– Не обращайте внимание – эта коллекция вся звенит – по два раза пробивать приходится.
Они прошли к кассам, проделали необходимые манипуляции и переговариваясь вернулись обратно к выходу. Валентина пожелала посетительнице всего доброго и заверила что в этом магазине ей всегда рады и ждут снова, после чего и посетительница и Валентина окинули Колю такими взглядами, что ему захотелось помыться. Он даже машинально посмотрел в зеркало на витрине, испытав желание убедиться нет ли на его лице грязных пятен.
Стоило Валентине углубиться в центр зала, как перед Колей вырос Саша. Именно вырос, потому что того, как он приблизился Коля не заметил. Саша сказал, что закончил обедать и теперь Коля тоже может перекусить. Все местные обедали в фудкорте на третьем этаже, но Коля узнал об этом только что и уже притащил с собой контейнер с гречкой и парой сосисок.
Когда с мыслью «не пропадать же добру!», Коля дожёвывал сухую гречку запивая ее несладким чаем, попутно размышляя о том, что забыл купить сахар, в подсобку вошла Валентина и внесла тяжелую по виду коробку. Коля вздохнул и отодвинул от себя контейнер, определив, что уже не сможет впихнуть в себя остатки обеда. Коробка упала на пол с громким хлопком, вслед за ним послышалась недовольная болтовня Валентины.
– Некому помочь девушке с тяжестями…
Коля уже было подумал, что Валентина сейчас же выйдет, но не тут-то было. Она уставилась на него и округлив глаза, приблизилась с явно агрессивным намерением, склонилась и громко натужно прошептала:
– В следующий раз не тупи! Коля, такие как она не воруют! Если растерялся нужно сразу звать управляющую – понял?
Управляющую Коле захотелось позвать немедленно, ведь теперь он почувствовал себя словно в свои семь лет на детской площадке. Тогда, они с матерью только что переехали в новый дом и ему пришлось знакомиться с местными детьми. Дети оказались, как полагается, злыми и взяли его на слабо, утверждая, что он не сможет подтянуться на турнике три раза. Когда он не смог, его назвали слабаком произнося это слово на манер звучания сирены скорой помощи, пяля на него свои круглые оголтелые глаза.
Вдруг взгляд Коли заметался плечи вздрогнули и чуть приподнявшись с места он ударил Валентину по правой щеке тыльной стороной ладони.
Валентина обмерла приложила руку к ушибленному месту и плюхнулась на стул от чего его хромированные ножки резко скрипнули на кафельном полу.
Коля вскочил и вышел прочь из подсобки. В попытке отделаться от дрожи, коснувшейся губ, зажал рот ладонью делая вид будто его утирает, быстро прошел через магазин и ринулся к уборной. Закрывшись в кабинке Коля сел на крышку унитаза и зажмурив глаза прижал руки к лицу. В раздраженном пространстве ума носились холодные призраки страхов и сожалений, время от времени бросаясь яркими вспышками, поднимая со дна памяти обрывки и клочки давно минувших событий.
Первым в сопровождении гулкого эха, словно запаздывающего за движением картинки голоса, показался образ давнишней соседки по площадке Дины Альбертовны. Самому Коле в этом моменте было около десяти: – «Ты говори ему Наташа: что девушек бросать нельзя, нужно их уважать и отдавать деньги, – со смехом советовала Дина матери Коли, – Глядишь и невестка благодарна будет – тебя на старости лет не бросит, за то, что такого мужа ей воспитала!». Следующим выскочил образ Виктора – вечно поддатого соседа-холостяка с первого этажа. Он с улыбкой протянул Коле горсть шоколадных конфет «Чио-чио-сан» и уложив их во вскинутые ладони Коли, сказал: – «Я-то хоть понимаю с кем общаюсь, а тебя эти бабы с самого детства виноватым сделали…». Было не разобрать произнес ли он это с какой-то больной растерянной насмешкой или таким же сожалением, но от того что Виктор при этом смотрел в даль складывалось впечатление невозможности с этим что-либо поделать в любом случае. Виктору можно было верить, ведь старухи у подъезда называли его: бабником, выпивохой и алиментщиком, а для того чтобы заслужить такие определения наверняка нужен опыт. Но Коля верил ему не поэтому, тем более в свои девять лет он очень абстрактно представлял значения этих слов, а верил потому что это был единственный мужчина в округе, действия которого не раздражали Колю, к тому же ему казалось, что именно так себя ведут нормальные мужчины. Как только образ Виктора угас, его место заняло целое слайд-шоу из высказываний его матери. «Ты не должен обижать девочек! Она же девочка – уступи ей! Девочкам нужно помогать – это слабый пол! Открывай двери перед девочкой – так поступают воспитанные люди. Не повышай на нее голос – она же девочка! Ты любишь маму – значит должен уважать девочек – мама тоже девочка…Если обидишь девочку тебя заберут в тюрьму!».
Отбившись от приступа, Коля вышел из кабинки и замер у зеркала над раковиной. Он не мог понять, что с ним произошло, как не силился это сделать. Вместо неких интеллектуальных определений случившегося, на осознанный план выступали только эмоции, так словно сочась из-под пробки, закрывающей доступ к общей ясности его действий.
– Псих-сука! – громко шепнул Коля и на место растерянности пришла злость.
В туалет вошел посетитель и хлопок закрывшейся за ним двери, похожий на долгий громкий выдох, подействовал на Колю отрезвляюще, вернее заставил собраться. Он умылся, утерся бумажным полотенцем и вернулся на свой пост у дверей.
Теперь его обуревал страх ответственности за оплеуху Валентине, даже больше чем стремление понять причину этого поступка. Он почти не смотрел в зал магазина и все ожидал, что сейчас Валентина пожалуется Саше, он его сдаст их общему начальнику и может быть изобьет перед этим? Потом конечно будет заявление в полицию, суд и черт знает, что еще. Хотя совсем скоро Коля даже слегка разочаровался в своих познаниях об окружающем мире и человеческой психологии. Вернувшейся с перекура Саша не только не собирался его бить, но, как ни в чем ни бывало стал рассказывать ему какую-то из своих историй о поездке в Финляндию на машинах с друзьями, а Валентина спокойно стояла за кассой, последовательно пропуская очередь из покупательниц, время от времени улыбаясь.
«Может быть это галлюцинация? Может быть это произошло только у меня в голове?», – раздраженно размышлял Коля. Это предположение набрало дополнительной убедительности, когда вечером перед закрытием магазина, Валентина попрощалась с ним и Сашей уделив каждому из них отдельное «пока!». От этого ее «пока!» в свой адрес, не снабженное при этом проклятьем или пожеланием отсохших рук, Коля испытал кратковременное облегчение за не совершённое действие, но и навалившуюся вслед за ним меланхолию по своей безвременно пропавшей психике. Что-то вроде той что испытывала «домомучительница» Фрекен Бок из сказки Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон, который живет на крыше», только на мужской манер: «…а я сошел с ума – какая досада!».
С тех пор, как Коля назначил себя сумасшедшим, прошло четыре дня. «Удивительно как преобразился окружающий мир за это короткое время! Стоило спятить раньше!» – размышлял Коля. Он и не знал, что все время до этого, имел запрет на мысли, точнее на некоторые их направления. «… а теперь уж поздно – с сумасшедшего взятки гладки, и я тут бегаю пока что-нибудь не отколю и меня не упекут в комнату с мягкой обивкой в «желтом доме»! А пока не упекли могу думать, что хочу!» – с насмешкой рассуждал Коля. А думал он, как полагается двадцати двух летнему парню, в основном о женщинах (странно что не думал раньше или думал, но каким-то глубинным подавленным мышлением). Этих мыслей оказалось так много, что они не могли выдержать четкой последовательности и лезли одна на другую, а в контексте того, что их содержания было исключительно эротическим, фраза: «лезли друг на друга», касалась и персонажей этих самых мыслей.
«Отторгнутые рамки условностей», сковывавшие сознание, отступили и глаза Коли наполнились глубоким и прямым взглядом, как у ребенка, время от времени отливая блеском юродства. Напарник Саша заметил это первым. Он очевидно имел солидный опыт в общении с заложниками измененных состояний сознания и сначала никак не выдал своих подозрений относительно Коли, чтобы лишний раз его не раздражать, вместо этого предпочел просто наблюдать за ним внимательней обычного.
