несовместимые понятия.
Кроме того, у меня нет сил на ругань. Недолгий сон не прогнал усталость, голова все еще тяжелая, словно в нее залили чугуна.
— Милая, мы это уже сто раз обсудили. Помнишь обещание лорда Грея? Мелиссу необходимо держать под боком. Она — наша страховка на случай, если что-то пойдет не так.
Что?! Какая еще “страховка”?! И при чем тут Николас?
В груди неприятно холодеет. Подаюсь вперед, вся обращаясь в слух.
— Помню! — Пенелопа зло фыркает. — Почему опять эта Эррол?! Все как будто помешались на безродной слабосилке!
— Помешательство лорда Грея — большая удача, и я ее не упущу.
— Все равно мне это не нравится… А если… если она что-нибудь найдет?
— Что?
— Что-нибудь о Жатве.
— Не дури, ты сама помогала прятать книги в сейф. И по поводу Жатвы… — в голосе мэтра звучат строгие нотки. — Время пришло, Пенни.
Голоса приближаются. Я съеживаюсь и сползаю с кресла, стараясь делать это как можно беззвучнее.
Теперь на четвереньках за ближайшую полку…
— Но папа!
— Мертва уже треть города, Моранна не знала такой обильной Жатвы. Дальше медлить нельзя.
Паркет под рукой издает негромкий скрип, и я замираю, боясь вдохнуть. По спине ползут ледяные мурашки.
— Неужели нет другого выхода? — как-то потерянно спрашивает Пенелопа. Ее голос звучит совсем по-детски, в это мгновение она кажется очень юной и очень несчастной.
— Ты знаешь, что нет. Мне тоже симпатичен молодой ди Альдо, милая. Но это его судьба. Вспомни, как он унизил тебя. Разве ты не мечтаешь отомстить?
— Мечтаю, но…
Стук каблучков замолкает. Пенелопа резко останавливается.
— Не Артуру, — выдавливает она. — Он не виноват, это все его девка…
Мэтр грустно усмехается.
— Ох, милая… ты у меня еще такой ребенок.
— Хочу, чтобы она за все заплатила! Я ждала, что она сдохнет, но эта дрянь как будто заговоренная! Ее даже зараза не берет.
— В твоих силах заставить ее заплатить. Стань сильной и сделай это.
— Но Артур…
— Женщины… — в голосе мэтра появляется раздражение. — Я говорю о великом могуществе, а тебя волнует какой-то мальчишка. Можно подумать свет клином сошелся на этом похотливом дураке. Когда мы закончим, у тебя таких будут сотни, тысячи. Любой будет счастлив целовать твои ноги — только пальцем помани.
Пенелопа вздыхает.
— Я просто… почему он меня бросил, папа?
— Потому что надо было слушать отца, — зло бросает мэтр. — И не трепать будущему мужу, что ты слабосилок.
У меня отпадает челюсть.
Пенелопа Карреттино слабосилок? А я точно не сплю?
Нет, мэтресса отнюдь не числилась в первых магах полуострова. Но даже на моей памяти не раз выдавала энергоемкие плетения, неподвластные таким, как я.
— Он бы все равно узнал.
— После свадьбы.
Нерешительный вздох.
— Нет, папа. Дело не в этом. Артур не раз говорил, что магия не важна для него.
— Врал! — безапелляционно обрубает мэтр. — Магия — это статус, власть, деньги. Уважение и право решать чужие судьбы. В этом мире нет ничего важнее.
— Но эта гадина Эррол тоже слабосилок.
— Не слабосилок, а выгоревший маг. Была бы в десятке сильнейших по Претории, если бы не сглупила в юности, — в голосе мэтра появляется насмешка. — А ты что — тоже поверила в сказки про неземную любовь, милая?! Все проще и банальнее: Мелисса слишком слаба, чтобы перечить ему. В семейной жизни это удобно. Но главное — их дети будут полноценными магами, особенно если унаследуют дар матери.
Если бы не необходимость прятаться, я бы расхохоталась. Что за извращенная картина мира в голове у этого человека?!
Но Пенелопа верит.
— Я не знала… — ее голос звучит совсем потерянно.
