Глава 3
Поскольку был уже поздний вечер, Симон решил отложить свое путешествие на завтра, и пред сном плеснул на руку настойку, данную ему священником, отчего задубевшая уже кожа посинела еще больше, а сама жидкость стала испаряться смуглым дымом.
Наутро Симон почувствовал себя легче, ничего не предвещало плохого настроения, дышалось свободно, и он подумал было, что хворь излечилась. Страшное потрясение его охватило, когда он обнажил из-под одеяла руку, представлявшую теперь собой огромный, диаметром двадцать пять сантиметров, кулак Халка с торчащим средним пальцем, размером с хорошую, не слишком большую и не маленькую, дубину. Увесистая глыба до самого локтя окаменела и была непривычна настолько, что он едва ли мог пошевелить ею, постоянно придерживая, как огромное полено.
Вскоре к нему постучались, и он крайне не желал никого впускать в свой тусклый, померкший мир кошмара и отчаяния. Но в дверь так настойчиво бились, что Симону это действовало на нервы.
– Симон, открывай! Ресепшн сообщила, что ты в номере, – узнал парень голос Лизы.
Нежданный сюрприз смутил несчастного столько же, сколько и овладел его любопытством, и, немного помешкав, он отворил девушке дверь, которая изумленно уставилась на болезненный вид своего бойфренда, хотя и сама казалась довольно потрёпана, и на лбу красовался шрам, не изуродовавший ее симпатичного белокурого личика. Она была блондинистой, а цвет глаз ее был небесно-голубым, стройна и среднего роста.
– Здравствуй, дорогой, что с тобой?
– Лиза, где тебя носило? Почему не выходишь на связь?
Девушка вошла в номер и обняла Симона, затем заговорила:
– После двух попыток дозвониться до тебя у меня на дороге возникла оказия. Мы с водителем нарвались на группу чокнутых феминисток, проколовших нам шины. Была авария. Я едва выжила, но потом трое суток без сознания лежала в больнице и долго не могла вспомнить свое имя. Что это у тебя? – всмотрелась Лиза в странный предмет, выпирающий за пледом, покрывавшим плечи парня. Симон выругался, сгорая от стыда, и ляпнул, что на язык подвернулось:
– Рак или черт его знает, что это.
– Ты меня заинтриговал, – подступила к нему девушка, вцепившись глазами в таинственный предмет.
– У меня несколько вариантов. Либо местная старуха прокляла меня, либо меня напоили какой-то термоядерной дрянью в трактире, и у меня скоро отсохнет конечность, – пояснил Симон, смущенно отвернувшись.
Лизы заиграла глазками, кокетливо ухмыляясь.
– Возможно тебя шарахнуло в трактире по башке. А может быть и другое. Давай мы посмотрим на твое проклятие и нашлем его на заклинателя.
Лиза с силой сдернула с плеч покрывало, развернула Симона к себе и уставилась на клешню.
– На первый взгляд выглядит забавно, – умилилась девушка.
– А мне не забавно.
– Прости, если обидела, но похоже на муляж в ночь веселого Хэллоуина.
Лиза стала щупать казавшуюся монолитом руку Симона и, еще раз недоверчиво хихикнув, с задором начала заворачивать рукав рубашки, продолжая обследовать ее до локтя.
– Черт, – отпрянула девушка от Симона, – я ошиблась, извини.
Симон вкратце изложил Лизе историю о замке, населенном тремя сотнями женщин во главе с темной их властительницей, превращающих заблудившихся горожан и туристов в каменные столпы, и Лизу осенило:
– Теперь, я думаю, Антонио надо искать там.
– Кто такой Антонио?
– Мой ассистент. Ты же слышал наверное, что многие селения в Испании слывут таинственными историями про всякую чертовщину с мистикой, и Таррагона не исключение. И некогда не знаешь, что вымысел, а что правда. Но вот священник, похоже, не врет. Есть в этой провинции странные места. А эти феминистки… – Лиза остановилась, выискивав в голове нужные слова, – в них что-то жутковатое. Не могу точно выразить словами, что-то неэстетичное – носы и выпирающие челюсти.
– Не говори мне, видел такую, в кошмаре не приснится.
– Что-то неведомое и зловещее в них, ты не почувствовал, Симон?
– Есть такое. Может, тебе вернуться, Лиза?
– Нет. Я не все дела закончила.
– Ладно. Лишь бы найти эту старуху. Но если она не вернет мне руку, как было, я сожгу ее селение, или приеду на бульдозере и зарою в ее дырявой хижине.
Лизе пришлось на себя взять управление автомобилем. Они арендовали напрокат «Порше» в захудалой, обшарпанной фирме с тупым колхозным названием и с фантастическим даром продавца завышать цены, скупо уступившим им старый изношенный автомобиль без заднего сидения, который тарахтел и дымил, будто его собрали из запчастей сельского трактора. За минуту до отъезда Симону приспичило в туалет и, надолго отлучившись в сортир, он оставил Лизу в машине все время нервно постукивающей кулаком по клаксону.
Наконец возвращение Симона принесло с собой новые неожиданности. И Лиза устало выжала гримасу при виде скукожившегося и неестественно идущего к ней парня, с исказившимся лицом прижимающего интимную область между ног – очевидно, доставляющую ему несказанные страдания.
– Ты похож на проблемного пациента психбольницы. Что стряслось?
– Проклятие! – тяжко выдохнул Симон, усевшись на переднее сидение. – Я забыл обезболивающее.
– Что у тебя еще? – оглядела Лиза обмокшие его штаны.
– Эта старая стерва…
– Что она?
Симон тяжело выдавливал слова, его напрягали допросы Лизы.
– Ох, мать ее… наверно, я стану импотентом. Она заколдовала мой член.
– Ну, этого следовало ожидать. Ты же послал ее на хер, вот у тебя и началась простата.
– Лиза, гони в аптеку! – рявкнул Симон , и девушка заглянула в нарисованную священником карту.
– Твой священник не указал на карте аптеку. Так что потерпи, пока мы будем ее искать, – сказала девушка, надавив на газ.
Проехав половину пути, им на глаза стали попадаться в необычных местах и в неестественных позах громаднейшие человеческие скульптуры. Что, на первый взгляд, свидетельствовало об этической безвкусице украшателя поселений и безумстве художника-авангардиста. Эти странные явления на дорогах – каменные изваяния, возникавшие на полях, обочинах и окраинах леса, озадачивали Симона, но не настолько, чтоб обсуждать эту тему с Лизой. Наконец вдали показалась аптека, и вскоре Симон заглушил боль под пахом.
Пока они ехали в сторону башни, где на пустующем шоссе изредка встречались им дальнобойщики, оскорблено таращившиеся на гигантскую бесстыдность, выпирающую из окна «Порше», которую Симон нелепо втиснул в салон автомобиля, никаких неприятностей на их пути не возникало. И только когда они свернули на узкую полосу, пролегающую вдоль леса болотистых мест, началась гроза с дождем, и в это время позади них сумасшедше несся синий кабриолет. В нем сидели четыре женщины в нарядных платьях, с небрежными, мокнущими под дождем начесами на головах. Дождь смывал с их лиц остатки макияжа, от чего их кожа выглядела морщинистой, смуглой и обвислой, а выявляющаяся неестественная деформация их черт лица (выпирающих челюстей, надбровных дуг, ушей и носа) придавала им дьявольской зловещности. Поравнявшись с «Порше», их взоры обратились на торчащий бревном из окна оскорбительный жест Симона, как будто нарочно дразнящий незнакомых встречных. Раздался гнусный смешок – и тут же прервался грохотом молнии, ударившей в болотную вышку в ста метрах от них. Кабриолет прибавил скорости и обогнал «Порше». Затем одна из женщин в красном кюлоте, прихватив ритуальный посох, повернулась лицом к молодым путникам, поднявшись на заднем сиденье; на пару секунд злорадно уставилась на них с выражением призрения; потом, обнажив в язвительной ухмылке свои кривые гниющие зубы, взмахнула посохом, пальнув снарядом огненного сгустка в «Порше», отчего тот взрывной волной подпрыгнул, со свистом колес съезжая с дороги, и несясь по склону вязкой, водянистой почвы в направление вышки, и там врезаясь в массивный валун, выбрасывая в лобовое стекло Симона. Пролетев метра три и ударившись коленом о пень дерева, парень кувыркнулся, плюхнувшись в болотную тину, медленно погружаясь в нее все глубже и глубже.