Они остановились на бензоколонке недалеко от лётного поля. К ним от аэродрома двинулись красные шарики-сторожи, но Ньёрд громко свистнул и они развернулись обратно. – У нас, лётчиков, есть свои сигналы, – усмехнулся он.

Они заправились и собрались уезжать, когда Хёд почувствовал на себе чей-то взгляд.

Фрейя, Форсетти и Хельг обедали возле джипа.

– Мы самые старые, девочка, и нам нужен отдых, – подмигнул Фрейе Форсетти, затем потянулся за фляжкой.

Хельг осматривал часы, присвоенные им в мотеле. Затем заговорил, словно сам с собой.

– Сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время, сломавшийся поезд каждые сутки находится в нужной точке, но проваливается во времени: во вчера, в позавчера. Его опоздание становится фатальным, будто бы его колеса заменены на шестерёнки часов, увозящих его в обратную сторону… В них, в этих поездах, движущихся в обратном направлении, вьют гнёзда сломанные часы, набивают их всякой всячиной, подцепленной стрелками… И эти дали запасных путей, которые открывают неизведанные возможности судьбы…

Хельг тряхнул часы, из них показалась кукушка, один раз выкрикнула «ку-ку» и спряталась снова.

– Вы знаете, сколько есть неизведанных заброшенных путей, построенных очень-очень давно, я бы даже сказал, в незапамятные времена… Когда Древо было ещё совсем юным… Они проходят через пустоты в Стволе, по Ветвям, внутри них, множество тайных тоннелей над медленными, застывающими потоками… Некоторые ведут наверх, а некоторые вниз – в самый низ…

– И как далеко ты продвинулся? – спросил заскучавший было Форсетти.

– Я?.. Совсем недалеко. Местные линии, а потом эта небольшая станция на Хёгландской Ветви… Однако я все время думал о них, о поездах, идущих через длинные, бесконечные тоннели; поезда идут, а потом выезжают из них, и сначала солнце, а потом набегают облака, начинается дождь, ты подъезжаешь к перрону в странно знакомом городе и встречаешь кого-то, или кто-то встречает тебя…

– Стоп, там что-то происходит! – Фрейя подбежала к повороту, с которого открывался вид на Ветвь.

Вдали послышался звук выстрела, за ним – следующий.

…Хёд увидел стоящего за бензоколонкой карлика. Он вроде бы прятался, но не от страха, а желая произвести эффект. Как только его заметили, он выскочил из-за колонки и весело рассмеялся. На нём был расшитый камзол и майка с надписью «Кафе „Улисс“»: лучшие устрицы». – Не ожидали меня видеть, а вот он я!

Хёд и Ньёрд отступили, подняв карабины.

– Не стоит меня бояться, – сказал карлик. – Я друг! Просто вы заблудились и я хочу показать вам выход! Вот, глядите!

Карлик достал из кармана стеклянный шарик, тряхнул его. В шарике закрутилась метель, медленно опадая на дом. Хёд узнал его – это был их дом.

– А теперь присмотрись лучше.

Как сквозь увеличительное стекло Хёд увидел Эйр и себя, лежащего рядом. Оба они спали.

– Ты ведь хочешь быть с ней? Хочешь туда? На самом деле хочешь?.. Хёд вгляделся в мерцающий шарик, у него закружилась голова, он опёрся на что-то твёрдое, чтобы не упасть. Это оказалась спинка их кровати, на которой лежали Эйр и он сам. Он подбежал к Эйр, погладил по щеке и вскрикнул. Перед ним было подобие, довольно небрежно сделанный манекен, как в дешёвых магазинах. Однако его манекен был сделан ещё хуже и с некоторой издёвкой: у него были оттопыренные уши, длинный нос, а на майке написано: «Устрицы уплыли в неизвестные моря».

«Вот и попал в историю…», – подумал Хёд, борясь с паникой. Он взял себя в руки и осмотрелся по сторонам. В доме было не тепло и не холодно и совершенно тихо. За окнами падал снег. Однако приблизиться к двери или окнам Хёд не мог: дом реагировал на его движения и начинал меняться – стена, к которой он хотел подойти, отдалялась, а боковые стены сжимались, пока Хёд не оказывался в узком коридоре. При этом предметы перемещались на стены и становились будто бы нарисованными. Когда он с трудом делал шаг в обратном направлении, стены постепенно расширялись, пока Хёд снова не оказывался рядом с кроватью.

Потянулись часы заточения. Хёд обнаружил, что ему не грозит смерть от жажды или голода – эти чувства просто не возникали. Также он понял, что может не дышать сколько угодно долго. Некоторое время он пытался бороться, найти выход из дома, но все попытки оказывались тщетны. Тогда Хёд сбросил свой манекен с кровати на пол, лёг рядом с кукольной Эйр. «Похоже, карлик этого и добивался… Я буду лежать тут, пока не сойду с ума или не усохну: вроде мухи между оконными рамами…»

Через некоторое время он осознал, что уже давно говорит с Эйр, рассказывает ей разные истории, а его манекен, как ему казалось, заинтересованно их слушает. Теперь он походил не на него, а на Бобби Брауна, моряка с буксира «Трудяга».

– Привет, Боб!

– Привет, Хёд!

– Сегодня к вечеру обещали ухудшение погоды, но мы успеем вернуться.

Они плывут на маленьком красном буксире, он бодро режет волны на широкой Ветви Нижней Кроны, где находится Дальнее море. Над волнами прыгают дельфины.

– Боб, я познакомился с прекрасной девушкой…

– Хёд, брось её! Девушки влекут в порты, а моряку нужен простор!..

Крупная рыба берёт наживку, удочка гнётся, Хёд наклоняет её, подматывает леску, ведёт рыбу по широкому полукругу, в лицо ему летят солёные брызги, буксир ныряет вниз и поднимается над волной, а вдалеке собираются тучи, их прорезают яркие лучи солнца…

…В доме светло, снег больше не идёт, сияет яркое весеннее солнце. Бобби Браун играет на губной гармошке, а карлик в расшитом карнавальном костюме на приставной лестнице снаружи протирает окно и весело улыбается Хёду…

– Я подожду тебя у нашей водокачки на Краю Света… Хёд очнулся от наваждения, дом снова изменился. Хёд впервые почувствовал, что ему тяжело дышать: дом съёжился, сжался до подобия гроба. И тут он ясно увидел лицо Эйр, нарисованное сверху, совсем близко. Рисунок заговорил.

– Тебе надо встретить меня у водокачки… Башни на Краю света. Это важно. Всё остальное не имеет значения.

Он будто почувствовал ее тёплое дыхание. Сосредоточился и представил себе кусты, деревья, водокачку… и Башню, словно проросшую сквозь неё, увидел Эйр, закат, солнце, облака. И вдруг гроб распался.

Он стоял на вершине – не водокачки, нет, огромной башни. Внизу шумели золотые листья. Над башней трепетали знамёна, а в небе расцветала красная звезда. У одного из флагов, с атакующим леопардом, стояла Эйр. Она улыбнулась ему. Хёд хотел броситься к ней, но тут понял, что стоит одной ногой на зубце башни, а другой балансирует над пропастью. Он попытался сохранить равновесие, но не удержался и рухнул вниз. Пролетел сквозь листья, пробил тонкий хрусткий лёд, окунулся в холодный поток под ним и очнулся – на заднем сиденье джипа, едущего по дороге.

– С возращением. Форсетти протянул ему фляжку.

Хельг сидел за рулём, Форсетти рядом с ним. Впереди были видны два мотоцикла.

– Привет. – Хельг обернулся и снова сосредоточился на дороге.

Кукушка выскочила из часов и прокуковала три раза. – Время сиесты! – Форсетти рассмеялся. Хёд сделал глоток, потом ещё один, и ещё.

– Что произошло? Сколько прошло времени? Где мы?

– По порядку. Когда мы подоспели к бензоколонке, Ньёрд яростно отстреливался от кого-то. Он сказал, что карлик заключил тебя в стеклянный шарик, а на него напустил змей. Змей мы не увидели, только продырявленные шланги у заправки. Ты попал в ментальную ловушку, я слышал про такие. Ты попал туда, потому что сам хотел там оказаться: это главное условие… С Ньёрдом, видимо, имело место гипнотическое воздействие, на него шарика не нашлось, – Форсетти усмехнулся, – его шарик едет рядом с ним по дороге… – А что дальше?

– Карлик сбежал. Нырнул в какую-то нору, они мастера на это дело. Да и карлик ли это был?.. Форсетти вдохнул дым из трубки и продолжал.