– Вчера доложили, что Московский и Бутырский полки направлены к нам в поддержку, – доложил Вунш.

– Надо будет их поторопить.

– На подходе Владимирский и Суздальский полки.

– Хоть что-то! – кивнул Меньшиков. – Общее приблизительное число солдат подсчитали?

– Тридцать три тысячи, – ответил Вунш, – но есть в полках небоевые потери: больные и откомандированные. В некоторых частях не полный комплект боевого снаряжения.

– Все, что я смогу сосредоточить в короткое время для отражения десанта – не более тридцати тысяч? Правильно я понял?

– Адмирал Корнилов готов выделить сводный морской батальон, – напомнил Вунш.

– Даже если привлеку морских гренадёров из флотских экипажей – сил маловато. Не забывайте – против нас английская гвардия и французская пехота, закалённая в Африке. Ну что ж, господа, сами видите, что имеем мы и против кого стоим. Но выстоять надо. Царь и Отечество на нас надеются. У кого есть вопросы и предложения, представьте мне их в письменном виде. И…. готовьтесь.

С языка хотел сорваться фраза: «готовьтесь умереть», но князь вовремя сдержался.

***

Шестой сапёрный батальон шёл походной колонной по трое. Серые длинные шинели. На груди перекрестьем белые ремни. Вместо кожаных шлемов разрешили надеть лёгкие фуражные шапки. За спиной тяжёлые ранцы. Старые ружья на плече, широкие тесаки у пояса. Павел возглавлял первую роту. Лошадь ему не дали. Интендант, старый бурчливый майор сказал, что лошади нужны для обоза, а прапорщики могут и пёхом прогуляться.

Солнце упало за горизонт, когда, наконец, вышли в район альминских позиций. Дневная жара стихала, а ветерок с моря приносил облегчение. Батальон начал взбираться на очередную возвышенность. Павел увидел внизу ряды палаток. Кое-где кашевары разводили костры. Глубокий овраг прорезал зелёное поле и тянулся к морю. Самого моря отсюда не было видно. В другой стороне, где лежала бескрайняя ровная степь, светилось багровое зарево. Стелился дым. Доносился запах гари.

К батальону подскакал дежурный офицер.

– Расположиться справа от дороги, – приказал он.

Павел указал своей роте, где остановиться. Измотанные долгим маршем, солдаты со вздохами облегчения принялись скидывать тяжёлые ранцы. Многие тут же попадали на землю, потянулись за кисетами и манерками с водой. Кашевары принялись собирать хворост для костров.

– Что там горит? – спросил Павел у дежурного офицера, указывая в сторону степи.

– Казаки поджигают стога, чтобы не достались врагу. А там дальше, видите, где особо дымит, – это аулы. Вы, прапорщик, уложите своих солдат пораньше. Пусть хорошенько выспятся. Завтра работы будет много. Люди нужны свежие.

Павла пригласили в компанию офицеров сапёрного батальона выпить чаю. Небольшой пузатенький самовар с закопчённой трубой закипел быстро. Скатерть расстелили прямо на земле. Закуска небогатая: хлеб, сыр, холодная говядина. Зато фруктов – целая гора. Ординарцы постарались: обчистили местные сады. Персики с розовыми бочками, тонкокожие яблоки, сиреневый инжир, огромные кисти янтарного винограда.

После чая Павел прилёг на землю. Укутался в шинель и попытался уснуть. Не тут-то было! По дороге топала пехота, стучали копыта, скрипели колеса. Тяжёлые орудия грохотали по камням.

Рядом остановился какой-то полк. Солдаты шумели, стучали ложками, поедая кашу из котелков. Поев, закурили, завели беседу.

– Эх, браточки, ничего хорошего завтра не ждите, – вздыхал один, судя по голосу, из стариков.

– Это почему? – вопрошал другой, голосок молодой, звонкий.

– Поверь мне, я знаю. Вот, хотя бы взять то, что у нас водки нет. А как без водки воевать?

Его тут же невесело поддержали несколько человек.

– А почему водки нет? – опять вопрошал молодой.

– А это ты у нашего полковника спроси, браток, в какой карман он деньги винные наши положил? Подумал, наверное: зачем нам водка, коли половину перебьют? А деньги, как лежали у него в кармане, так и останутся.

– Давай у маркитанта в долг попросим. А коль убьют, так и возвращать некому, – невесело пошутил кто-то.

– Захотел маркитанта обдурить! – усмехнулся старик. – Это на манёврах он тебе в долг даст, а перед боем – шиш. Он, жидёнок, соображает, где нажиться можно, а когда улепётывать треба. Вот увидишь: как только пушки заговорят, его и след простынет.

Подошли отставшие солдаты.

– Ох, чёртов хребтолом, чучело телячье, – выругался солдат, скидывая с плеча ранец. – До чего же тяжёлый.

– Ты, не ругай ранец, – сказал ему на это старый солдат. – Без него пропадёшь. Береги его, и он тебя сбережёт. С ранцем солдат – что улитка, а без ранца – слизняк.

– Мешок с сухарями – вот что главное для солдата, да манерка с чистой водой, – сонно сказал кто-то.

– Все о брюхе думаешь, – укорил его старый солдат.

– Гляди-ка сколько костров в долине. Никак французский лагерь? – вздохнул пришедший.

– Ихний. Ох, браточки, хлебнём мы лиха. Сколько же их там!

– Хватит языками чесать, – строго сказал подошедший унтер-офицер. – Чем молодых стращать, лучше бы уставу их обучали.

– Так, обучаем, – ответил старый солдат.

– А ну, ты, Иванов, отвечай! – потребовал унтер-офицер: – Что есть солдат?

– Солдат есть самый верный и усердный слуга Государю! – отчеканил молодой Иванов.

– Кому служит солдат? – продолжал допрос унтер-офицер.

– Богу и Государю нашему!

– Что в ранце должно быть у солдата?

– Сухарей на четыре дня, одна пара подошв, панталоны и рубаха сменная, две щётки: одна платяная, другая сапожная.

– Так! – удовлетворённо кивнул унтер-офицер.

– Накремник с дюжиной кремниев, дощечка для пуговиц, фуражная шапки и чемоданчик с иголками, дратвой, ваксой, толчёным кирпичом.

– Хорошо, – сказал унтер-офицер, обдумывая чтобы ещё спросить. – Ну, ну….

Павел не выдержал, приподнялся, спросил:

– Солдат, сколько у тебя патронов в патронной сумке?

Повисла тишина.

– Ваше благородие, так нам их только что выдали, – несмело произнёс унтер-офицер. – Не считали.

– А вы посчитайте, – посоветовал Павел. – И узнайте, сколько в патронном ящике у вас зарядов на каждого человека.

– Слушаюсь!

После этого все разговоры стихли. Солдаты переговаривались только шёпотом. Павел, наконец, уснул.

***

Полки заняли позиции на возвышенностях. В аулы спустились стрелки, устраиваясь за каменными оградами. Меньшиков назначил генерала Кирьякова командовать левым флангом, генералу Горчакову поручил правый.

Павел руководил возведением эполемента для восьми орудий в центре позиции. Курган, куда поставили батарею, едва возвышался над ровным полем. Вперёд к реке шёл пологий склон, поросший виноградником. У самой воды посадки виноградника обрывались. Неширокая полоса илистого берега заросла камышом. За рекой справа аул Тарханлар, слева аул Бурлюк с его большими фруктовыми садами. Возле Бурлюка виден деревянный мост. От моста в степь, к Евпатории убегала дорога.

С эполементом возились долго. Слой земли оказался неглубокий. Под ним камни. Кирки вгрызались, высекая искры. Лопаты гнулись. Древки трещали. Но к вечеру укрепление было готово. Подполковник Ильинский приказал завозить орудия. Восемь полевых единорогов вкатили на холм и установили в гнезда. Четыре оставили в резерве.

Вдруг впереди, в стороне Евпатории послышался треск ружейных выстрелов. Грохнуло орудие. Все насторожились, стали напряжённо вглядываться вдаль. Офицеры наводили оптические трубки.

– Неужели началось? – шёпотом спрашивали друг у друга.

– Ваше превосходительство, орудия заряжать? – спросил майор у Подполковника Ильинского.

– Погоди! – махнул тот рукой, не отрываясь от подзорной трубы. – Не видно никого.

Опять выстрелы пушек. Треск ружейной стрельбы то стихал, то вновь разгорался. Но вскоре всё прекратилось. На мост влетели казаки, с десяток всадников, стали подниматься по дороге к позиции Казанского полка.

– Что-там? – спрашивали у них.