Отпечаток ревности испарился, оставив лишь тонкие царапины. Теперь за друга можно волноваться. Теперь, когда маленькие пальцы дрожат в твоей ладони.
Рон держал Гермиону за руку. Она словно и не замечала этого, глаза её были равнодушны, а сердце стучало как сумасшедшее.
Гарри скользнул взглядом по сплетённым пальцам друзей, застывшим в трепетном соединении. Жар их ладоней передавал пламень сердец.
— Немного побаливает, — спокойно ответил он, будто не видя очевидного.
Душная пустота, заволакивающая слепой разум. Глаза видят и не видят одновременно.
Марионетка, ловко движимая вперёд искусным кукловодом.
Перед мысленным взором упала мутная пелена.
«Перо феникса…» — механические слова срываются с заледенелых губ.
Голос холодный и безжизненный, застывающий кристаллами в студенистом воздухе.
Ноги, худые и белые, делают деревянные шаги — на то она и кукла.
Портрет Полной Дамы неслышно отъехал в сторону, открыв круглый проём в стене.
Джинни шагнула вперёд.
— Джинни? — от изумления Гермиона выпустила руку Рона.
Гарри резко обернулся. Его лицо резко подёрнулось мертвенной бледностью, едва он взглянул на маленькую тонкую фигурку с отсутствующим взглядом.
— Джинни, что ты… — Рон тут же замолчал, заметив резкое движение руки Гарри.
— Молчи, — шепнул тот.
Джинни стояла, не двигаясь.
— Убей, сколько можно ждать! .. УБЕЙ!!! Что ты ждёшь!
Смертельный холод разлился в груди при взгляде на молниеобразный шрам под растрёпанной чёрной чёлкой. Игла ненависти кольнула в сердце, а по венам горячей волной прокатился сладкий яд…
Остекленевшие глаза, в которых неподвижно замерли сузившиеся зрачки, в упор смотрели на Гарри.
— Гарри Поттер… Мальчик, Который Выжил… — зловещее шипение вытекло из недвижимых уст девочки.
Гермиона испуганно вскрикнула. Гарри стоял прямо, чувствуя, как голову разрывает от боли, пульсирующей и разбивающейся на осколки, вместе с кровью впивающихся в виски. Шрам снова пронзило огнём.
— Джинни, — он сказал это непроизвольно.
— Джинни здесь нет, — произнёс насмешливый голос. — Здесь есть только слепо повинующаяся мне служанка.
Гарри, Рон и Гермиона испуганно оглянулись в поисках произнёсшего эти слова.
— Вы не видите меня…
Леденящий душу смех разбился о каменные своды. Пальцы Джинни крепко сжали волшебную палочку.
— Реддл? — крикнул Гарри.
Обломки догадок собрались в устрашающую мозаику.
— Ты догадлив!
Снова сатанинский хохот, застывающий острым льдом.
— Где ты? Покажись!!!
— Не могу, малыш Гарри — да тебе это и не поможет…
Джинни стала шагать вперёд, медленно, неотвратимо. Только в этот момент, глянув на волшебную палочку в поднимающейся руке Джинни, он вспомнил, что свою оставил в спальне…
Джинни шагнула вперёд. Ей было всё равно. Кто этот странный мальчик, которого она любила и ненавидела одновременно?
Любила? Разве? Что за странное слово — слово, непонятное её Хозяину, а значит, непонятное и ей… Ненавидела? Может быть… Но что это? Неужели сладковатая ноющая боль где-то с правой стороны — это ненависть? И неужели именно из-за этого странного ощущения убивают? Непонятные мысли, сплетающиеся в странный витиеватый узор — ей не уяснить…
— Убей! .. УБЕЙ!!! ДЕЙСТВУЙ! — шептал голос.
Вот он — последний шаг. Рука, не дрогнув, поднимается вверх, всё внутри заходится от радости — или от горя?
— НЕТ!!! — крик Гермионы разрывает ночную тишину.
— ДЖИННИ!!! СТОЙ!!! — Рон надрывается и кидается вперёд, в несбыточной надежде спасти друга.
Слышатся шаги, встревоженный ропот. Но Джинни всё равно. Она смотрит в глаза — изумруды, сверкающие страхом и покорностью… Судьбе, чьей десницей является она, маленькая марионетка Тёмного лорда.
— АВАДА КЕДАВРА!!! — слова, дотоле неведомые, прорываются наружу.
Из кончика волшебной палочки вырывается холодная зелёная вспышка. Она отражается в его глазах, вспыхивая ядовито-зелёным цветком…
— НЕТ!!!
Пронзающий душу крик, перешедший в судорожное рыдание, заглушает звук падения тела. Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, подкошенным колосом упал на пол, сражённый заклятием сестры лучшего друга. Упал мёртвый. На открытом лбу виднелся шрам в виде молнии — его памятник. Отпечаток Смерти на лице Проигравшего Победителя.
Джинни стоит, не шевелясь. Она очнулась. И, не отрываясь, смотрит на лежащее перед ней тело. Её глаза широко раскрыты.
— Нет… — прошептала девочка, падая на колени. — Нет… Гарри…
— УБИЙЦА! — заходится в исступлённом крике Рон и едва не бросается на сестру, удерживаемый Гермионой.
— Гарри… — на губах застывают солёные капли. Трясущиеся худые руки обнимают ещё тёплое тело маленького Героя, павшего в неравной битве.
Джинни всё поняла. Она проиграла. Реддл победил её. Слёзы — прозрачная кровь, слетают с ресниц и падают на лицо Гарри. Но ему уже всё равно.
— Убийца… убийца… — словно полоумный, шепчет Рон.
Гермиона, уткнувшись лицом в его плечо, содрогается в беззвучном плаче.
Джинни закрыла руками лицо. По бледным щекам безостановочно катятся немые слёзы. Как ей хочется утопиться в них, захлебнуться собственным горем и снова ничего не чувствовать!
Всё тело разрывается от глухой, ни с чем не сравнимой боли, а сердце, изорванное в клочья, взрывается кровавым фонтаном.
Молчаливые мёртвые взгляды осуждающих — это не мука, это наслаждение по сравнению с осознанием собственного ничтожества и слабости.
Это райское блаженство рядом с невыносимой агонией потери.
Её душу разрывают на части, оттаскивая от мёртвого, но всё ещё такого живого тела.
Джинни пытается в последний раз сжать Гарри в своих объятиях, конвульсивно цепляется слабыми руками за его шею, но не дают (о, жестокие!).
Девочку бесцеремонно отталкивают в сторону, мучая её необходимостью наблюдать за тем, как какие-то другие девочки со скорбными лицами кощунственно прикасаются к Гарри.
— Гарри! — снова и снова шепчет Джинни, сжавшись в комок и с ненавистью глядя на окружающих её гриффиндорцев.
Болезненное сплетенье сумрака… Сгусток мерзкой боли, застрявший в горле. Она задыхается, всматриваясь в кровавый горизонт — там закатилось изумрудное солнце.
Всепоглощающая мука — вселенское страдание. Джинни падает вниз… В пустую чёрную бездну…
Когда бледная, словно постаревшая на десять лет МакГонагалл выводила Джинни из общей гостиной Гриффиндора, девочка не выдержала — горечь прорвалась наружу. Всю дорогу до кабинета директора она безостановочно рыдала, удушаемая собственными муками…
— Доказательств того, что она совершила убийство не по своей воле, нет, Альбус, поэтому… — Фадж многозначительно кашлянул и кинул пронзительный взгляд на Джинни, сидящую в углу кабинета и глядящую перед собой отсутствующим взглядом.
— Вы хотите сказать, мисс Уизли дорога прямиком в Азкабан? — осведомился Дамблдор, холодно глядя на министра. За последние несколько недель на лице профессора появилось несколько новых глубоких и чётких морщин. Глаза, обычно лучистые и ясные, помутнели и теперь всё время слезились.
— Да, именно это я и хочу сказать, — Фадж нервно передёрнулся. — Хоть она и несовершеннолетняя, это не оправдывает подобного рода преступление! Ужасно… ужасно…
Джинни задрожала и снова почувствовала холодок, растекающийся по телу. Сейчас она ненавидела всех. Особенно — себя. Любила — одного. Но он стал тенью…
— Но позвольте, есть же показания друзей погибшего! Они утверждают, что с девочкой в последнее время было неладно, да я и сам стал свидетелем того, как она больше недели пролежала в больничной палате. Всё это не случайно, Корнелиус!
Фадж отмахнулся. Что для него значат показания каких-то сопляков? Тем более, дело давно пора закончить — процесс длится уже месяц.
— В Азкабан. — пожалуй, очень резко подытожил он. — И точка.
Джинни всхлипнула и сжала голову руками. Дамблдор коротко взглянул на девочку и вздохнул — против Закона не пойдёшь. Каким бы он сам не был преступным.
