— Мисс Меропа, вы так увлеклись, наблюдая, как я варю это слабительное, что уже десять минут пытаетесь протереть дырку в моем любимом котелке, — как-то раз невзначай обронил Гораций, добродушно улыбаясь.
Меропа едва не уронила котел, вздрогнув как от пощечины. Бледнея и краснея, она что-то невнятно пролепетала, стыдливо опустила голову и, быстро обтерев посудину сухим полотенцем, поставила ее на место. Гораций, заподозрив, что за этим последует поспешное бегство, поторопился продолжить все тем же дружелюбным тоном: «Если вы закончили, не затруднит ли вас принести мне из кладовой двенадцать унций репейных листьев? Я бы воспользовался акцио, но мы бережем наши ингредиенты от воров, поэтому на них наложены антипризывные чары…»
На удивление, Меропа справилась быстро — словно очень хорошо знала, где что находится. Гораций был несколько удивлен, но виду не показал. Вместо этого окинул девушку задумчивым взглядом, пытаясь понять, что скрывается за ее откровенно непривлекательной внешностью и манерами недолюбленного ребенка. Меропа неловко переминалась с ноги на ногу, склонив голову набок и глядя то себе под ноги, то на котел с зельем, то — очень робко и неуверенно — на самого Горация.
— Вы умеете выжимать сок из листьев? — мягко поинтересовался он.
Меропа, помедлив, еле заметно кивнула, а затем, видимо, решив, что этого мало, чуть слышно прошептала одними губами: «да».
— Тогда буду вам крайне признателен, — Гораций подарил Меропе ободряющую улыбку и указал рукой на принесенную ею же колбу с репейными листьями. — Где ступка, вы знаете.
Меропа оказалась на удивление расторопной помощницей: она весьма ловко и быстро выжала сок, не упустив ни единой капли, после чего не отказалась постоять у котла и помешать варево — десять раз по часовой стрелке, пять — против, и так — в восемь подходов. Гораций, сам отнюдь не бездельничая, взялся за Напиток живой смерти, параллельно присматривая за своей новоиспеченной ученицей.
Ему казалось удивительным, что эта девушка, явно не имевшая приличного образования и даже с палочкой управлявшаяся с трудом, так хорошо ладит с зельями. Она не робела перед досточкой с лежащими на ней ингредиентами, ее рука не дрожала, помешивая зелье, а лицо, которое большую часть времени казалось унылой маской, ожило и наполнилось эмоциями: заинтересованностью, увлеченностью… азартом?
Именно вдохновенный блеск, внезапно появившийся в темных печальных глазах, помог Горацию справиться с собственной совестью, уколовшей его за привлечение Меропы к работе, не входившей в ее обязанности. Он был чуток к движениям чужой души — и сейчас ясно осознавал, что делает очень доброе дело для этой странной нищенки.
— Вы раньше занимались подобным? — осторожно спросил Слизнорт, отточенными движениями шинкуя корень валерианы.
Меропа вздрогнула, от ее восторженности не осталось и следа — она мгновенно спряталась за стеной отчужденности и равнодушия. Такая перемена не скрылась от глаз Горация и огорчила его.
— Занималась, — бесцветно ответила Меропа.
Гораций нахмурился, прикидывая, как бы продолжить этот разговор, чтобы не отпугнуть ее окончательно.
— Я не буду спрашивать вас о вашем прошлом, о вашей семье, хорошо? — миролюбиво произнес он. — Просто отмечу: по вашим уверенным движениям видно, что вы уже не раз и не два варили зелья и, пожалуй, у вас даже есть к этому склонность.
— Я почти сквиб, — отозвалась Меропа, не глядя на него. — Зелья — это… то немногое… в чем я что-то… смыслю. Да. А больше мне… нечего… о себе рассказать.
Меропа говорила медленно, словно для того, чтобы произнести каждое слово, ей требовалось приложить усилие. Кажется, это был первый раз, когда она произнесла больше одной фразы, и Гораций наконец-то заметил, какая протяжная у нее «с». Будто у змеи.
— Вы говорите с акцентом, — выдал он первое, что пришло в голову.
— Н-нет… — Меропа вдруг взглянула на него испуганно и отчаянно замотала головой. — Никакого ак-цен… ак-цен-та. Я просто… просто… глупая немного…
Гораций в шоке уставился на девушку, которая тут же спрятала лицо, склонившись над дремоносными бобами. Изнутри его обжег жгучий коктейль из жалости и гнева: жалости к самой Меропе и гнева в адрес тех, кто убедил бедняжку в том, что она была, есть и будет полным ничтожеством.
Тем вечером Гораций Слизнорт твердо решил, что возьмет на себя часть уборки, Меропе позволит практиковаться в качестве помощника зельевара, себе — в роли учителя. Воображение быстро нарисовало ему радостную Меропу, обретшую вкус к жизни благодаря любимому — по-настоящему любимому! — делу, гордого успехами ученицы талантливого учителя — себя, и приятно удивленного Джиггера, который будет не против, в случае чего, взять девушку на замену… Впрочем, об этом еще рано думать. Слизнорт одернул себя и решил начинать с малого.
*
Меропа действительно оказалась способной ученицей. Несмотря на кажущуюся недалекость — Гораций, к собственному сожалению, обнаружил, что некрасивые люди зачастую кажутся ему более глупыми, чем есть на самом деле — она делала поразительные успехи. Схватывая на лету все, чем с ней делился Слизнорт, Меропа быстро осваивала простейшие зелья, и вскоре ей уже вполне можно было доверить приготовление банального бодроперцового или укрепляющего.
Гораций не мог нарадоваться, наблюдая за успехами девушки. В роли учителя он чувствовал себя поразительно комфортно, хотя, выпускаясь из Хогвартса, и подумать не мог, что его может привлечь преподавательская деятельность. До сего момента пределом его мечтаний было местечко в частной лаборатории, среди сумасшедших ученых, увлеченных сумасшедшими проектами. Кто бы мог подумать, что Горацию так понравится кого-то учить?
— Вот… еще немного — и вы станете мастером по изготовлению противоожоговой мази, — широко улыбнулся Слизнорт, с удовлетворением наблюдая, как шустро Меропа крошит ножом стебли подорожника.
— Про-ти-во-ожо-го-ва-я… мазь… очень полезна, — почти радостно кивнула она в ответ, аккуратно ссыпая измельченное растение в густое желтое варево, которое тут же начало приобретать насыщенный оранжевый цвет.
— Верно, — кивнул Гораций и глянул на часы. — Но, к сожалению, теперь вам пора вернуться к своей… официальной… — он прокашлялся, — официальной работе. Скоро придет мистер Джиггер, а мы же не хотим посвящать его в наш секрет раньше времени, верно, мисс Меропа?
Раздался металлический грохот — Меропа уронила нож. Прежде чем она успела за ним наклониться, Гораций непринужденно взмахнул палочкой и вернул инструмент на стол.
— Будьте аккуратнее, — подмигнул он.
— А з-за-зачем… мистер Джиггер… сюда? — пропустив его добродушное замечание мимо ушей, ломким голосом спросила Меропа, у которой, казалось, все краски сошли с и без того бледного лица.
— Вы что, испугались? — Гораций деланно удивился и успокаивающим жестом поднял ладони. — Ну что вы, что вы, мисс Меропа!.. Впрочем, я даже могу вас понять — ваши смены с мистером Джиггером не пересекаются, и вы к нему, как бы это сказать… непривычны! Но иногда он может нагрянуть в неурочное время — впрочем, на то он и начальник, так?
Впрочем, Меропу его слова мало успокоили — она словно вернулась в то самое состояние, в котором впервые перешагнула порог аптеки. Неловкая, бледная, с потерянным видом, она снова вызывала исключительно жалость. Дрожащими руками она принялась чистить котел, склонившись над ним так, чтобы не видно было лица.
Гораций не успел обдумать эту внезапную и тревожащую метаморфозу — из зала донесся звон дверных колокольчиков. Следом за ним зазвучали голоса: один, требовательный и холодный, принадлежал старому мастеру зелий, второй — почтительный и мягкий — юному Белби. Не прошло и двух минут, как дверь в лабораторию распахнулась, и на пороге показался мистер Джиггер, как всегда собранный, с идеально прилизанными седыми волосами, в круглых очках. Он уже успел надеть стерильный аптекарский халат, который почему-то — Гораций никак не мог понять, почему! — придавал его облику зловещий оттенок.
