Лоза густо оплетала вход, заставляя вспомнить сказку про спящую красавицу. Вот только я не была принцем-спасителем. Огонь хлынул с вытянутых ладоней, мгновенно пожрал и терн, и дверь, расчищая мне дорогу к самому больному и драгоценному в душе Николаса. 

От хриплого стона содрогнулось небо.

— НЕТ!

Я едва успела отскочить. Камень под ногами забурлил, как варево в котле. Плеснул вверх и застыл очередной гигантской статуей, големом с лицом Николаса Грея. 

— НЕ ТРОГАЙ! — проревел исполин с силой всаживая каменный кулак перед собой. 

Я вздохнула. Что же — следовало ожидать. Даже странно, что стражи души появились только сейчас. Похоже, я сильно приложила лорда во время нашей дуэли.

— Николас, это бесполезно. Ты сам знаешь, что я сильнее. 

— НЕ ОТДАМ!

— Зачем тебе это? — снова попыталась я воззвать к логике, которую он так любил. — Ты же не раз говорил, что тебе не нравится быть зависимым от чувств.

—  ЭТО МОЕ! — проскрежетал гигант. И ринулся в атаку — настолько же отчаянную, насколько безнадежную. 

Камень разошелся под ногами, подобно трясине и мгновенно затвердел капканом вокруг колен. Я услышала свист и пригнулась в последний момент, провожая взглядом пудовый кулак. 

— МОЕ СОКРОВИЩЕ! НЕ ОТДАМ! — ярился голем с лицом Николаса Грея. Тиски на ногах сжались, грозя раздавить кости. 

Моя-чужая сила в ответ вскипела и хлынула вовне, разнесла каменную ловушку в мелкое крошево. Я вскочила, еле успев уклониться от еще одного удара. Ландшафт за спиной стремительно менялся, пустыня шла буграми, спешно выплевывая новых и новых големов. Свидетельство, что Николас Грей готов защищать свою одержимость до последней капли силы. 

Видят Спящие, я не хотела поединка…

Я обратилась к силе, и гигантская цунами поднялась, заслоняя горизонт. Обрушилась на стражей, смывая их прочь ревущим бешеным потоком. Но не успела схлынуть, застыв толстой коркой. Теперь все пространство вокруг покрывал ледник, нависая над головой причудливыми торосами. свободным от льда оставался только крохотный пятачок в самом центре вокруг башни. 

— УЙДИ. НЕ ТРОГАЙ, — простонал первый голем. Единственный из тех, кого не затронула вода. 

— Я бы ушла, Никки. Но ты ведь не оставишь меня в покое. Тебе нужно знать, что я рядом и под контролем. 

Торосы затрещали, превращаясь в ледяных великанов, но я вскинула руки, и на землю пролился огненный дождь. Вода с шипением испарялась, закрывая небеса. Все вокруг погрузилось в горячий влажный туман.

Мы сошлись: воля на волю, сила на силу. Мой противник больше не уклонялся. Он просто… сжигал себя. Знал, что не сможет победить, но не отступал в безнадежной попытке защитить то, чем дорожил больше силы… 

Почти так же, как я сжигала себя, вытаскивая его из Бездны. В моей душе вновь вспыхнули сомнения. 

Но если Николас так дорожил своими чувствами ко мне, почему он так со мной обращался? Все эти годы! Только требования, постоянный контроль, только навязывание своей воли… Татуировка эта — стоило вспомнить о ней, как в душе вспыхнула привычная ярость. 

Нет! Если он и любил меня, то как очень ценную вещь, призвание которой быть удобной и приятной лично ему. 

— Прости, — сказала я за мгновение до того, как удар воздушным тараном разнес голема в пыль. Мир содрогнулся в последней конвульсии и замер.

Где-то в реальности бывший великий менталист Николас Грей смотрел в потолок невидящими глазами. Ему еще предстоит узнать, что такое выгорание и какова жизнь слабосилка в окружении полноценных магов.  

Стояла мертвая тишина. В клубах тумана поднималась башня из слоновой кости, в которой Николас Грей хранил свою сокровенную одержимость. Я шагнула на ступени. Обугленный терн хрустел под ногами. 

Пришлось подняться почти до самой крыши. В комнату с ажурными окнами, за которыми блестели звезды. В центре под стеклянным колпаком чуть светился цветок. Ярко-алый, похожий на гигантский георгин. Единственное, что осталось живым в этом холодном наполненном статуями мире. 

Но мое внимание притянул кованый ларец, стоявший рядом. Я откинула крышку, украшенную вездесущим портретом лорда Грея, и коснулась медного ключа. Он растаял в моих ладонях, обдав знакомым холодком магии Николаса. 

Затхлая пелена наведенных воспоминаний слетела в один миг. Тринадцать забытых месяцев обрушились на меня, подобно водопаду, увлекая в пучину памяти.

Глава 41

Вороний грай, колокольный звон и сладковатая трупная вонь. Они проникают даже сквозь стены. Шестой месяц в Моранне властвует чума.

Поднимаю голову от книги, чтобы помассировать ноющие виски. Глаза слипаются после смены в госпитале, но спать нельзя! У меня всего несколько часов на поиски. Потом домой — прикорнуть хоть ненадолго. И снова в больницу…

Смрад  плесени и гниющей заживо плоти въелся в кожу, волосы. Я приняла душ и сменила одежду, но избавиться  от него до конца так и не смогла. 

Никто уже не помнит, почему болезнь окрестили “серой чумой”, но название прижилось. Хотя с точки зрения медицины с чумой у новой заразы нет ничего общего. 

Кроме смертоносности. 

От настоящей чумы маги еще три века назад нашли лекарство. А серая смерть не поддается исцелению. Появление на коже даже крохотного похожего на плесень пятнышка означает начало конца. Бесполезно вырезать зараженную плоть или отрубать конечность. Плесень расползется по телу, вытягивая сперва магию, потом жизненные силы. Тело больного под серой коркой будет гнить заживо. 

Серая смерть жадна до магии, она охотно вытягивает ее из предметов, окружающих чар. Любые исцеляющие заклинания и зелья лишь отодвинут чуть дальше неизбежный и страшный конец. 

“Мы все умрем!” — повисло в воздухе рефреном, звучит в колокольном звоне. “Смер-р-рть! Смер-р-рть! Гор-р-род обр-р-речен” — предрекают вороны — жирные и наглые, они слетелись в Моранну со всего полуострова, укрыли крыши черным шевелящимся ковром. Чтобы не плодить эту пакость, сначала мы сжигали умерших. Но магический огонь требует сил, а их и так осталось слишком мало. Они нужнее живым. 

Только зажженные на Повегло “вечные” ямы еще тлеют. Черный жирный столб дыма поднимается над островом, перечеркивая небо. 

Мы на войне, и мы в осаде. Выход из бухты перекрыт боевой флотилией: любой, рискнувший приблизиться на расстояние “огненного шара”, корабль превратится в полыхающий факел.. На дорогах кордоны. У армейских приказ: бить на поражение. Высокие лорды до истерического визга боятся, что болезнь пойдет по стране. 

Не хватает продовольствия. Хвала Спящим, что у нас есть море, но почти кончились запасы зерна, овощей, мяса. 

И все еще слишком много вина…

Сотни и тысячи бочек с окрестных виноградников, ожидавшие начала навигации. Люди хлещут вино день и ночь, как воду — прошел слух, что оно спасает от болезни. Пьют чтобы забыть, чтобы забыться. Заливают леденящий ужас хмельным безумием. Никто уже изумленно не ахает при известиях о пьяных оргиях, грабежах и кровавой резне — они стали привычными, почти скучными. Рутина. 

Стража не вмешивается. Только изредка вешает пойманных с поличными насильников и мародеров. 

Мы на войне. Враг невидим и смертоносен, подкрепление не придет. Претория отреклась от Моранны. Заперла и ждет, когда город выживет или сдохнет. 

Мы должны спасти себя сами. 

Поэтому нельзя спать. Надо листать потемневшие от времени летописи, продираясь сквозь архаичные обороты. 

Пусть твердят, что серая смерть — новая болезнь, пусть уверяют, что я ошибаюсь. Я точно помню, что уже читала про нее раньше.

Еще в университете, когда готовила доклад по истории медицины. Ровно те же симптомы — серая короста, которая вытягивает сначала магию, а потом жизненную силу.  

За давностью лет подробности стерлись, даже нырок в глубины памяти не помог их вернуть. Но я точно помню, что болезнь пировала в Моранне сотни лет назад, еще до чумы. И что с ней справились раньше, чем она выкосила весь город.