Original Title: The Making of Mollie

First published by The O’Brien Press Ltd., Dublin, Ireland, 2016

Published in agreement with The O’Brien Press Ltd.

© Anna Carey 2016

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2022

Действие книги разворачивается в Дублине в 1912 году. В то время Ирландия была частью Соединённого Королевства, но среди её жителей уже росла настоятельная потребность в так называемом гомруле (Home Rule, то есть «самоуправление»). Это означало, что Ирландия, оставаясь частью Великобритании, получила бы собственный парламент в Дублине.

В 1912 году голосовать на всеобщих выборах в Соединённом Королевстве могли только мужчины (и даже не все мужчины, а лишь те, кто имел или арендовал недвижимость определённой стоимости). Однако за право голосовать агитировали и многие женщины: они получили известность как суфражистки или суфражетки[1].

Дорогая Фрэнсис,

как же я ненавижу своего брата! Понимаю, не слишком-то прилично начинать с этого письмо: я должна сперва спросить, как ты поживаешь и выиграла ли твоя школа последний хоккейный матч[2], рассказать о своём здоровье и о том, какая стоит погода, но сейчас я просто киплю от ярости и не могу думать ни о чём другом. Знаю, тебе кажется, что Гарри не так уж плох, но всё дело в том, Фрэнсис, что ты – единственный ребёнок в семье. Будь у тебя брат вроде Гарри, уверена, ты бы тоже его ненавидела. Конечно, он всегда меня бесит: обожает помыкать мной и делать вид, будто старше лет на десять, а не всего на два года, да к тому же демонстративно наслаждается тем, что ему позволено делать всё что захочется (ну, или практически всё), в то время как мне приходится постоянно спрашивать разрешения и никогда его не получать (ну, или получать крайне редко).

Но на этот раз он превзошёл самого себя. На ужин у нас была жареная курица (как ты знаешь, это моё самое любимое блюдо), и, пока папа резал её, я спросила, нельзя ли мне получить кусочек грудки (поскольку это моя любимая часть моего любимого блюда). Но мама, как обычно, сказала:

– Подожди, Молли, сперва спросим папу и Гарри.

– О, не волнуйся, Роуз, я не против, – ответил папа.

Зато Гарри заявил:

– А я, разумеется, очень даже.

Не будь там мамы и папы, я бы велела ему заткнуться, но, раз уж они там были, просто скорчила гримасу, едва они отвернулись. Этого явно оказалось недостаточно, чтобы он перестал надо мной издеваться: даже когда папа дал нам с Филлис по кусочку грудки (мне досталась ещё и ножка, которую я тоже люблю, но далеко не так сильно, как грудку), Гарри всё продолжал распространяться о растраченной впустую, на девчонок, хорошей еде, хотя мужчинам, то есть ему и папе, нужно подкреплять силы. И никак не умолкал, хотя мама сказала: «Гарри, не дразни сестру».

Не знаю, почему его поведение так меня разозлило. В нём ведь, по сути, не было ничего нового: такие разговоры за столом случаются чуть ли не каждую неделю. Гарри всегда выбирает лучшие куски раньше нас, девочек, а значит, вечно их и получает. Но почему-то именно сегодня меня это особенно взбесило. Филлис тоже была не в восторге, особенно когда Гарри заговорил о мужчинах.

– Вряд ли речь о тебе, – сухо бросила она. – Ты ведь ещё школьник.

– Филлис в следующем году поступит в университет, – добавила я, – а ты по-прежнему будешь просиживать штаны в классе. Не очень-то мужское дело.

Гарри, похоже, это рассердило, но не успел он ответить, как папа сказал: «Так, дети, хватит ссориться», а мама завела рассказ о вялотекущих планах тёти Джозефины начать рисовать акварелью. Наверное, мне стоило бы сильнее обрадоваться этой новости, ведь, если тётя Джозефина начнёт тратить каждую свободную минутку на этюды Доллимаунт-Стрэнд, у неё не останется времени названивать сюда каждый день и по пунктам объяснять нам, что мы делаем неправильно. Не будь у меня отвратительного брата, я бы никогда не поверила, что у такого в высшей степени порядочного человека, как папа, может быть настолько ужасная сестра: они ни капельки не похожи.

Но я отвлеклась. Остаток ужина прошёл мирно (хотя и скучно). После мама сыграла на пианино несколько новых песен, а мы все пели (ну, во всяком случае, мы с Филлис: Джулия сейчас желает петь только гимны, а Гарри и вовсе закатил глаза, едва мама достала ноты). А вот потом, когда мы напелись до хрипоты, мама объявила, что Филлис, я и Джулия должны помочь ей со штопкой. Знаешь, как скучно штопать одежду? К тому же папе вечером пришлось просматривать какие-то документы из департамента, поэтому он даже не мог сидеть рядом и развлекать нас, читая свежие главы своего эпического романа. А значит, работа сделалась ещё более скучной, чем обычно.

Ума не приложу, почему штопки всегда так много. Не то чтобы мы все специально рвали одежду, но почему-то постоянно находятся вещи, которые нужно починить, заштопать или подшить, или сделать ещё что-нибудь мелкое, но утомительное. И худшее всегда достаётся на нашу с Филлис долю. (Джулия штопает только вещи вроде старых кухонных полотенец, где не так важно, насколько идеально ложатся стежки. Хотя ей уже двенадцать, мама убеждена, что она бедная крошка, которая в состоянии выполнять лишь самую простую работу. Разумеется, когда двенадцать было мне, она так не думала.) Кое-кто из соседей отдаёт чинить вещи швее, но мама говорит, что это пустая трата денег.

«У меня самой дома три прекрасные швеи», – заявляет она и смеётся, будто это удачная шутка. Я сказала ей, что с радостью обошлась бы без этой ужасной новой шляпки, если бы это помогло скопить денег на швею, но она ответила, что новая шляпка мне нужна для школы и, кроме того, она вовсе не ужасна (что неправда).

В общем, мы сидели у камина, закрепляя несколько почти оторвавшихся от моей самой нелюбимой блузки пуговиц (я), подшивая подол юбки (Филлис) и штопая прореху в полотенце (Джулия – думаю, она нарочно их рвёт, чтобы на вечер всегда оставалась лёгкая работа и у мамы не было соблазна выдать ей что-то посложнее, вроде кружевной юбки). И тут врывается Гарри со своим другом Фрэнком Ньюджентом (который вечно появляется в нашем доме, я бы сказала, каким-то загадочным образом, словно из ниоткуда) и ШВЫРЯЕТ КУЧУ СВОИХ ВОНЮЧИХ НОСКОВ ПРЯМО МНЕ В ЛИЦО.

– На-ка, заштопай, – велел он, мерзко хихикая.

Фрэнк хихикать не стал. По правде говоря, он выглядел слегка смущённым.

– По мне, Гарри, это немного… – начал он, но в этот момент вошла мама.

– Гарри бросил в меня эти гадкие носки! – завопила я.

– Я просто сказал, что их нужно заштопать, – безмятежно возразил Гарри.

Выражение его лица было совершенно невинным: никогда не подумаешь, что всего несколько секунд назад он злорадно швырялся носками.

– Часть из них даже нестираная! – возмутилась я. – Воняют ужасно!

– Гарри, ты не должен кидать носки в сестру, – строго сказала мама.

Я бросила на Гарри торжествующий взгляд. Но мой триумф оказался недолгим, поскольку мама тотчас же взяла серый носок и первым делом проверила пятку: та была сношена практически до дыр.