Пролог

Внешнее море

Обряд подходил к концу.

Элия забралась в лодку, стуча зубами от холода, и помогавшие ей моряки из почтения отвели взгляды. Шелк белой сорочки облепил стройное девичье тело так, что напряженные соски просвечивали сквозь мокрую ткань. Эви завернула дрожащую сестру в одеяло и растерла ей плечи.

— Ты как? — шепнула она, вкладывая в ледяные пальцы флягу с согревающим отваром.

— Н-нормально. Вроде бы.

Под полной белой луной бледная кожа Элии казалась серебристо-голубой, как у жен морского владыки, а янтарные глаза зияли на мертвенном лице бездонными провалами. Служительница подала вышитое золотом полотенце, и Эви промокнула темные от влаги бронзовые волосы сестры. Еще немного, и они бы начали похрустывать от холода.

Сложная часть осталась позади. Когда служительница произнесла молитву владычице ночи и начертила на лбу Элии голубую руну в знак полного очищения, мужчины налегли на весла. Лодка плавно двинулась к кораблю, что черным призраком возвышался над морем, покрытым легкой дымкой тумана.

— Как все прошло? — спросил Ульф, едва они взошли на палубу.

— Все хорошо, брат, — голос Элии звучал сдержанно, она немного согрелась, и вместе с румянцем к ней вернулось былое достоинство.

— Слава Владыке всего сущего!

Улыбка смягчила лицо брата, на мгновение превратив его в мальчишку. Как вышло, что все они так быстро успели повзрослеть?

— Значит, к утру закончим? — обратился он к служительнице.

Та кивнула.

— Тогда готовьтесь, с рассветом возвращаемся домой. Поверь мне, сестрица, владыки благоволят твоему союзу. — Ульф ударил себя в грудь. — И клянусь, мы отпразднуем такую свадьбу, что весь Хестеск вздрогнет!

Сестра лишь едва заметно скривила губы в подобии улыбки, и Эви повела ее в каюту. Там, за медвежьими шкурами уже ждала служанка, подготовившая новую одежду — нежную сорочку, отделанную кружевом, тонкую нижнюю юбку, сапоги и перчатки из мягкой кожи, и тяжелый длинный плащ, подбитый мехом. Все было ослепительно белым, как свежий снег, кроме изумрудного свадебного платья с перламутровым поясом.

Эви сидела в углу, и смутная тревога сжимала ее сердце, пока служанка облачала Элию в новые одежды и вплетала в ее влажные волосы жемчуг и ракушки. Сестра сидела неподвижно и не произносила ни слова. Лицо застыло напротив зеркала, будто ее не радовали ни новые наряды, ни дорогие украшения.

«Чему тут радоваться, если выходишь замуж за старого Гудмунда?» — подумала Эви и опустила взгляд, испытывая одновременно жалость и стыд. На месте Элии она предпочла бы утонуть во время обряда очищения и стать очередной женой Аквира, лишь бы не возвращаться в Хестеск к будущему мужу. Но, слава владыкам, она не на ее месте. Совсем скоро ей тоже придется пройти через предсвадебные обряды, чтобы стать женой Ивара. И тогда он наконец займет законное положение в их семье.

Отец взял на воспитание осиротевшего мальчика, девяти лет от роду, когда ей еще не было пяти, и вырастил, как собственного сына. Эви считала его братом до тех пор, пока два года назад он не поцеловал ее, крепко ухватив за косу, и не объяснил, что в скором будущем они поженятся. И это случилось бы раньше, если бы не Элия.

Элия приходилась отцу падчерицей, но он любил ее, как родную, поэтому ее свадьба по старшинству должна была быть первой. Неродная по крови, она не являлась наследницей Треборга, но все знали, что отец даст за нее хорошее приданое и сделает так, чтобы приемная дочь заключила выгодный союз. Именно поэтому выбор пал на Гудмунда — конунга соседнего борга. Став его женой, Элия будет обеспечена до конца своих дней, и ее дети ни в чем не будут нуждаться. Через несколько лет Ульф женится на дочери Гудмунда от первого брака, когда та достигнет совершеннолетия, и тем самым еще больше укрепит союз между двумя боргами. Таким образом их роды обретут силу, с которой придется считаться всему Хестеску.

Что ни говори, благодаря мудрости отца, все его родные и приемные дети будут если не счастливы, то хотя бы хорошо устроены. Их земли станут процветать, а потомки проживут жизнь в мире и достатке. Тогда почему при виде сестры, надевающей золотые наручи, символизирующие предстоящее замужество, было так муторно на душе?

— Достаточно. Я готова.

Элия отмахнулась от служанки и встала. Спина у нее была прямой, а лицо — застывшим, словно маска, только в янтарных глазах отражалось пламя свечей. Голубые полосы на лбу и щеках чуть расплылись, но абсолютно не портили ее облик. В свои двадцать она считалась чуть припозднившейся невестой, но выглядела прекраснее и свежее, чем большинство девиц на выданье со всей округи. И она достанется старику.

День они провели за Вратами, чтобы Элия, согласно обычаям, в последний раз вдохнула соленый воздух свободы. Ветер должен был очистить ее разум от сомнений и дурных мыслей, а темные воды Внешнего моря — омыть тело под всевидящим ликом Тунк, ночной владычицы. Оставалось лишь испросить у той благословения на плодотворный брак и помолиться о долгой счастливой жизни. Затем сестра вернется домой, чтобы больше никогда не выходить за пределы Внутреннего моря, как того требуют от замужних женщин вековые традиции.

На хрупкие плечи Элии лег дорогой белый плащ, и Эви отметила, сколько же достоинства в ее гибкой фигуре, облаченной в длинное изумрудное платье. Они вышли из каюты, но сестра остановила ее взмахом руки.

— Дальше я сама. Ты уже помогла мне тем, что сопровождала все это время, дорогая сестрица. — Ее лицо ожило на мгновение и чуть смягчилось. — Жаль, что я не смогу сделать то же для тебя.

Она плавно прошествовала по опустевшей палубе и все с горделивой осанкой опустилась на специально подготовленный коврик коленями. Служанка оправила ее платье и плащ, разложив его белоснежным полукругом по деревянному настилу, и удалилась. Ветер стих. Тишина была кристальной, словно даже море под ними замерло.

Прежде чем вернуться в каюту и оставить сводную сестру наедине с владычицей ночи, Эви обернулась и впервые пожалела, что не уделяла должного внимания урокам живописи. Элия стояла на коленях, подняв лицо навстречу полной луне, и именно этот момент запечатлелся в памяти, как самый прекрасный и трагичный за все время, проведенное ими в море.

Минуты шли. Эви не знала, как долго продлятся молитвы, но напряжение не отпускало, поэтому она закрыла глаза и постаралась представить что-нибудь приятное. Рассвет над фьордом. Пение птиц. Запах горячего хлеба.

Внезапно корабль вздрогнул, и доски под ногами отозвались легким гулом.

— Вы это слышали?

— Слышали что? — встрепенулась служительница, клевавшая носом в углу.

Служанка пожала плечами.

Эви встала со скамьи, но в этот момент доски под ногами снова дрогнули, корабль покачнулся и угрожающе заскрипел. Снаружи донесся резкий голос Ульфа, раздающего команды, и топот моряков, выскакивающих из трюма. Судно начало крениться, женщины завизжали, хватаясь за что придется, лишь бы не упасть, но Эви, едва удерживая равновесие, бросилась прочь из каюты. Она выскочила наружу в тот момент, когда море, туманное и неласковое, вспучилось у левого борта и поднялось стеной.

— Чудовище! — закричал один из моряков. — Черный спрут!

В подтверждение его слов над судном взметнулись огромные черные щупальца.

Время замедлилось. Эви вросла ногами в раскачивающуюся палубу и не могла оторвать взгляд от лоснящейся темной шкуры, переливающейся серебром в потоках стекающей воды. До этого момента она не верила в чудовищ. Точнее, считала вероятность встречи с ними настолько ничтожной и далекой, что они казались чем-то нереальным. Чем-то, что никогда не появится в ее жизни. Теперь же на ее глазах одно из щупалец ударилось об палубу и смело троих мужчин прямо в объятия разбушевавшегося моря. Другое нырнуло в трюм, вспарывая доски, выдернуло оттуда еще одного моряка и швырнуло об бак, едва не задев Элию, в испуге сжавшуюся у борта.

— Элия! — позвала Эви, очнувшись, и ее ноги наконец сдвинулись с места.