Чтобы подобная участь не постигла и его, Гриня старался не задерживаться с продолжением игр, брал собственную мочалку и спешно начинал мыться сам. Втайне Надежда Алексеевна именно на такую самостоятельность и рассчитывала, но виду не подавала.

После мытья, чистые и распаренные, братья шлёпали на кухню, где их уже поджидали приготовленные тётей Любой чай и десерт: как правило, это были булочки, пирожки или печенье. И, подкрепившись, спешили в детскую, к девочкам.

Дети рисовали, играли в прятки, обменивались наклейками и вкладышами от жевательных резинок. Совместно играли в «дом» или в «магазин» и делились по парам всегда одинаково: Гриня объединялся с Катей, а Миша с Юлей, как с близкими по возрасту.

Дети чудесно ладили меж собой, но Надежда Алексеевна всё же, испытывая неловкость, непрестанно искала возможность приходить к подруге реже, дабы, как она выражалась, «не напрягать людей».

Именно поэтому она и Андрей Олегович приняли решение раз в месяц водить детей в поселковую общественную баню.

Это начинание тут же поддержали и родители Надежды Алексеевны, заявив, что в баню будут ходить вместе с ними, чем удивили и одновременно обрадовали дочь. И поэтому Гриня с Мишей, родители и дед Лёша с бабой Ниной каждое последнее воскресенье месяца, начиная с середины октября и завершая маем, стали посещать общественную баню.

Всякий раз, поджидая приезд родителей и подготавливая детей, мама Надя шутливо восклицала:

– Собираемся-собираемся, да поживей! На мыле кататься, тазики пинать, – и смеялась.

Дед и бабушка приезжали на машине, семейство усаживалось в салон, и по ухабистым поселковым улочкам они отправлялись в баню.

По очереди дед усаживал на колени внуков, и счастливые Гриня с Мишей крутили «баранку».

В фойе бани имелся кафетерий, в нём продавали супы, каши, выпечку и соки.

Не успев сдать в гардероб верхнюю одежду, братья за обе руки тащили смеющегося деда к прилавку, выпрашивая купить им по стакану сока.

– Мне томатного! – просил Гриня.

– А мне апельсинового, слышь, деда?! – тряс его за рукав Миша.

В бане царил невыветриваемый запах распаренных веников и мыла.

Иногда, прежде чем идти мыться, родители заводили сыновей в парикмахерскую, что располагалась по соседству с гардеробом, а потом разделялись. Гриня, Миша, дед и отец шли в мужское банное отделение, а мама с бабушкой – в женское.

По выходным в бане неизменно было многолюдно. Шумела наливаемая вода.

Отец и дед высматривали свободные места и шагали к ним, держа мальчиков за руки, стараясь не поскользнуться на кафельном полу. Затем брали тазы и набирали в них воду.

Но больше всего папа Андрей и дед Лёша боготворили баню за её парилку.

– Сейчас пройдёмся по вашим спинкам веничком, все сопли течь перестанут, – приговаривали отец и дед, похлёстывая вениками по тоненьким спинам Грини и Миши.

Парилка и в действительности оказывалась чудотворным лекарством. Насморк проходил, будто не бывало.

Походы к тёте Любе и в общественную баню прерывались на период с мая по октябрь. Вместо них мама Надя, папа Андрей и дети раз в неделю по выходным ездили к деду Лёше и бабе Нине, у которых имелась собственная летняя банька, стоявшая неподалёку от их дома.

В ней Алексей Иванович раскочегаривал печь настолько крепко, что человек, оказавшийся внутри парильни, не мог в ней находиться дольше пяти минут.

Гриня с Мишей часто старались участвовать в растопке печи, им даже хотелось делать это самостоятельно, но дед им этого не позволял, считая, что мальчики для этого слишком юны и недостаточно ответственны.

Устав от растопки под присмотром, ребята убегали на улицу играть в войнушку. Находя себе упругие крепкие ветки, они шли с таким «оружием» на «армию врага». «Врагом», «фашистами» были заросли крапивы.

Рубя воображаемыми саблями головы неприятелю, братья оставляли за собой целое поле брани, весьма похожее на обычный сенокос.

Живущие по соседству от Грининых дедушки и бабушки деревенские мальчишки, завидев, с каким запалом юные братья бросались на крапиву, нередко присоединялись к ним, желая и себя проявить в качестве бесстрашных бойцов-освободителей.

Час-другой Гриня и Миша без устали могли рубить растения и лишь после, измотанные, пыльные и насквозь пропотевшие, но при этом весьма собой довольные, шли мыться.

В баню мальчики больше всего любили ходить с дедом, стремясь продемонстрировать ему свои терпение и выдержку, стараясь находиться в парилке как можно дольше.

Но надолго их не хватало, каждые пять минут братья выскакивали в предбанник остыть и подышать прохладным воздухом. Тягаться с дедом было не под силу: деду не было равных. Во всяком случае, Гриня не знал никого, кто смог бы как его дед Лёша на протяжении часа-другого находиться в этой неистовой жаре, поддерживая температуру, да ещё и приговаривая:

– Хо-ро-шо-о! Ох, и хо-ро-шо-о!

Вбегая после очередной «передышки» обратно в парильню, внуки взбирались к деду на полок, вдыхали горячий пар и считали себя в эти мгновения мужественными и выносливыми. Им очень хотелось, чтобы и дед о них так думал. И он, действительно, хвалил мальчишек.

– Молодцы! Вот молодцы!

Сам дед Алексей, после парильни ступающий на ватных ногах и тяжело дышащий, выходил в предбанник и обрушивался на кровать в состоянии, близком к обморочному.

Ещё час он затем отлёживался, медленно приходя в себя. Такое «мытьё» было доведено им до ритуала, несмотря на то, что ритуал этот ни с какой стороны не сочетался с заботой о здоровье.

Пока дед приходил в себя, внуки возвращались домой, в барак.

Тем временем баба Нина пекла для них на печи тонко нарезанные ломтики картофеля и варила компот из сухофруктов. Мальчики считали сей ужин верхом возможного изыска.

Спустя пару лет общественную баню закрыли, и долго ещё здание пустовало, заколоченное досками. Без должного ухода постройка ветшала, осыпаясь и постепенно разрушаясь.

Печальная участь постигла и летнюю баню деда. Как-то по весне возле неё загорелась сухая трава. Скорее всего, это был поджог. От дыма погибла часть домашнего скота, выгорела половина построек хоздвора и целиком сгорела баня деда Лёши. Это была чудовищная трагедия и для него, и для бабы Нины.

С того времени Андрей Олегович стал водить сыновей мыться к себе на работу. В заводскую душевую. К тому же в цехе, где он работал, недавно закончили постройку сауны – невиданной по тем временам роскоши (СССР распался совсем незадолго до этого, страна нищала, переживая всеобщее безденежье).

Сауну построили для заводского начальства. Однако Андрей Олегович, обслуживающий её в качестве электромонтёра, время от времени имел к ней доступ.

Водить на завод посторонних, а тем более детей, запрещалось строжайше. И поэтому папа Андрей соблюдал всевозможные меры предосторожности и всякий раз проводил детей в обход заводской проходной.

Он отводил Гриню и Мишу в цеховой душ, рассчитывая время так, чтобы до окончания рабочей смены его сыновья успели помыться и никто из посторонних не задал ему неудобных вопросов вроде: «Чьи эти дети?» и «Как они проникли в цех?».

Душевая представляла собой помещение размером со спортзал, бóльшая часть площади которого была отведена под раздевалку с индивидуальными шкафчиками для персонала, а меньшую часть занимали сами душевые.

Как и в цехе, тут тоже пахло солидолом, стоял терпкий запах хозяйственного мыла и технической соды. Андрей Олегович приводил сыновей за час-полтора до окончания рабочей смены. Этого времени хватало с лихвой, чтобы мальчики успели и вдоволь порезвиться, и вымыться.

Оставшись одни, Гриня с Мишей открывали сразу по нескольку кранов в разных кабинках и мылись, перебегая из одной в другую. Играли в догонялки и чувствовали себя вполне вольготно.

Если фортуна улыбалась им особенно, и Андрею Олеговичу в этот день удавалось договориться с начальством, то вместо похода в душ Гриня с Мишей отправлялись в сауну. Купание в сауне для них было особой удачей.