Антон закрывает глаза, стараясь справиться с эмоциями, плещущимися внутри. Он рвут его части, разъедают, словно серная кислота и причиняют жуткую боль.
— Есть еще одна плохая новость, но об этом я должен сказать и девушке лично, — внутри Миранчука все еще сильнее холодеет, и он жмурится сильнее, будто пытается исчезнуть и не слушать того, что с его любимой девочкой может еще что-то случиться страшное. — Молодой человек, поезжайте домой. Сегодня вам все равно никто не разрешит навестить девушку. Поэтому отдохните и приходите завтра ближе к одиннадцати часам, сможете?
— Конечно, — севшим голосом отвечает Антон. Его переполняет чувство того, что завтра он будет винить себя еще сильнее.
***
Вика очнулась в палате, куда ее перевели ранним утром. Белые стены были слишком яркими и слепящими, и очень сильно давили на голову. Складывалось впечатление, что девушка заперта в коробке. Небольшое движение, и в вену вновь, как некоторое время назад, впивается игла от капельницы. Девушка жмурится, понимая, что второй раз оказаться в больнице за столь короткий срок — это уже слишком.
Она пытается немного приподняться, чтобы удобнее прилечь, когда низ живота, словно разрезает резкая боль. Новикова, не сдерживаясь, вскрикивает, а через мгновение в палате оказывается медсестра.
— Осторожнее, пожалуйста. Вам нельзя делать резких движений, пока полностью не придете в себя, — медсестра аккуратными движениями укладывает Вика обратно, попутно проверяя, правильно ли расположена игла. — Я сейчас позову вашего лечащего врача, — она почему-то слишком старательно прячет взгляд, словно что-то скрывая, но Вике все равно. Ее волнует только два вопроса: как она здесь оказалась и где Антон?
Медсестра убегает, а Новикова осматривает палату на предмет хотя бы сотового, чтобы самой позвонить парню, но ничего похожего и примерно нигде не лежит.
Доктор входит бесшумно, отчего пугает девушку своим появлением, будто из ниоткуда.
— Как вы чувствуете себя, Вика? — он уже знал, как зовут девушку и все остальное, что было бы важно для ее лечения.
— Нормально, наверное. Как я здесь оказалась?
— Вас привезли на «скорой». Вы пострадали в результате падения автомобиля, поднятого краном эвакуатора. Вашей жизни сейчас уже ничего не угрожает…
Его слова прерываются звуком открывающейся двери и появлением в палате Антона. Парень мало обращает внимания на мужчину и сразу бросается к Вике, затормозив уже около ее койки, осознавая, что сейчас ей точно нельзя делать резких движений.
Он присаживается на стул и находит ладонь девушки, сжимая ее в своей. Его сердце колотится, будто сумасшедшее, предчувствуя, что сейчас им поведают до невозможности ужасающую новость. Миранчук не спал всю ночь, ворочаясь на кровати и добивая себя различными мыслями. В его голову закрадывались догадки о том, что может произойти в случае такого выкидыша, но он очень старался в это не верить.
— Вашей жизни ничего не угрожает, — повторяет врач, словно решаясь, говорить или нет. Но говорить определенно стоит, ведь такое скрывать он просто не имеет права. — Вашего ребенка, к сожалению, не удалось спасти. Мы сделали все, что смогли.
Мир Новиковой распадается на части только от одной мысли, что тот ангелочек под сердцем, которого она уже успела полюбить, никогда не появится на свет. Из глаз девушки льются слезы, а она даже не пытается их вытереть. Ее жизнь в который раз рушится, и теперь уже точно капитальным образом.
Правда, врач еще не до конца огорошил девушку новостями. В его арсенале есть одна — куда более страшная и ужасная.
Антон видит, что мужчина собирается сказать то, чего он боится больше всего, и инстинктивно сжимает ладонь Вики еще сильнее, отчего даже делает ей больно. Но эта физическая боль ничто по сравнению с эмоциональной, которую испытывает Новикова. Парень кивает доктору, будто призывая того ничего не утаивать. Пусть лучше сейчас, когда он, Антон, рядом.
— Это еще не все, — Вика вздрагивает и понимает, что, кажется, не выдержит еще одного потрясения. — Из-за полученных внутренних травм, в вашем организме произошел сбой, — мужчина набирает в легкие больше воздуха, — вы больше не сможете иметь детей, только если произойдет чудо. Я сожалею.
========== Часть 15-1 ==========
Раньше Антону казалось, что ничего хуже новости, что он не сможет никогда играть в футбол после травмы и быть не может. Оказывается, это такая ерунда по сравнению с тем, что несколько секунд назад им поведал доктор.
Парень перевел взгляд на Вику, лицо которой побледнело, кажется, до такой степени, что попросту слилось с белой стеной позади кровати. Взгляд девушки не выражал ровным счетом ничего, кроме всепоглощающей боли. Глаза, излучающие радость и искрившиеся любовью всего лишь некоторое время назад, сейчас полностью потухли, и, казалось, даже не показывали никаких признаков жизни.
Осознание того, что Новикова больше никогда не сможет иметь детей, медленно въедалось ей в мозг и распространялось там, давило и убивало. Плакать не было сил, особенно перед Миранчуком, который так много сделал, чтобы из глаз любимой девушки больше никогда не лились слезы, но вышло в точности, да наоборот.
Доктор попрощался, выходя из палаты и оставляя ребят наедине. Не медля ни секунды, Антон подался вперед, заключая Вику в объятия. Честно, он сам еле-еле сдерживался, чтобы не зарыдать, ведь понимание того, что это он, именно он, виноват в том, что Новикова теперь бесплодна, било прямиком в сердце, причиняя почти нечеловеческие мучения. Чувство собственной никчемности расползалось по внутренностям, окутывая их диким холодом.
Вика прижималась к нему крепче, обнимая за талию, стараясь найти утешение в руках парня, которое всегда находила, согреваясь, казалось бы, в самый промозглый момент ее жизни.
— Прости меня, малыш, прости, пожалуйста, — шептал Антон, хоть внутри и прекрасно понимал, что такое простить вообще нереально. — Я виноват, это из-за меня…если бы я не оставил там машину…
Новикова отстранилась от парня, заглядывая ему в глаза.
— Антош, ты не виноват, — постаралась произнести девушка, но вышло плохо, а из ее глаз хлынули слезы, капли которых, словно камни падали, причиняя тупую боль внутри. Парень снова прижал девушку к себе, и теперь, кажется, уже и сам рыдал, что вообще за ним никогда не замечалось.
Сколько они просидели так, не шевелясь и не говоря ни слова, сложно было сказать. Они пытались, правда пытались смириться со страшной новостью, но слова доктора не желали выходить из головы и звучали в ушах, отдаваясь неприятным эхом.
Вечером, когда Миранчуку уже точно нельзя было оставаться в больнице, он, пообещал прийти на следующий день и попросил Вику не плакать. Она пообещала, правда, когда за парнем закрылась дверь, слезы уже лились из ее глаз нескончаемым потоком. Закрыв лицо руками, Новикова практически билась в истерике, пока медсестра не вколола ей сильное успокоительное. Хотелось верить, что наутро это все окажется просто страшным сном.
Но утром Вика проснулась в той же палате с ненавистно белыми стенами, и ничего совершенно не изменилось. Реальность снова накрыла ее с головой, забирая в пучину дикой боли и отчаяния. Девушка не винила Антона, она как всегда все брала на себя, ей так всегда было легче поддаться приступу самобичевания.
Выслушав от доктора, что это не приговор, и возможно действительно когда-то в жизни может случиться чудо, и как по волшебству что-то изменится в лучшую сторону, только Вика не верила, она уже вообще ничему не верила.
Стас приехал после завтрака вместе с Миранчуком, и заключив сестру в объятия, долго прижимал ее к себе, причитая о том, что все будет нормально. Сложно было понять, кого именно он успокаивает: себя или девушку.
Антон стоял в стороне, чувствуя себя в который раз лишним, но один взгляд в сторону девушки, и он уже никуда не уходит, а терпеливо ждет, как говорится, когда и сам сможет обнять Вику.
Вчера, вернувшись домой, парень не раздеваясь прошел на кухню, доставая из шкафчика над плитой початую бутылку виски, и сделал глоток прямо из горла, полностью игнорируя посредника в виде стакана, а также возмущенный взгляд Лёши, который вообще ничего не понимал.
