Я нацепил на лицо улыбку короля всего мира.

– Возможно.

– Возможно, – засмеялся Донти. – Какой же наш Уитмор хитрец.

– Везучий ублюдок, – протянул Ченс. – Я должен был первым ее застолбить. Кто ж знал, что она такая охренительно горячая и при этом не откупоренная, если понимаете, о чем я.

Они все засмеялись. У меня покраснели уши.

Этим летом я встречался с Вайолет всего несколько раз, но она мне нравилась. Застенчивая, но в то же время способная постоять за себя. Я даже считал ее в некотором роде храброй.

И, возможно, моим последним шансом.

Я пытался встречаться с девушками из нашей школы или близлежащего Сокеля, но они никогда меня не цепляли. Может быть, Вайолет другая. Она собиралась стать врачом. Может быть, у нас получится с ней нормально пообщаться, и тогда между нами что-нибудь произойдет. Вдруг я наконец почувствую искру – какую угодно, – и тогда ноющая тревога в глубине моего сознания отступит.

Я снял с себя пропитанную по́том одежду и отправился в одну из душевых. Холодная вода текла по коже, вызывая мурашки. Я подставил лицо под струи, и гулкие голоса, хлопанье шкафчиков и смех превратились в далекие звуки, словно с чужой планеты.

– Эй, Ривер. Придешь на вечеринку Ченса по случаю начала учебного года? – позже поинтересовался у меня Исайя, наш звездный раннинбек[12], пока я быстро одевался у своего шкафчика.

Внезапно меня обхватили за плечи мускулистой рукой и встряхнули.

– Разумеется, придет, – проревел Ченс мне на ухо. – Он не сможет такое пропустить. Верно, Уитмор?

Я стиснул зубы и отпихнул руку Ченса с большей силой, чем рассчитывал. Раздались тихие возгласы свидетелей сцены. Я редко злился. Никогда не терял самообладания или хладнокровия, не проявлял никаких эмоций, кроме спокойной, непринужденной уверенности.

– Придурок, – бросил я в последовавшем неловком молчании, изобразив на лице гаденькую ухмылку. – Я только волосы пригладил.

Парни захохотали, широкое румяное лицо Ченса расплылось в улыбке, и он тоже громко загоготал. Он был довольно груб со мной, но по какой-то иронии судьбы – или, может быть, потому, что благодаря мне мы выигрывали, – именно я был королем Центральной школы.

Когда другие парни вернулись к своим делам, ко мне бочком подобрался Донти.

– Эй, парень. Ты в порядке?

– В порядке.

– Ага, конечно, – сказал он, ухмыляясь. – Среди нас, неандертальцев, есть джентльмены. Если тебе действительно нравится хорошенькая мисс Вайолет, просто скажи об этом. Мы прекратим болтать о ней всякую чушь.

– Все в порядке, – снова повторил я. – Просто мне сейчас тяжело из-за всего этого с мамой, понимаешь?

– Понимаю. Сочувствую, мужик.

– Спасибо, – ответил я, и на долю секунды серьезность его тона и взгляда заставили меня подумать, что я мог бы выговориться ему. Но затем его лицо расплылось в широчайшей улыбке, очаровательной и ослепительной, которая делала его очень популярным среди девушек.

– Вечеринка Ченса как раз то, что тебе нужно, – сказал он. – Потрахаешься с кем-нибудь и на время забудешь о всем этом дерьме. – Он поиграл бровями. – Может быть, милая Вайолет Макнамара могла бы помочь тебе в этом деле.

– Ага, – ответил я и опустил плечи. – Надо выяснить, заинтересует ли ее такое предложение.

Донти хлопнул меня по спине.

– Ну и отлично! Увидимся рано утром, брат.

Я задержался, пока раздевалка не опустела, а затем в одиночестве пошел к своему «Сильверадо». Солнце даже не думало садиться; янтарные лучи падали на черный асфальт. Я завел двигатель, а затем включил кондиционер, прежде чем ехать домой.

Дом.

С тех пор как заболела мама, слово приобрело новое значение. Я вырос в этом доме. В этом городе, который любил. Казалось, что здесь безопасно, что ничего плохого дома случиться не могло. И это чувство подвело нас всех.

Моим последним убежищем осталась мастерская, где я чинил поломанное и заставлял его снова работать. Хотелось бы мне, чтобы что-то, или кто-то, мог сделать со мной то же самое.

Когда я вошел в нашу просторную кухню, ужин уже начался. Дазия Хорват, лучшая подруга моей мамы, помешивала в кастрюле соус для спагетти и тихо напевала себе под нос. Она прилетела из Вашингтона, округ Колумбия, на следующий день после маминого диагноза и с тех пор никуда не уезжала.

Папа уже сидел на своем месте, копаясь в телефоне, пока Амелия накрывала на стол. Моя четырнадцатилетняя сестра взглянула на меня, а затем вернулась к ножам, вилкам и ложкам. Еще два месяца назад это была милая, веселая девушка. Теперь же она едва ли разговаривала, почти не ела и редко улыбалась.

– Как прошла тренировка? – тут же оторвавшись от телефона, поинтересовался папа с загоревшимся взглядом, что теперь случалось, только когда мы говорили о футболе. Крепкая фигура под заляпанным маслом комбинезоном демонстрировала остатки его собственной футбольной карьеры. Коренастое, мускулистое тело. – Тренер Кимболл сказал мне, что у него на завтра есть несколько новых стратегий для тебя и Уэзерли.

Я стиснул зубы. Папа был хорошо знаком с тренером, и тот всегда писал смс и рассказывал о моих успехах, особенно теперь, когда я в выпускном классе и пришло время выбирать колледж.

– Да, – отозвался я, хватая с полки салфетки, чтобы помочь Амелии. – Он упоминал об этом.

– Ривер, дорогой, – вмешалась Дазия, в ее речи проскакивал легкий хорватский акцент. – Ты, наверное, умираешь с голоду. Две тренировки в день – это слишком много!

– Вовсе не слишком. – Папа гордо улыбнулся мне. – То, что нужно, чтобы стать чемпионом. Согласен, Ривер?

– Конечно.

– Тем более сейчас. Важный год.

– И что это означает? – спросила Дазия. – Что в нем такого особенного?

– В следующем месяце агенты придут посмотреть на игру Ривера, – пояснил папа. – После этого подадим заявления в колледж и решим, какой университет лучше всего оценит его талант и продвинет его в НФЛ.

– О, и это все? – Дазия мне подмигнула.

– Мы над этим работали с тех пор, как Ривер достаточно подрос, чтобы держать мяч. Я правильно говорю, малыш?

Я слабо улыбнулся.

– Конечно, папа.

Амелия позволила мне накрыть на стол, а сама уселась с телефоном в руке и спряталась от нас за занавесом своих длинных темных волос.

Я толкнул ее в плечо.

– Что с тобой? Сегодня было что-нибудь интересное?

Она пожала плечами.

– Не-а.

– С нетерпением ждешь начала учебы в старшей школе, Амелия? – бросила Дазия через плечо. – Первый год старшей школы – большое дело. Как и выпускной класс. Они должны быть особенными.

– Не знаю, что в них такого особенного, – буркнула Амелия. – Они будут отстойными.

Я положил последнюю салфетку, и сестра подняла на меня глаза. Она права. Мама вряд ли доживет до Рождества, поэтому я не стал утруждаться и говорить Амелии, что она ошибается или что стоит быть оптимистичнее. Я никогда не позволял себе испытывать какие-либо собственные чувства, что по иронии судьбы заставляло меня защищать право чувствовать всех окружающих.

– Эй, – окликнул я ее. – Если тебе на математику достанется миссис Саттер, то ты счастливица. Она никогда не собирает домашние задания.

Амелия благодарно улыбнулась моей смене темы.

– А если начнет, то ты их для меня сделаешь. Ботаник.

– Ну конечно, – поддразнил я, отчаянно пытаясь удержать улыбку на ее лице. – За небольшую плату. Как насчет твоих карманных денег? А еще лучше – твоя коллекция раскрашенных кукол принесла бы мне доллар или два на eBay[13]…

– Это русские матрешки, придурок, и тебе придется делать за меня всю домашнюю работу до конца школы, прежде чем я тебе позволю хотя бы прикоснуться к ним своими огромными грязными лапищами.

Мы обменялись игривыми, вызывающими взглядами. Я прекрасно знал, как называются куклы, и она тоже это знала. Полки в комнате Амелии были уставлены ярко раскрашенными деревянными куклами, у каждой из которых внутри находилась меньшая кукла, а у той еще меньшая, пока не оставалась самая маленькая, размером с наперсток. Амелия откладывала свои карманные деньги, чтобы скупать матрешек по всему миру, и получала их в качестве подарков на каждый день рождения и Рождество. Они были ее сокровищем.