– Человек, за которого мы хотим выдать ее замуж, очень хороший. Какая разница: иракец он или иранец? Важен характер этого человека. Ради счастья дочери советуем тебе принять это предложение.

Отец продолжал находить какие-то оправдания и отговорки, а я стояла за дверью, как вкопанная, не понимая, как мне реагировать на услышанное. Я не знала, радоваться или, наоборот, беспокоиться. Я бывала на свадьбах и часто с девочками играла в невесту, но чтобы самой стать невестой… Об этом я еще никогда всерьез не думала. В голову сразу пришли тысячи мыслей, и я поняла, почему моя бедная мамочка так переживала и плакала.

После того как гости уехали, родители решили пообщаться друг с другом, а я не осмеливалась показываться перед ними и лишь ждала их вердикта. В те времена у девочек моего возраста не принято было спрашивать о замужестве. Они впервые знакомились со своими женихами лишь в день заключения шариатского брака.

Я играла во дворе с соседскими девочками, когда меня позвал отец:

– Фарангис, – сказал он, – иди приготовься. Нам нужно кое-куда съездить.

– Но куда?

– Я… – закашлял отец, – мы поедем в Ирак. Я хочу выдать тебя замуж. Собери свои вещи, пожалуйста. Завтра мы должны выехать в путь.

Сказав это, отец ушел, а я, в оцепенении стоя на месте, услышала раздавшийся из комнаты плач мамы. Своим разговором со мной папа хотел показать маме, что его решение окончательно.

Я не знала, что мне делать, мне хотелось возразить отцу и сказать, что мы с девочками еще не доиграли во дворе, что завтра нам нужно выставить наших куколок, а затем мы собирались поиграть с мальчиками. Но я так и не смогла ничего ему сказать…

Ночью я долго не могла уснуть и, уложив рядом с собой куклу, долго на нее смотрела. Лишь из-за постоянных требований мамы поспать я закрывала глаза, но каждый раз, украдкой их открывая, замечала, что она тоже не спит. Грусть мамы навевала тоску на меня, и мне тоже очень хотелось плакать. Она тихонько вытирала слезы своим покрывалом и неотрывно смотрела на меня. Я посмотрела на спящих рядом братьев и сестер и подумала: «Неужели я их больше никогда не увижу?».

Утром я проснулась от голоса мамы:

– Фарангис, вставай. Просыпайся, милая.

Она выглядела очень грустной и угрюмой, лицо было красным и отекшим от ночного плача и бесконечных мыслей. Пытаясь меня разбудить, она одновременно собирала сверток с вещами.

– Мамочка, я не поеду в Ирак, – неожиданно сказала я.

– Да накажет их Аллах! – взорвавшись, крикнула мама. – Не знаю, чего еще они хотят от нас! Фарангис, дорогая, подойди ко мне.

Я подошла к маме и увидела у нее в руках ткань.

– Это тебе. Я купила для твоей свадьбы. После нее ты будешь надевать этот платок. Меня уже не будет рядом, поэтому запоминай.

Прижав платок к груди и снова горько заплакав, она положила его в сверток к остальным вещам. Подарок мамы мне тогда очень понравился, и по своей детской наивности я стала думать о том, как же все-таки хорошо, что я стану невестой, ведь я смогу надевать такой красивый платок.

«Наверное, мне еще сошьют красивое платье под этот платок, – думала я. – И еще подарят красную курдскую ткань, которой покрывают голову невест».

– Фаранг! – раздался голос отца. – Вставай! Поешь чего-нибудь, чтобы мы уже могли отправляться в путь.

Я поела, выпила свой любимый утренний сладкий чай и отправилась к отцу, который, взяв меня за руку и избегая смотреть на маму, направился к выходу, где нас уже ожидали Акбар и Мансур.

– Не волнуйся, – сказал Акбар, обращаясь к моей матери. – Мы будем ухаживать за твоей дочерью больше, чем за нашей собственной.

– О мусульмане! – не сдержавшись, в слезах закричала мама. – Чего вы от нас хотите? Почему вы уводите от меня моего ребенка?!

– Фарангис, пойдем, – посмотрев на меня и все еще крепко держа за руку, сказал отец. – Мы должны идти.

Я положила свою куклу у двери и обняла сестер и братьев, которые, столпившись за дверью, смотрели на нас и плакали. Поцеловав меня, мама еле держалась на ногах; она прислонилась к стене и в слезах сползла на пол от бессилия. Я тоже не могла сдержаться и плакала, пока родственники один за другим подходили ко мне и прощались.

Отец шел впереди, держа в руках маленький чайник, немного хлеба и выцветшую сумку, которую он всегда брал с собой, когда ездил за покупками в город. Я же держала небольшой сверток, который дала мне мама. За дверями нашего дома стояли мои подружки, которые ждали, когда я приду поиграть.

– Фаранг, ты куда? – в недоумении спрашивали они, ступая за мной.

– Ты хочешь стать невестой? – спросил один из мальчиков.

– Да, – ответила я. – Мама сказала, что я хочу стать невестой, и еще она подарила мне очень красивый платок.

– Значит, ты больше не придешь поиграть с нами? – безнадежно спросила одна из девочек.

Сзади раздавались всхлипывания и стоны мамы, которая кричала:

– Пропади все пропадом! Я не допущу этого! Они хотят отобрать у меня дочь! Я умру без нее!

Горестный мамин голос, ее плач и потрепанный вид сжимали мое сердце, и я тоже не могла перестать плакать. Небеса слышали ее искренние материнские мольбы и молитвы.

– Не плачь, – успокаивали все маму. – Такова судьба твоей дочери. Все дочери рано или поздно должны выйти замуж.

– Я же не прошу, чтобы она вообще не выходила замуж, – не успокаиваясь, плакала мама. – Я лишь хочу, чтобы она жила рядом, а не так далеко.

По виду отца я понимала, что он все еще в сомнениях, он то плакал, то погружался в раздумья, но в итоге принял решение и посадил меня в машину. Вместе с ним и другими мужчинами мы отправились в путь. Я заметила, что у каждого из них при себе были пистолеты. Несколько раз я оглядывалась назад и смотрела на маму, которая не могла успокоиться и беспрестанно плакала, смотря на меня. Сердце разрывалось при виде ее страданий. В тот день я вообще не думала о себе, мне и в голову не приходило возразить своим любимым родителям, которые, как я была уверена, хорошо знают, что для меня лучше. Я хотела лишь слушаться их и делать все так, как нужно, чтобы они были счастливы.

– Не оборачивайся, – взяв меня за руку, сказал отец. – Не оглядывайся назад, дочка. Я хочу отвести тебя в Ханекин[4]. Там ты станешь невестой и будешь по-настоящему счастлива. Тебе уже больше не нужно будет работать, как раньше.

В ответ на слова отца я лишь опустила голову и, несмотря на желание попросить его не уводить меня никуда, все же не решилась ему возразить. Мне лишь хотелось, чтобы он не переживал за меня.

– Не волнуйся, папа, – сказала я. – Пойдем.

В дороге я не переставала слышать плач мамы. Казалось, любой звук природы доносил до меня ее голос. В душе я очень хотела отпустить руку отца и побежать обратно домой, но знала, что, если вернусь, папа не выдержит. Мы проходили мимо подножия моей любимой горы Чагалванд, где я не смогла сдержать слез и втайне от отца тихо плакала, пытаясь отвлечь себя разными мыслями и видом зеленой травы вокруг. В ту весеннюю пору землю покрывало множество только что распустившихся маленьких цветочков и цветов с большими ароматными бутонами. Я нагнулась к одному из них, сорвала и жадно вдохнула запах, подумав: если бы я сейчас была дома, как бы весело мы с девочками провели время.

Отец с Акбаром и Мансуром шли впереди, а я порой так отставала, что отец вынужден был оборачиваться и кричать мне:

– Фаранг, торопись! Не отставай, пожалуйста.

Дорога, которая шла через гору Чагалванд, была очень длинной, и, по словам отца, нам необходимо было преодолеть ее за два дня. В пути я не раз замечала его слезы, которые он изо всех сил старался скрывать, и сама, в свою очередь, не показывала ему, что тоже плачу.

Колючки без конца цеплялись за подол моего платья, и я думала: «Как будто они держат меня и не хотят, чтобы я уходила».

В полдень первого дня нашего пути рядом с горным источником отец сказал: