Довольная улыбка Беатрис, ах, эти язвительные взгляды бывших любовниц: повернувшись к вешалке, чтобы оставить на ней свой плащ де Вилье чуть наклонился, явив на всеобщее обозрение плешь, предательски расползающуюся на макушке. От входа из её приёмной до его рабочего кабинета шагов пятнадцать. На восточной стене два стрельчатых окна с плотными бархатными шторами. Между окнами – кожаный диван и кресла, а также кофейный столик красного дерева с тяжёлой вычурной серебряной пепельницей. Через всю западную стену в позолоченной раме – картина Микеланджело Меризи да Караваджо Обезглавливание Иоанна Крестителя, оригинал которой хранится в городе Валлетта у госпитальеров, в соборе Святого Иоанна на Мальте. С этой стены весь день льётся кровь Святого Иоанна, и тело его сутками вечно корчится под ударами ножа убийцы. Житие Святого и легенды об Иоанне – увлечение полковника де Вилье. Полковник любит шутить, что Иоанн Предтеча, словно разведчик, предшествовал появлению Христа, и пострадал за это. И шуткой этой намекает на себя, хотя на самом деле картина ему нравится не из-за этого.
Глядя на неё он частенько задаётся вопросом хватило бы ему сил перерезать человеческую гортань и спокойно стоять над страдающим телом, дожидаясь момента, когда жизнь истечёт из него по капле. Де Вилье подписал в своей карьере сотни приказов отнимающих жизнь, руководил заговорами и операциями, в результате которых кто-то умирал и исчезал, но ему ни разу не довелось отобрать чужую жизнь собственной рукой. Порой ему снились сны, в которых он был тем, кто прижимает голову Святого Иоанна к полу темницы и решительным движением руки вонзает нож в горло проповедника. После подобных снов на губах горчило от греховной сладости и восторг возбуждения мешался с отвращением и брезгливостью. Ночные грешные сны он воспринимал как напоминание, что осторожность необходима не только в словах и делах, но и в мыслях и снах.
Широкий рабочий стол благородного тёмного дерева на мощных резных тумбах, украшенных золочёными ручками в тон коже, которой была обита столешница. Два вставших на дыбы жеребца в золотых копытах держат первые издания Или-или Кьеркегора, Трёх мушкетёров Дюма и Волю к власти Ницше. Над ними надменно высится, потеснив скучную офисную технику марки Sony, мраморный бюст Людовика XIV-ого.
За резной спинкой стула витрина вишнёвого дерева, в которой хранятся курительные трубки с янтарными чубуками, дуэльные пистолеты в ящике орехового дерева и кривые йеменские кинжалы – джамбия, в ножнах чистого серебра.
В это утро молчаливый и задумчивый де Вилье появился на службе раньше обычного. Тёмные круги залегли под глазами, свидетельствуя о том, что ночи он проводит без сна. Причём уже давно. Бессонница, больная печень, проблемы с желудком – так выглядело ежедневное наказание де Вилье. Однако сегодня его раннее прибытие на работу вызвано более важной причиной, чем невозможность заснуть. Вчерашний ужин у генерала Версена лишил де Вилье не только сна, но и спокойствия. Ситуация в Заире разворачивалась не по задуманному плану: подопечный Франции, сын Америки, президент Мобуту Сесе Секо, эта продажная, но очень недешевая игрушка, столь обожаемая сильными правителями мира сего, проигрывал войну мятежникам Лорана-Дезире Кабиле.
– Дело срочное и безотлагательное, требующее абсолютной сосредоточенности и полной секретности, – толковал ему вчера, генерал, сидя за накрытым столом, где столового серебра было больше, чем еды.
– Франция друзей не бросает, – серьёзно вещал он пока тревога морщила его высокий лоб. – Особенно тех, кто хранит свои деньги во французских банках и не жалеет бриллиантов для нужд оружейной индустрии, а в остальном, – наклонился он к полковнику, – когда Мобуту падёт, возникнет множество вопросов и Quai d'Orsay будет настаивать на ответах, а вы знаете, дорогой мой полковник, что у этих проклятых либералов всегда есть вопросы к армии и её службам. Они не могут без армии, но ненавидит её и ей завидует!
Он в раздражении оттолкнул от себя тарелку с позолоченной каймой, на которой так и остался нетронутым петух в винном соусе по-провансальски.
– Вы знаете, что я старый приятель господина Вашего тестя и что советы даю из самых лучших побуждений – продолжил промокнув уголки рта льняной салфеткой и успокаиваясь. – Вы будете руководить операцией и всё её детали также под вашу личную ответственность. В библиотеке, куда они перешли после ужина, сидя в глубоком кресле у камина он сформулировал приказ: – Соберите военную группу и постарайтесь, чтобы при любом раскладе её не смогли никоим образом связать с ними. Голос его звучал всё мягче, всё умиротворённее, теплея под действием коньяка Hennessy и густого аромата кубанской сигары Romeo y Julieta. – Передайте моё почтение господину тестю! – совсем уже благостно кивнул он де Вилье на прощание.
Тесть де Вилье – состоятельный предприниматель, пользовался уважением в влиятельных кругах. Свадьба с единственной дочерью Альбера Огюста когда-то стала самым мудрым решением молодого капитана академии Сен-Сир. Так говорили все, наблюдая за карьерой, которая росла как на дрожжах. Свою будущую супругу Катрин молодой де Вилье встретил на традиционном Рождественском балу в архиепархии Парижа. Простенькая, без изюминки и блеска внешности, но ухоженная, уверенная в себе, окружённая вниманием кавалеров, искренним или нет, она украшала собой салоны высшего света. За ней стояла вся мощь и богатство её семьи, которые были шикарной рамой для этого бледного портрета, придавая ему стиль. Богатство и власть семьи невесты принизили значимость происхождения жениха, но всё же фамилия де Вилье была на слуху, напоминая о временах Реставрации, что молодому капитану открыло многие двери, его амбиции и задор повлияли на то, чтобы отрылись и те, которые были равнодушны к его происхождению. Луи всеми силами старался вырваться из обыденности в которую загнала его жизнь. Поставив себе цель он шёл напролом, используя все методы и ничего не считая зазорным.
Брак Луи и Катрин не был браком лишь по расчёту. Катрин умеет любить твердил Луи, но со временем, уточняя себе самому, что любить она умела только саму себя. Впрочем ион со временем тихо и исподволь сумел свести семью с опасной карусели любви на спокойные рельсы взаимного уважения, и научился не обращать внимания на истерики жены, увы, всё более шумные и всё более частые. Рождение детей – сначала сына, потом дочери оправдало их брак в глазах Альбера Огюста, который назначил внуков наследниками и продолжателями традиций семьи. Они удались, сын в мать, а дочь – в отца, но воспитывались дедом, который расписал их жизнь ещё в тот период, когда дал согласие допуская, чтобы де Вилье стал частью династии Огюст. Дети не особо обращали внимание на отца, иногда стыдились и жалели его, особенно когда он сидел в приёмной деда, покорно ожидая разрешающего войти жеста или кивка.
Прилежание, особенность, которой славился де Вилье и которая служила ему рекомендацией, придавала ему самому чувство важности, а форма, которую он носил – давала ощущение значимости и силы. Но всё это не работало в семье. Да и сам де Вилье понимал, что в нем нет особых талантов. Организованный, трудолюбивый, умеренно храбрый, он бы достиг карьерных высот и без посторонней помощи. Глядя на свои погоны полковника он частенько задавался вопросом: что было бы, выбери он другой путь, хотя и понимал, что ставить такой вопрос уже поздно и человек выбирает лишь единожды, а после этого за него выбирают другие.
Сейчас де Вилье получил задание, после выполнения которого на мундиры пришивают генеральские звёзды. Нужно было лишь найти людей.
– Я найду их – произнёс полковник, погасив сигариллу Cohiba после двух ровных, тщательно выпущенных кругов дыма. Я найду их там, где никто не заметит исчезновения нескольких человек. И, что самое главное, там, где никто никаких вопросов задавать не будет. А будут ли они белыми людьми в чёрной Африке – кому какое дело. Югославия, или то, что от неё осталось ныне – доступный и неисчерпаемый источник пушечного мяса. Белого мяса, искусного в военных делах, готового пойти туда, куда скажут, и там скончаться тихо и без свидетелей.
